Айрис Мердок - Ученик философа
— Я не имел в виду ничего грандиозного, а только твои злобные выдумки.
— Джордж позорит семью! — произнес Брайан, понимая, что говорит бессвязно, и от этого злясь еще больше.
— Я согласна с Джорджем, — сказала Алекс.
— Я тоже, — сказала Габриель, — Я чувствую, что Джордж вернулся к нам; с тех самых пор, как спас Зеда, он спасен, он вернулся, мы его потеряли, это все наша вина, мы все преувеличиваем то, что он делает, все преувеличивают, мы бросаемся на каждую мелочь и называем его злодеем.
— А разве не злодейство… — начал Брайан.
— Это как заговор, — сказала Габриель, незаметно для себя размахивая рукой.
— Он пытался убить свою жену, разве это не злодейство? Если бы я пытался тебя убить, разве я не был бы злодеем?
— Он не пытался. Это был несчастный случай.
— Тогда почему Стелла не вернулась? Подумай. Она боится. Эта храбрая, сильная женщина боится.
— Я не знаю, почему Стелла не вернулась, и ты не знаешь. И я не понимаю, почему Стелла никогда ни в чем не виновата.
— Я знаю, почему ты ее не любишь…
— Хватит, хватит! — закричал Том, хватаясь за голову.
— Продолжайте, — блестя глазами, пробормотала Алекс.
— Это был несчастный случай, — сказала Габриель, — и римское стекло тоже.
— О, к черту римское стекло, — ответил Брайан.
Габриель продолжала:
— Джордж на самом деле ничего плохого не сделал, это мы живем в мире своих фантазий, когда вот так его обвиняем. Может, он просто пьет чуть больше, чем нужно, и всё. Но и мы пьем, вот прямо сейчас. На самом деле он совершенно обычный человек.
— Вот с этим я не совсем согласна, — сказала Алекс.
— Я в хорошем смысле, — заверила Габриель.
— Не сомневаюсь, — сказал Брайан, — То-то ты показывала ему грудь тогда, у моря.
— Что?!
— Ты притворялась, что ухаживаешь за Зедом, и расстегнула блузку, чтобы показать Джорджу свою грудь.
— Ничего подобного!
Пока они спорили, Адам отполз с середины комнаты и уселся в углу, а Зед свернулся рядом. Зед, конечно, уловил свое имя, упомянутое в разговоре, и вдруг развернулся и прошествовал по ковру прямо к Джорджу. Джордж тут же взял его и посадил к себе на колено. Адам вскочил и последовал за Зедом, усевшись на полу у ног Джорджа. Джордж засмеялся.
— Вот так! — сказала Алекс.
— Ты… ты всех… околдовываешь, — едва выговорил Брайан.
— Мне кажется, что Джорджу не хочется быть совершенно обычным человеком.
— Я не имела в виду… и я не делала этого, что… что Брайан сказал…
— Джордж, — сказал Брайан, — скажи мне прямо, как перед Богом или во что ты там веришь, ты пытался или не пытался убить Стеллу той ночью? Скажи мне правду, хоть раз в жизни, если осмелишься, если у тебя кишка не тонка, если ты мужчина, а не мелкая злобная паршивая крыса.
Воцарилось молчание. С лица Джорджа вдруг сползло благодушное самодовольство, то самое сияние, которое поставило Тома в тупик. Джордж сказал:
— Я… не знаю… не уверен… Не могу вспомнить…
— Ну ты уж сделай одолжение и вспомни, черт возьми, — ответил Брайан. — Это важно, знаешь ли. Для меня, во всяком случае, важно знать, не убийца ли мой брат.
— Он никого не убивал, — сказала Алекс Брайану, — и не пытался убить, и не хотел, и не смог бы! Хватит на него нападать, слышишь! Хоть раз в жизни прояви любовь к ближнему. Ты считаешь себя праведником, а я думаю, ты просто фарисей, ты даже не можешь не хамить своей жене при людях.
Габриель заплакала.
— Ой, уходите все, убирайтесь! — воскликнула Алекс. — Ты останься, — добавила она, обращаясь к Джорджу.
Джордж поставил Зеда на пол. Адам откатился в сторону и встал. До того как окончательно расстроиться, Габриель следила за сыном, думая, не приказать ли ему выйти в сад. Присутствие при ссоре взрослых могло его травмировать, но если бесцеремонно выслать его в сад, травма будет не меньшей. Поначалу у Адама блестели глаза, происходящее его, кажется, веселило, и он вдруг стал похож на Алекс. Но сейчас он уже чуть не плакал. Он взял на руки Зеда и подбежал к матери.
Габриель направилась к двери. Брайан пошел за ней со словами:
— А будь оно все неладно!
Том посмотрел на Джорджа.
Джордж сидел, чинно положив руки на колени, глядя в одну точку мутными глазами, приоткрыв рот, растерянно хмурясь.
— Иди, Том, иди, милый, — сказала Алекс, — Я на тебя не сержусь.
Том вышел и закрыл дверь. Он спустился по лестнице. Парадная дверь была открыта — семейство Брайана Маккефри не закрыло ее при беспорядочном отступлении. Том повернул к черному ходу. Вышел в сад и побежал по траве к Слиппер-хаусу. Как до него Хэтти, он позвонил, подергал двери и заглянул в окна. Никого.
Закапал дождь. Том пробежал по скользкой замшелой тропинке под деревьями и вышел в заднюю калитку. Закрыл ее за собой. Он стоял на улице, и дождь тихо пропитывал его длинные волосы, стекал по лицу, как слезы, а Том крепко сжимал голову руками, пытаясь думать.
Когда за Томом закрылась дверь, Алекс обратилась к Руби, которая все так же сидела на стуле у двери:
— Как ты смеешь сидеть в моем присутствии, как ты смеешь входить в гостиную и слушать наши семейные разговоры! Выйди сейчас же, пожалуйста.
Руби поднялась с места, а Джордж сказал:
— Руби, милая, будь добра, сделай нам, пожалуйста, сэндвичей. Ты знаешь, какие я люблю, — с помидорами, огурцами, кресс-салатом и плавленым сыром.
Руби исчезла.
— Я ее боюсь, — сказала Алекс. — Она изменилась, как будто в ней поселился злой дух. Она даже увеличилась, стала как большой робот.
— Она практически член семьи, — сказал Джордж, — и к тому же она уже старая. Она все про нас знает. Это ее единственный интерес в жизни.
— Да, и она всем разбалтывает! Она распускает про нас отвратительные сплетни в Институте. Я уверена, она кому-нибудь рассказала, что ты смотрел на девочку в бинокль. Она видела из сада. Она вездесуща.
— Ну и ладно, — сказал Джордж, — Это не важно.
Он чихнул.
— Ты простужен.
— Да, Том меня заразил.
— Я думаю, что людей глупее и плаксивей Габриель просто не бывает. И еще она в тебя влюблена.
— Да. Это тоже неважно.
— Сядь, — сказала Алекс, — Почему ты сегодня пришел?
— Из-за Ящерки Билля.
— Я так и думала.
Она села рядом с Джорджем и молча глядела на него. Она давно не разглядывала его как следует. Джордж выглядел старше, он стал ей чужим, а как, почему — она не могла выразить. Возможно, она привыкла видеть созданный ей самой образ, а теперь он вдруг устарел. Волосы у Джорджа чуть отросли (он давно не стригся) и слегка поседели у висков. Вокруг глаз появились белесые морщинки. Его опять явно тяготили заботы. Мальчишеский шарм куда-то делся. Проступило лицо постарше, лицо шестидесяти- или семидесятилетнего Джорджа, не такое пухлое, более костлявое, более морщинистое. Морщинки наметились на лбу, который так дол го сохранял гладкость. Алекс глядела, ощущая прилив болезненной любви к сыну. Она думала: «Я почему-то была уверена, что Джордж неуязвим, молод, его не коснется старость, думала, что он чем-то похож на меня, гарантия моего существования. А теперь он выглядит как обычный затюканный, заурядный, потасканный человечишко». Костюм у него был сильно поношенный, рубашка грязная, и заметно было, что он давно не брился.
Джордж в это время смотрел на Алекс и думал: «Какая она стала старая, закостенелая, у нее какой-то нездоровый вид, она сутулится, а кожа потемнела, высохла, и как будто стала ей велика, и вроде как грязная, уголки рта обвисли, утонули в длинных мрачных бороздах, и неужели обязательно в таком возрасте красить глаза. У нее жалкий и трогательный вид, я никогда не видел ее такой».
Джордж улыбнулся, сморщил короткий нос — очень похоже на Зеда, — показал короткие квадратные, широко поставленные зубы и снова помолодел.
— Алекс, я рад тебя видеть.
— Джордж, я тоже рада тебя видеть.
— Билл был человек. С ним я мог бы поговорить.
— Жаль, что не поговорил.
— Это не важно, но все равно печально. Его смерть коснулась древнего, первобытного.
— Чего древнего? — спросила она, но он не ответил.
— Ты знаешь, я чувствую, что изменился. Может, Габриель была права. Как она сказала? «Спасен», «вернулся».
— Изменился? Как именно?
Руби принесла сэндвичи и удалилась.
— Я есть хочу. А ты?
— Нет, спасибо, — сказала Алекс.
Джордж набросился на сэндвичи. Он не ел со вчерашнего полудня. Он сказал:
— Мы едем в Испанию.
— Мы?
— Я и Диана Седлей. Мы будем жить в Испании на мою пенсию.
— Где именно в Испании? — спросила Алекс, пристально глядя на него суженными кошачьими глазами.
— Я пока не знаю. Где-нибудь, где недорого. Нам надо посмотреть на карту, поспрашивать советов. У меня отложено немного денег, ну и пенсия неплохая. В Испании ее хватит на большее. Будем жить у моря, питаться дешево, рыбой, оливками и фруктами. Мне вдруг пришло в голову, что я все-таки могу быть счастлив, еще не поздно, еще возможно получить что я хочу. Мы станем другими. Навсегда забудем про этот город.
