М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2
- За субботники плати! - крикнула Анжелика. - Согласия моего нет - задаром давать. Дурочку нашли, ага! Открытое общество! Кто хочешь, придет - и засунет!
Анжелика приняла из рук Валерия Пияшева деньги, поместила их за голенище белого сапога.
- Сейчас тебе весь кафель разобьем, ага, - сказал Анжелика, - все здесь расколотим, никакой Сахаров не починит.
Кузнецов с девушкой спустились на улицу, черный джип сопровождения банкира Щукина стоял у подъезда, рослые молодцы дремали в салоне. Кузнецов свернул в подворотню, пересек двор с тощими тополями, перешагнул низкий забор, вышел на тихий перекресток. Анжелика бежала рядом.
- Такси возьмем? - спросила она. - В ресторан поехали, есть хочется, а денег навалом. Мне девочки про «Ностальжи» рассказывали. Устриц хочешь? Один мужчина говорил, они потенцию повышают. А я еще лобстеров люблю.
- Сначала пешком, - сказал Кузнецов, - машины искать станут. Погуляем, потом на метро сядем. Ко мне поедем - куда еще ехать.
Через два часа они доехали до квартиры Кузнецова в Сокольниках.
IV
Кузнецов и Анжелика вошли в дрянную комнату в пятом этаже бывшего доходного дома. Коммунальные квартиры дома уже давно усердно расселяли - по этажам суетились риэлторы, будоража воображение жильцов отдельной жилплощадью. Риэлторы заходили в квартиры, объясняли жильцам выгоды будущей жизни и невозможность этих выгод избежать. Берите, пока дают, - а опоздаете, пеняйте на себя говорили риэлторы, и им верили. Единственный жилец, не подозревавший о переговорах и не имевший твердых взглядов на будущее, был Кузнецов. Он не присутствовал ни на одном собрании обитателей квартиры, домой являлся пьяный, падал на диван и засыпал. Соседи не торопились информировать его по понятным причинам: неизвестно, что взбредет в хмельную голову грузчика, возьмет и потребует себе апартаментов на Кутузовском проспекте, и пропало дело. Риэлторы предупреждали, что аппетиты должны быть умеренные - на всех хороших квартир не хватит. Имела смысл при таких обстоятельствах беседовать с алкоголиком? Ясно, что не имело.
Однако, увидев Кузнецова с женщиной, соседи решились на разговор. Кузнецов был вызван в общую кухню для объяснений - причем собрание жильцов сидело на табуретах, Кузнецов стоял в дверях, Анжелика заглядывала в кухню через его плечо.
- Она тебе кто? - спросили соседи устами пенсионера Бесфамильного.
- А твое какое дело? - ответил Кузнецов.
- А могу поинтересоваться.
- Ну, интересуйся.
- Интересуюсь вот. Вместе живем, надо друг про друга все знать. Вдруг воровку привел.
- Сам ты вор, - сказала Анжелика из-за спины Кузнецова, - у меня, может, больше твоего накоплено. Ага, воровку нашли. У меня деньги трудовые.
- Жена, - сказал Кузнецов, - успокойся, Бесфамильный.
- Женился, значит?
- Значит, так.
- По закону?
- По закону.
- Ну, ты, парень, ловкач. Всех обошел. Значит, теперь требования повысишь?
- Какие требования?
- Ну, тихоня. Тихо-тихо, а дела лучше всех устроил.
- Тебя не спросил, - сказал Кузнецов, - взял да женился.
- Вот ты, значит, какую стратегию задумал. Мы уродуемся, переговоры ведем, на нотариуса потратились, а он взял - и женился. Ловко. И жить она с тобой будет?
- А почему ж нет?
- Ловко.
- Тебе что за печаль? На твои метры кровать не поставлю.
- А нас расселяют - не в курсе? Не интересуешься жизнью квартиры? Такие вот равнодушные люди, как ты, все портят. Наплевать тебе на других. Поинтересовался бы, как да что.
- Ну и как?
- А так, что получит каждый жилец по новой квартире, понял? У меня, допустим, две комнаты - мне, стало быть, двухкомнатная квартира положена. Все по-честному. А тебе комнату в другой коммуналке предлагают. Не хуже будет, чем эта. Понял?
- А мне - зачем?
- Как это - зачем?
- Мне и здесь хорошо.
- Или вон - однушку бери в Коровино-Фуняково. Не хочешь? Так и знал, что с тобой проблема выйдет. Ненадежный ты человек, пьющий. А теперь еще и жену завел, ловко придумал. Теперь, значит, тебе и однокомнатной мало будет.
- Ничего мне не надо, - сказал Кузнецов, - отвяжись, Бесфамильный.
- А почему это - нам однокомнатную? - сказала Анжелика. - Законов таких нет - семье однокомнатную давать. А если ребенок? Двухкомнатную нам надо, не меньше. Тем более ребенок у меня уже есть, ага. Дочка маленькая. Он ей куклы покупает. И еще одного ребенка заведем. А если разнополые будут? Нам трехкомнатную надо, вот что. Правительство о матерях заботится. Хитрые какие, однокомнатную предлагают. А может, я буду мать-героиня, тогда что?
- Так я и знал, - горько сказал пенсионер Бесфамильный, - в последний момент Кузнецов нам подлянку устроит. Ну, ничего, Кузнецов, и на тебя управа найдется. Расскажем, какие ты здесь оргии устраиваешь.
- Умные какие. Ну и мы не дураки. Защиту найдем, ага. Я профессора знаю, он открытия делает, про него в газетах пишут. Пропечатает, какие вы нечестные.
Анжелика вышла из-за спины Кузнецова и предстала перед соседями во всем своем великолепии - белые ботфорты до середины бедер, короткая юбка, едва прикрывающая трусы, чулки в крупную сетку, нижняя часть которых пропадала в недрах ботфорт, но верхняя просматривалась легко, будоража воображение пенсионера Бесфамильного. Пенсионер поглядел на Анжелику и лишился дара речи.
- Ага, думаете мужа обмануть? Не выйдет. У нас четкая крыша, все схвачено, понял?
Бесфамильный хотел подать реплику, но вставная челюсть беспомощно щелкнула, а слов никаких не последовало. И что тут скажешь?
- Ты мне под подол не заглядывай, - сказала Анжелика, - у меня муж ревнивый.
Пенсионер Бесфамильный перевел взгляд с бедер Анжелики на ее грудь третьего номера полноты.
- Сиди тихо, - сказала ему Анжелика, - неприятностей хочешь? Ага, не хочешь. Тогда рот закрой - и больше не открывай. Понял?
Она повернулась к Бесфамильному задом и пошла прочь по коридору, вращая бедрами.
Вернувшись в комнату, Анжелика продолжила прерванный на кухне диалог. Она уперла руку в бок и сказала Кузнецову так
- Вот и верь мужчинам, ага. А говорил, интереса нет. Говорил, жениться не хочешь. А теперь выходит - я тебе жена.
- Это я так сказал, чтоб отстали.
- Ага, вот твое слово чего стоит. Сказал - а теперь назад. Да мне и не больно надо, между прочим. Ты меня не спросил, может, я за тебя и не пойду.
- Мне не надо жены, - сказал Кузнецов, - у меня денег нет.
- А врать не надо, ага. Денег у него нет. Скопидом. Трехкомнатную продадим - вот и деньги. Мне один мужчина рассказывал, какие теперь цены. Мы, может, сто тысяч зеленых получим, ага. Имей в виду: женишься или нет, а здесь мы деловые партнеры.
- Никто трехкомнатную не даст, - сказал Кузнецов, - и просить не стану. Мне здесь хорошо.
- Сторговала для тебя квартирку, а ты меня кинуть хочешь? Хорош муженек. Ну, не ожидала от тебя. Думала, у нас любовь, ага. Ничего, другого найду, не все такие, как ты, нечестные.
- Ищи, - сказал Кузнецов, - отсидись у меня с недельку, а потом ищи.
- Гонишь, значит? Сначала с работы забрал, клиентов распутал, а теперь гонишь? А он, между прочим, банкир, ага.
- Зачем орала тогда? Я думал - тебя обижают.
- Я выла, - объяснила Анжелика, - а когда вою - это значит, все хорошо.
- Ты кричала.
- Что ж, я сама не знаю - кричу или вою? Говорю тебе: выла. А ты взял и все испортил. О себе только думаешь, правы твои соседи. О себе, все только о себе. Найди мне теперь такого мужчину - чтобы с деньгами и либерал. Найди, найди! А другой - лысенький - он вообще намерения имеет. Видел, как он меня за руку брал? У меня сердце забилось, ага.
- Кротов, что ли? - спросил Кузнецов.
- Ага, Кротов. Мы так беседовали интересно. Он, может, президентом будет. И фотографией увлекается.
Ничего этого Кузнецов не рассказал Павлу.
V
- Скажи, - спросил Кузнецов своего родственника, - вот эти деятели: Кротов, Щукин, ну и всякие такие - они много чего решают? Важные?
Кротов и Щукин - мерзавцы, так надо отвечать, но это будет нечестно. В конце концов, банкиры и депутаты были ему ближе, чем Кузнецов. Павлу приходилось встречать таких людей, какие Кузнецова бы испугали. Он картинами собирался изменить мир - но этого Кузнецову не объяснишь. Когда он писал, то думал так: я напишу эту картину, и картина покажет, где правда. Потом он заканчивал картину, и открывалась выставка, и он ехал на вернисаж в Берлин или Лондон. И подходили журналисты, и спрашивали, хочет ли Павел изменить мир - и Павел говорил, что хочет. И тогда другие банкиры, не те, которых он ненавидел, но воспитанные, хорошие, с ласковыми руками, покупали его картины. И всякий раз Павел говорил себе: что ж, эти деньги дадут возможность работать дальше, теперь я напишу такую картину, что все станет ясно окончательно. И он готовил выставку в Москве, ту самую, звонкую и окончательную, решительную - как пронзительный голос трубы на башне замка. Еще немного, и я сумею ответить сразу всем. Я скажу: поглядите - здесь все сказано, и покажу на картины. И каждый увидит. Я покажу Кузнецову картину «Одинокая толпа», где в самом центре я нарисовал его. Я покажу ему картину «Структура демократии». А пока - что я могу ему сказать?
