Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи
Старичок в углу купе хрипло закашлял.
— Хочешь спать? — спросил Рамуш.
— Да…
— Садись сюда, — сказал Рамуш, указывая место рядом с собой. — Прислонись к плечу и поспи.
Мария послушалась, прикорнула рядом на скамье, спиной к нему и накрыла ноги жакетом. Старик снова закашлял. Поезд остановился и долго стоял, издалека доносилось шипение паровоза, спускающего пары. Потом поезд начал набирать ход. Уставшая от событий дня, вагонной тряски, Мария впала в забытье, ни о чем не думала и не вспоминала. На глухом полустанке старик вышел. Они остались вдвоем, полумрак купе убаюкивал ее. Сколько раз в полудреме она устраивалась поудобнее, прижимаясь теснее к Рамушу! Он положил подбородок на ее голову, и она не воспротивилась.
— Спишь? — шепнул Рамуш.
— Что?
Рамуш отпустил руку, лежавшую на плече, и повернул ее лицо к себе. Мария не сделала никакого движения, чтобы остановить его. Внезапно его красивое лицо оказалось совсем близко, и даже в полутьме ее поразило что-то незнакомое, влекущее и властное. Вдруг, будто услышав чей-то приказ, она высвободилась и отстранилась. Рамуш попытался удержать ее, но Мария резким движением сбросила его руку:
— В чем дело?
Сидя рядом, они несколько секунд смотрели друг на друга. Потом она встала, перешла на прежнее место напротив и устроилась на скамейке. Рамуш не проронил ни слова. Он скрестил руки, откинул голову к стенке, закрыл глаза, казалось, что он спит, покачиваясь в такт вагону.
«Как можно?» — спрашивала себя Мария. То ли от случившегося, то ли от ночного холода, ее пробирала дрожь.
Она не смогла бы сказать, что на нее больше подействовало: поведение ли Рамуша или то, что она не испытывала ни стыда, ни возмущения. Да, ни стыда, ни возмущения. В этот момент, как ей казалось, она чувствовала только жалость к своему спутнику.
6
На рассвете они сошли на пустынной станции. Дул холодный ветер, белый туман повис на крыше и на стройных эвкалиптах, выстроившихся вдоль полотна. Через калитку вышли на дорогу и через несколько метров встретились с Антониу.
Мария прошла вперед, а двое товарищей, разговаривая, следовали за ней. Антониу уже связался с местными организациями и отдельными товарищами, наметил опорные пункты для распространения литературы. Организация, которую ему предстояло контролировать, оказалась намного больше и сильнее, чем весь сектор, которым он занимался до этого. Антониу чувствовал неловкость за свою прошлую работу, настолько слабой и ничтожной она выглядела по сравнению с тем, что его ожидало.
Он удивлялся, как Важ за полгода не только создал и развил все здешние организации, но и направлял организации, которыми будет заниматься Паулу, и к тому же наладил широкую сеть, охватывающую все крестьянское движение сектора; последний остается под руководством Важа.
— Как Важу удалось столько сделать? — спросил Антониу у Рамуша. Этот вопрос он задавал себе уже не раз.
— Важ, дружище, не человек, а буйвол, — ответил Рамуш.
Антониу особенно выделил одну из организаций в крупном промышленном центре, членами ее бюро являлись Перейра, Гашпар и Жерониму, стойкие и грамотные активисты. Во многих вопросах у них было больше опыта, чем у самого Антониу, именно в этом заключалась трудность руководства ими. Теперь Антониу стало понятно, почему Важ не хотел передавать ему эту организацию.
— Не можешь же ты охватить все, — возражал Рамуш. — На тебе и так основная работа с крестьянскими массами, а эта организация по качеству кадров и работы прочно стоит на ногах и не нуждается в твоей помощи.
Важ смирился, но Антониу понимал, как больно тому расставаться с подобными людьми.
— Я никогда не работал с такой хорошей организацией, — сказал Антониу.
— Одна из лучших в партии, — согласился Рамуш.
— Гашпар — прекрасный организатор.
— Да, он хороший товарищ.
Чуть впереди в тумане шагала Мария, уставшая, сонная, подавленная событиями последних суток. «Они когда-нибудь кончат разговоры?» — думала она и продолжала идти, прислушиваясь к голосам и шагам за спиной. Станция давно осталась позади, когда в слабых лучах рассвета она увидела белые пятна домов. «Здесь?» — подумала Мария и обернулась к товарищам. Их силуэты приближались в тумане. Рядом с Антониу Рамуш казался еще выше и шире в плечах.
— Шагай, шагай, — сказал Рамуш.
Через добрых полчаса Рамуш окликнул ее. Когда мужчины подошли, Мария увидела свой чемодан в руке Антониу. Рамуш положил руку на плечо Марии, похлопал Антониу по спине:
— Обращайся с ней хорошо, слышишь?
Рамуш протянул ей руку.
— Вот и все. Прощай. — Потом повернулся и зашагал быстро и решительно.
— Пойдем, — сказал Антониу.
Мария пошла рядом с ним.
7
Километрах в пяти от станции они присели на откосе, откуда хорошо была видна железная дорога. Дом находился близко, но они ждали, пока пройдет утренний поезд, чтобы будущие соседи подумали, что они приехали с ним.
Мария больше не задавала себе вопросов, которые ее так волновали: «Каким будет дом? Где он расположен? Кто будут ее соседи?» Она даже не торопилась рассмотреть товарища, с кем будет жить и работать в этом доме. Заметила только, что у него усы. Она желала скорее прийти, закрыть глаза и уснуть.
Антониу был немногословен. Иногда заботливо и внимательно он спрашивал: «Ты устала? Ты вчера что-нибудь ела? Поспала в поезде? Ноги болят? Замерзла?» Мария отвечала односложно: «Немного. Ела. Вздремнула. Слегка. Нет».
Пронеслась громада поезда, оставив за собой рваные клочья пара, смешавшиеся с туманом. Клочья цеплялись за деревья и опускались на землю. В сотне метров поезд остановился, дав жалобный свисток.
— Можем идти, — произнес Антониу.
Около домов он попросил остановиться, нырнул в узкий проход и вернулся с тяжелым чемоданом.
— Я понесу чемоданы, а ты мой портфель.
Мария хотела сама нести свой чемодан.
— Потом, потом. Когда я устану, я тебе скажу.
По словам Антониу, дом находился недалеко. Наверняка он подбадривал ее. По тропинке они вышли на песчаную дорогу, изрытую ямами, потом снова на тропинку, оставив позади одинокие домики, обошли стороной две деревушки, а Мария все не слышала слов, которых больше всего ждала: «Вот здесь», а только тяжелое дыхание Антониу.
— Давай я понесу чемодан.
— Пока не надо. Когда устану.
Он уже несколько раз ставил чемоданы, чтобы поменять руку. По голосу и походке видно было, что ему тяжело. Наконец он, запыхавшись, сделал привал. Тут Мария впервые на него посмотрела и встретилась взглядом с его улыбающимися из-под шляпы глазами. Поля слишком большой для него шляпы почти закрывали лоб.
Впереди на обочине дороги, по которой они шли, стоял навес, опиравшийся на почерневшие от времени и непогоды бревна. Несколько человек сидели под навесом. Один читал газету. Невысокий мужчина в рубашке, увидев подошедших, вышел к ним.
— Сегодняшним? — спросил он.
— Да, мы только что приехали.
— Пришел по расписанию?
— На пять минут опоздал.
Когда Антониу приезжал снимать дом, этот человек помог ему, проводил до деревни и угостил потом вином из своего погребка.
— Это ваша жена? — спросил он сейчас.
— Да, — ответил Антониу и заметил, что Мария покраснела.
— Она чувствует себя лучше? — поинтересовался собеседник, так как Антониу объяснял их переезд сюда плохим здоровьем жены.
— Спасибо. Лучше.
Мужчины из-под навеса наблюдали за группой. Тот, кто читал газету, был странный тип, обросший, в лохмотьях, с огромными дырами, будто сделанными нарочно, чтобы показать пухлые руки и жирную волосатую грудь. Он нагло оглядывал Марию с ног до головы и, не обращая внимания на то, что друзья ждут, когда он продолжит чтение, следил за ней взглядом, пока она не скрылась из виду.
В деревне из домов появились любопытные. Одна женщина поздоровалась с Антониу. Двое мальчишек пошли с ним рядом. Наконец Мария услышала слова, которых ждала с нетерпением:
— Вот здесь.
Она увидела низенький домик с узкой дверью и окном на улицу. Антониу вставил ключ в дверь. Раздался скрип заржавевших засовов. Антониу взял чемоданы и, заметив растерянность и нерешительность Марии, сказал:
— Входи.
В кухне Мария опустилась на табуретку и смущенно огляделась.
Дом внутри был очень тесный, со скромной обстановкой: две кровати, два стола, три стула, три табуретки — вот и вся мебель. Деревянные двери Приятно пахли смолой, стены были свежевыбелены. Антониу еще раньше привез посуду и кое-какие продукты, а сейчас, в тяжелом чемодане, — постельные принадлежности, сняв тем самым часть забот с Марии.
Но больше всего Марию беспокоило чувство стеснения, охватившее ее в этом тесном доме наедине с незнакомым молодым человеком, который представил ее своей женой. Неловкость усугублялась тем, что Антониу испытывал то же самое. Оба выглядели пристыженными двусмысленностью своего положения, в каждом движении и слове сквозило это. В доме, кроме кухни, было две комнаты, одна выходила на улицу, другая во двор, обнесенный забором. Антониу решил поселиться в задней комнате, где он сможет работать и принимать друзей. Одна и та же мысль не давала им покоя: для соседей они должны играть роль мужа и жены. Подавленные, они молчали.
