М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2
- Какая книга?
- Про живопись.
- Сам читай. У тебя Лиза на руках, старики полудохлые. Мать на старости лет в девочку играет, за ней смотреть надо. Ты вон себе еще кралю завел - мало тебе забот. Ты со своими зазнобами разберись, а ко мне не приставай. Мне ни жену, ни детей иметь нельзя. Как их кормить-обувать? Я сам старик.
- Какой ты старик.
- Сорок три. Завтра помру, им что, по вокзалам ходить Христа ради? Пол-России так добро ищет. Я умру, сирот не оставлю. В обузу никому не был и на себя лишнего не возьму.
- Как же с людьми тогда жить?
- Не обещать и в долг не брать.
- А если просят?
- А мне дать нечего.
- Счастлив тот, кто может о многих заботиться, - сказал Павел.
- У нас деятель есть на вокзале, шутник большой, - ответил Кузнецов. - Жену кормит, это ладно. Так он еще бабу завел. А у той женщины мать старая, и сестра есть, больная лежит, и ребенок у сестры. Как быть? На пяти работах мужик крутится.
- Наверное, хороший человек
- Дрянь-человек. Сникерс, а не человек. Хочет, чтобы сладко было.
- Он же помогает всем.
- А куда денется? Он помогать не собирался. Он пошутить хотел. Хотел, как во французском кино. Придешь домой - там жена с пирогами. Придешь к любовнице - и там неплохо. Так и ходил бы туда-сюда. Эту пощекочешь, ту почешешь. Красиво! Только мы не в кино. Взял бабу, а у нее мать есть, а у матери печенка болит, да из квартиры выселяют, да зарплата с ноготь, да стиральная машина сломалась, да сестра - стерва, болеет все время. Это тебе не в Париже баб щекотать.
- Он же их не бросает.
- Свое добро и бросить жалко. Другой идет по вокзалу, шесть тюков на себя навесит - идет, кряхтит и по сторонам поглядывает - еще что стырить. Так и Сникерс.
- Ты его пойми.
- Еще не хватало - Сникерса понимать.
- Подожди, - сказал Павел, - полюбишь женщину, и захочешь о ней заботиться.
- Позаботился я об одной, хватит, - сказал Кузнецов. Но как он позаботился об Анжелике, он не рассказал.
А дело было так.
II
- Уйду я отсюда, - сказала Анжелика. - От Валерки убегу, он меня не найдет. Ты не думай, устроюсь. Рекламу дам. Ага. Мне рассказывали: теперь все прогрессивные девушки так делают. Вся страна прочтет, у меня знаешь сколько клиентов будет.
- Дура, - сказал Кузнецов.
- И дед-гинеколог с двойной спиралью мне не нужен. И без тебя обойдусь. Сама справлюсь.
- Уезжай из Москвы, - сказал Кузнецов.
- Послушай, как я написала. Ага, сама написала. Может быть, у меня талант есть. Мне один мужчина, - сказала Анжелика, - говорил, что у меня много талантов. Ну, он всякие в виду имел. Я думаю, стихи тоже могу. Другие-то пишут. Может, у них и талантов моих нет - а пишут.
- Стихи написала?
- Прочитаю, а ты скажешь свою реакцию. Это такие стихи, чтобы люди внешность мою поняли.
Хороша, с приятным взглядом,
С очень-очень круглым задом,
С головой не без идей,
С третьим номером грудей.
Тут все правда. Ну, может, про третий номер соврала. У меня, я так думаю, второй с половиной. Так это ж реклама, ага. В рекламе всегда врут, мне один мужчина рассказывал.
Беседа Кузнецова и Анжелики была прервана приходом гостей.
III
Компания - Щукин, Труффальдино, Кротов, Голенищев - провела некоторое время в обществе хозяина салона, Валерия Пияшева. Хлопнула шампанская пробка. Вот он, ваш дизайн, сетовал громко Пияшев, кафель итальянский положил, теперь что, на помойку его выбрасывать? Новый интерьер велят делать. Банкир Щукин и депутат Кротов говорили о либеральных ценностях (liberal values); по первым буквам иностранных слов - «л» и «в» соответственно - в обществе было принято именовать валюту. - Если у человека есть лаве, говорил Щукин, то он свое лаве и защищать будет, куда денется? Так либерализм и победит. - Разве ты, Щукин, либерал? Ты либералиссимус! - говорил Голенищев. Труффальдино выяснял с Пияшевым соотношение цены и качества обслуживания. - Я деньги в Европе заработал, - говорил Труффальдино значительно, - у меня признание мировое. И услуги должны быть на уровне. Здесь, слава богу, не притон какой-нибудь. Поговорили и о политике, явили друг другу осведомленность. А если этот - туда? Ну, тогда, сами понимаете. А если тот? Ну, тогда вообще. Гости говорили осторожно, приглядываясь, пробуя собеседника - как на эту фамилию отреагирует? А на ту? Один лишь Труффальдино не понимал значения происходящего - догадался даже Пияшев и возбудился несказанно. Метнулся в фойе: выставил подгулявшего портфельного менеджера, отказал двум молодым людям из провинции. Закрыто! Комиссия! Не обслуживаем! Завтра приходите! Вам тут не бордель - салон массажный! Вот так и делается история - солидные люди зашли, посидели. И не куда-нибудь зашли, а к нему, к Пияшеву! Он вился возле столика, определяя, кто в застолье главный.
- Приятно, что тихо, - сказал Щукин.
- Шампанское неплохое, - сказал Леонид.
- После парламентской суеты, - сказал Кротов.
Затем к гостям вызвали девушку Ларису.
Кузнецов с Анжеликой услышали звуки, похожие на кудахтанье.
- Это когда Лариске хорошо, - пояснила Анжелика, - она кудахтать начинает. Такой у нее организм. Я вот, например, выть начинаю. Если я вою, ты не думай, это мне хорошо. Когда больно, я тогда кричу.
- Хотел бы я вот так же Дупеля натянуть, - заметил Щукин спутникам.
- А купеческая солидарность? - спросил Леонид.
- Какой он купец? - под напором банкира Лариса зашлась в кудахтанье. - Интриган, все под себя гребет!
Вызвали к гостям и Анжелику. Банкир Щукин выказал обычную прыть и овладел Анжеликой, а Труффальдино щипал девушку за грудь.
- Как думаешь, - спросил Леонид, - Дупель - либерал?
- Какой он либерал? Ты жопой будешь крутить или нет? Такой же либерал, как эта вот тварь.
Кузнецов все это время сидел на кровати в комнате Анжелики, слушал, как девушка воет. Анжелика выла долго, потом начала кричать. Крики прекратились, гости сделали перерыв, открыли еще бутылку.
- За что предложу выпить, - сказал Пияшев, суетясь, - это за новую Россию. Как общество переменилось! Двадцать лет прошло - и не узнать! Мог бы я, простой работяга, сидеть с учеными людьми за одним столом? Неграмотный был осел! Так бы и остался на заводе, если бы не Горбачев. Спился бы! Спасибо перестройке, демократии спасибо! Лично - Михаилу Сергеичу спасибо, расшевелил страну. Ведь спали, мертвым сном спали!
Как это обычно бывает среди людей деловых, гости воспользовались неформальной ситуацией для обсуждения щекотливых тем, обсудили, в частности, финансирование либеральной партии на грядущих выборах. Голенищев легко направлял разговор - как обычно, говорил мало, но у собеседников оставалось ощущение того, что он сказал много и нужно действовать.
- Допустим, поддержу, - говорил Щукин Кротову, - но, имей в виду, я Тушинскому тоже обещал. Я человек слова.
- Тушинский своего не упустит, - с досадой говорил Кротов.
- Слово русского купца крепко. - Казалось бы, давно ли стал Щукин купцом? Но у него утвердилось мнение насчет купеческого сословия: - Что будет с обществом, если купец обманет?
- Да ничего не будет, - весело сказал Голенищев, - обвешивали и будут обвешивать.
- Это Дупель обвешивает, а я нет.
- Он ведь и тебя обвесил, верно?
- Я числю себя в купеческой гильдии, - подал голос Пияшев, - а я денег зря не беру. Товар первосортный. В других салонах обманут - а здесь все по совести! А ведь был простой работяга, как жизнь переменилась! Спасибо Михаил Сергеичу! - он снова предложил клиентам на обозрение свое хозяйство: ведь чего добился за считанные годы. Кафель, между прочим, итальянский.
- Поддерживаешь демократию? - спросил хозяина Голенищев, призывая друзей посмеяться. - Кротову на выборах поможешь?
- Рад бы. - Видно было, Пияшев боится отказать. - Много надо?
- Пару миллионов дай, - сказал Голенищев весело.
- Откуда у меня столько?
- Не жмись! Это ж на общее дело! Открытое общество строим.
- Момент такой, - сказал Пияшев, - что никак не могу. Франчайзинг осилим, девочек новых наберем, сеть салонов наладим, тогда - да. К президентским выборам на ноги встанем. А пока - успехов тебе, Дмитрий, удачи! От всего сердца!
- Профукаем демократию, - заметил Голенищев, - каждый в стороне отсиживается - а общее дело страдает.
- Не дадим Кротова в обиду, - сказал Щукин, - неужели большевиков к власти пускать?
Перекурив и отдохнув, Щукин подступил к девушке опять.
- Кстати о Тушинском, - сказал Щукин. - Вот кто силен. Ездили мы с ним в Казахстан, по одному делу… Ну и я, конечно, не сплоховал.
- Фотографий не осталось? - спросил Кротов между прочим.
- Какие фотографии! Пьяные все были, не до съемок.
- Просто на память, - заметил Кротов, - бывает, сделают кадр на память
Щукин расположил Анжелику на диване с той же профессиональной заботой, с какой живописец расставляет треногу на пленэре: одну ногу сюда, другую - туда, проверил надежность опоры, похлопал по пояснице, обеспечивая нужный прогиб.
