Кэролайн Левитт - Твои фотографии
Сэм кивнул.
— А мамочка была ранена, — пробормотал он.
— Мама умерла, — вздохнул Чарли.
Сэм вывернулся из его рук и вонзил ложку в хлопья.
— И вовсе нет.
— Машины столкнулись…
— Я это знаю, — перебил Сэм, выпустив ложку. — Сам все видел.
Он встал и подошел к раковине, повернувшись спиной к Чарли. Тот смотрел на сына, пытаясь справиться со своей скорбью. Наконец подошел и осторожно повернул Сэма лицом к себе. Глаза мальчика были зажмурены, и Чарли попытался оторвать его ладони от ушей.
— Взгляни на меня.
Сэм открыл глаза.
— Я видел ее после аварии, — прошептал он.
— Сэм, ты не мог ее видеть. Просто не мог.
— Видел! Я был там, а ты — нет. И все знаю!
Сэм упрямо сжал губы в тонкую линию.
— Я больше не голоден. И не буду есть.
Чарли подождал, пока Сэм выйдет, выключил телевизор, рухнул на стул и закрыл лицо руками. Что будет с Сэмом, когда тот поймет, что мать мертва? Когда узнает, что такое скорбь? Разве так уж страшно, что Сэм упорно не хочет ничего знать? Что бы ни отдал Чарли, лишь бы оказаться на его месте!
Сотовый зазвонил, и Чарли непроизвольно потянулся к нему. Его мать. Друзья.
— Мистер Нэш, — послышался раздраженный женский голос, — уже почти десять.
Он прижал к уху холодный пластик.
— Чарли, вы собирались приехать или нет?
Окончательно растерявшись, он взглянул на календарь, висевший на двери. На большой фотографии был изображен мяукающий котенок. О Господи, ведь сегодня понедельник! Работа и школа и повседневная жизнь, и он собирался отремонтировать и обставить кухню Ливерсонов. Дубовые шкафы, яркие изразцы. Появилась ли уже его команда? Эд никогда не беседует с клиентами на личные темы. А Чарли не предупредил Эда, что не приедет.
— Моя жена… — начал он и осекся. Как это сказать? — Несчастный случай, — выдавил он наконец.
На том конце повисло такое всеобъемлющее молчание, что он уже подумал, не повесила ли женщина трубку. Но потом услышал ее дыхание.
— Боже, — обронила она.
— Бригада уже там? — спросил он. Очевидно, она протянула трубку Эду.
— Я не знаю, с чего начать, — пробормотал тот.
— Прошпаклюйте стены. Шпатлевку уже должны завезти.
Он взглянул на блокнот, висевший рядом с телефоном, перелистал страницы и увидел почерк Эйприл: «Библиотека. Обувной магазин».
— Пожалуйста, сделай все возможное! — выпалил он, не в силах сосредоточиться, и не зная, что делать с блокнотом, положил его в ящик кухонного стола.
Чарли со страхом ждал приступа астмы у Сэма, поскольку сильные эмоции могли запустить ужасный механизм, но Сэм спокойно читал в столовой.
— Ты в порядке, парень? — спросил Чарли. Сэм кивнул.
Астма непредсказуема. До четырех лет Сэм был абсолютно здоров, потом стал покашливать, и не успели они оглянуться, как оказались в приемном покое.
Доктор осмотрел Сэма, послушал дыхание и велел принести аппарат.
— Это ингалятор. Вдыхай глубже, — велел он, передав Сэму наконечник. Сэм, белый как полотно, дышал, кашлял, чихал… плечи непрерывно двигались вверх-вниз.
— Астма, — сказал доктор. — Хорошо, что вы его привезли.
— Астма? — потрясенно повторил Чарли.
Доктор что-то нацарапал на карточке. Посмотрел на Сэма, все еще державшего наконечник, откуда вырывались клубы пара, прерывавшиеся только когда Сэм делал глубокий вдох. Бедняга выглядел таким напуганным!
Эйприл крепко обхватила себя руками. Чарли поспешно схватил несколько шпателей и, сделав из них некое подобие фигуры, «зашагал» по ноге Сэма. Тот несмело улыбнулся.
— В нашей семье ни у кого не было астмы, — тихо сказал доктору Чарли. Тот пожал плечами.
— Это не обязательно передается по наследству. Астма — аутоиммунная болезнь, и никто не знает причин ее появления.
Он выписал рецепт, и хотя Эйприл протянула руку, отдал его Чарли вместе с брошюрой об астме.
— Можете вернуться домой и вылезти из пижамы, — усмехнулся он. — И возьмите это.
Он вручил Чарли голубой ингалятор в футляре с таким видом, будто награждал призом. Чарли взял сына на руки, и шпатели посыпались на пол.
В ту ночь они лежали без сна, обнявшись, и разговаривали. Как подобное могло случиться столь внезапно? Почему они ничего не замечали? Эйприл не прикоснулась к солонке, не сделала глотка спиртного с тех пор, как забеременела. Мало того, заставляла себя гулять каждый день, чтобы малыш дышал свежим воздухом. Принимала витамины и выполняла все предписания доктора. Почему ее мальчик задыхается?
Чем старше становился Сэм, тем яростнее атаковала астма. Но дело было не только в болезни. Она заставляла его чувствовать себя другим. У родителей разрывались сердца, когда они видели, как ему хочется играть с друзьями и их собаками, но он только засовывал руки поглубже в карманы, зная, что нельзя прикасаться к животным. Больно было смотреть, как на чужих днях рождения Сэм не имеет права съесть кусочек торта, потому что у него аллергия на шоколад.
— Это невозможно! — твердила Эйприл.
В семь лет Сэм в слезах вернулся домой: его не взяли в школьную футбольную команду. Эйприл отправилась в «Блу Капкейк» и убедила хозяев спонсировать команду.
— Я буду вести всю документацию, отвечать за рекламу, а за это хочу, чтобы Сэм был в команде, — заявила она. Команда разрешила Сэму подносить воду игрокам, и он был так счастлив, что даже спал в футболке с логотипом «Блу Капкейк». Эйприл принесла в дом двух маленьких голубых рыбок в стеклянной чаше и поставила на комод.
— Кому нужны кошка или собака? Ты единственный, у кого есть эти редкие красавицы, — заявила она.
Сэм удивленно приоткрыл рот, и Эйприл обняла сына.
— Подумаешь, астма, — отмахивалась она. — Почему мы должны позволить ей мешать нам жить?
Когда он задыхался, она рассказывала ему историю о принце и нищем, говоря разными голосами за героев. И строила гримасы, пока Сэм не начинал улыбаться. Чарли обычно стоял в дверях, наблюдая за ними.
— Ты поразительна, — шептал он жене, когда та выходила в другую комнату. Но Эйприл только пожимала плечами.
— Это сын у нас поразительный!
Когда Сэму стало хуже, Эйприл принялась шарить в Интернете. Звонила докторам, целителям и чародеям. Однажды она сообщила Чарли, что какая-то целительница сказала, будто респираторные проблемы возникают у мятущихся душ.
— Что за вздор! — возмутился Чарли. — Сэм счастлив и радуется при виде расцветшего одуванчика!
— Но она сказала, что души не уверены, хотят ли остаться на земле. Дыхание — гарантия того, что мы остаемся здесь, на этой планете.
Чарли передернуло.
— Нужно дать ему стимул остаться с нами. Женщина говорит, что я его мать и знаю, как себя вести.
Чарли отнесся к сказанному скептически. Но в ту ночь он проснулся, а Эйприл рядом не было. Он нашел ее в детской. Она сидела рядом со спящим Сэмом и держала его за руку.
— Пожалуйста, останься, — повторяла она шепотом.
Он сел рядом, и она положила голову ему на плечо.
— Попроси его остаться.
Эйприл читала статью за статьей о том, что доктора не всегда знают, как правильно лечить больных.
— Они могут ошибаться. Поставить неверный диагноз, — заявила она Чарли.
— Он должен наблюдаться у доктора, — твердил тот. — У него хроническое заболевание.
— Я не возражаю. Просто говорю, что доктора не боги, как они хотят нас уверить. Нам нужно думать и своими мозгами.
Чарли вспомнил, как болел в детстве, но отец всегда поднимался в шесть, чтобы идти на работу, а мать заставляла горничную ухаживать за ним. Заглядывала в комнату, здоровалась и восклицала:
— Я не зайду. Не хочу заразиться!
И исчезала.
Пусть Эйприл увлекается теориями, которые Чарли считает безумными. Но все же заботится о Сэме. Все знали, как она любит мальчика.
Чарли избавился от штор в комнате Сэма, а также ковров, книг, всего, что собирало пыль. Убрал из шкафов еду, способную вызвать приступ, а когда Сэм горько плакал, Чарли обнимал его и обещал, что поведет в кино.
Однажды Эйприл дала ему ингалятор «Палмикорт». Вдохнув, Сэм прижал руку к груди.
— Мое сердце скачет, — пожаловался он. Эйприл немедленно отвезла Сэма в больницу и вызвала Чарли. Тот примчался и увидел ее, бледную, дрожащую, привалившуюся к стене.
— С ним доктор, — прошептала она. Сэму пришлось остаться в больнице на три дня. Он словно затерялся в большой постели, огражденной от внешнего мира голубыми полосатыми занавесками, но Эйприл отказалась покидать его. И говорила только о том, что души некоторых людей уходят, поскольку не уверены в том, хотят ли остаться. Может, астма Сэма — способ выражения его нежелания оставаться с ними? Но почему? Чего она не смогла ему дать? Неужели этого недостаточно?
