Айрис Мердок - Ученик философа
— Что такое, подрался?
— Упал и ударился головой о стул, — ответил Том.
— Опять напился, небось, — сказал Брайан.
Проблема Хэтти переполняла душу Тома, болезненно распирая ее, словно растягивая горем до прежде небывалых размеров. Точнее, не сама проблема, а факт, что такой проблемы больше не существует. Все кончилось. Завтра Тому надо ехать обратно в Лондон и опять приниматься за работу, встречаться со своим руководителем, ходить на лекции, писать сочинения и продолжать жить как раньше, будто ничего не случилось. А случилось так много, и случившееся казалось кошмарным сном. Но в то же время это был не сон, а кошмарная, всепоглощающая реальность, навсегда изменившаяся реальность несчастливого существа, мучимого тоской и раскаянием. Демоническая парочка исчезла со сцены, и он никого из них больше не увидит.
Но как он мог вернуться к обычной жизни, к работе, к пресным, детским, как ему теперь казалось, удовольствиям лондонского студенчества? Тома околдовали. Ему довелось пожить среди богов или фей. Судьба поманила его, поставила перед испытанием, а он тупо, небрежно отказался понять, ответить, увидеть. Даже вначале, когда все казалось важным, он был всего лишь возбужден, польщен, ему было весело. Он вспомнил тушу Джона Роберта в комнатенке и свое удивление, тревогу и благодарность, когда он впервые понял, чего хочет этот странный человек. И те поверхностные чувства тогда казались Тому значительным событием.
Теперь перед ним стоял образ Хэтти, он словно жил в отдельном пространстве, сияя собственным светом. Том видел ее серебряно-белые, светлые волосы, искусно уложенные в высокую прическу, или спускающиеся удивительно длинными косами, или, как он видел их у моря, распущенные, струящиеся, как шелк, по спине. Он видел ее бледные, словно мраморные, глаза, взгляд — то саркастический, то кроткий и правдивый. Видел ее длинные ноги и чулки с темной резинкой. Как я мог ее потерять, думал он, как это случилось? Я вел себя как олух, как хам, как последний кретин. И в то же время он ясно помнил, хоть это и не укладывалось в голове, что он на самом деле рассмотрел Хэтти, ознакомился с ней и отверг ее! Тупо, небрежно отвернулся, не увидев, что перед ним — принцесса.
Но она не настоящая принцесса, подумал он. Я просто на время сошел с ума, иначе и быть не может. Они оба — демоны, прекрасные, удивительные и не совсем реальные. Розанов — волшебник, который взял меня к себе во дворец и показал мне деву. Но она искусственная, он сотворил ее из волшебного вещества, чтобы уловить меня в свои путы. А потом они оба исчезли, а я все еще связан, их больше нет, а я страдаю. О, как хочется ее увидеть, думал он, как хочется рассказать ей, почему все гак вышло. Но почему же, что именно я сделал не так и когда? Я был бы счастлив, если б только можно было ее увидеть, объяснить ей, что я был не такой уж идиот и хам или теперь уже не такой идиот и хам, и попросить прощения, и… Но это невозможно, я никогда больше ее не увижу. Она перенеслась в мир незримого, а я из-за нее обречен вечно чахнуть.
— Ой, Том, я забыла, я же принесла платье Джуди Осмор. Посмотри, что получилось. Не идеально, но и не так уж плохо.
Габриель вытащила платье и показала Тому.
Они уже переместились в Белмонт и сидели с напитками в гостиной. Адам решил сбегать в Комо за Зедом и еще не вернулся.
Габриель сотворила с платьем чудеса. Дыры на плече, так напугавшие Эмму, оказались лопнувшими швами, и их легко было зашить. Винное пятно на платье спереди не сошло. Но Габриель ловко ухитрилась соединить его с узором ткани — пестрыми пятнами неправильной формы, осторожно окрасив ткань вокруг него и в других местах чайной заваркой различной крепости. Платье, конечно, уже не было прежним, но пятно можно было принять за часть узора. Габриель подумала, что, может быть, платье стало даже лучше. Она долго с ним возилась и теперь была очень довольна собой, радовалась, что помогла Тому, и ожидала похвалы.
Том, однако, принял этот шедевр с неопределенным «А, да, спасибо…». Он неловко скомкал тщательно выглаженное платье и запихал в принесенную Габриель сумку.
Габриель отошла к окну и выглянула на улицу, скрывая внезапные слезы. Она знала, что ее слезливость раздражает Алекс. Габриель и без того была расстроена, потому что Брайан отказался сводить их на обед в «Бегущего пса» — неслыханное баловство, о котором попросил Адам. Брайан сказал, что смешно тратить деньги на походы в напыщенные рестораны, где официанты в качестве большого одолжения швыряют тебе паршивую еду. Брайан наложил вето и на другую просьбу Адама — о малахитовом яйце. «Что это ему в голову взбрело? Я в его годы и не слыхал о малахите. Я не собираюсь потакать дорогим капризам!» Но Габриель втайне купила малахитовое яйцо (маленькое) и оказалась в невозможном положении, так как не осмеливалась признаться в расточительстве мужу и понимала, что попросить сына хранить секрет было бы безнравственно. Преступное яйцо тем временем покоилось в коробочке в недрах шкафа.
— Что там за штука на ветках гинкго? — Алекс тоже подошла к окну.
Брайан встал рядом.
— Какое-то растение.
— Растение?
— Ну, вроде омелы.
— Это не омела.
— Я сказал, вроде омелы.
Том, заглянув им через плечо, увидел светлый парик Эммы (точнее, Джуди), который смотрелся дико и выделялся среди ветвей.
— Не похоже на растение. Скорее, картонная коробка или старый мешок. Мальчики, слазьте кто-нибудь на дерево и посмотрите.
— Нет уж, только не я. Пускай Том.
— Я достану, — сказал Том.
— Но если это в самом деле растение, оставь его на месте.
Том потерял всякое ощущение времени. Казалось, прошла уже неделя после драки с Эммой и новости, что «те двое» уехали, как выразилась Перл. Тому хотелось чувствовать, что Хэтти и Джон Роберт уехали уже давно. Он хотел, чтобы время и опыт, словно горная гряда, отделили его от тех ужасных событий. Сейчас Том постоянно возвращался к прошлому, чтобы объяснить свои страдания. Такое несчастье могло быть вызвано либо пережитой страшной потерей, либо совершенным чудовищным преступлением, либо тем и другим вместе. Но это было так давно, верно ведь? Он стоял, сжимая сумку с платьем Джуди и глядя в окно на зеленую крышу Слиппер-хауса. «Они уехали, — думал он, — Мне больше не нужно прятаться». Но эта игра в прятки уже казалась непонятной, ушла в далекое прошлое.
В комнату проскользнул Адам с Зедом на руках (Зеду было трудно взбираться по лестницам). Адам поставил песика на пол, и Зед вприпрыжку пробежал по ковру, морща нос «в светской улыбке», как называл это Адам, и приветствуя всех по очереди кивком головы и вилянием белого хвостика и всего тельца. Том присел и погладил собачку. Зед в экстазе перекатился на спину. Каким невинным я когда-то был, подумал Том, сколько счастья доставляла мне такая малость.
Алекс думала про Ящерку Билля, про то, как она его любила (как ей теперь стало ясно) и как до обидного редко его видела. Он всегда был, и от этого мир становился значительнее и надежнее, так что не нужно было его постоянно проверять. У Алекс появилось странное, ужасное черное чувство — как она поняла, это было осознание, что между ней и ее собственной смертью больше нет вещественной преграды. Теперь Алекс ничто не отделяло от могилы: распалась ткань жизни, в ней не было больше ни страстно желанных событий, ни более старших и мудрых людей. В любовь к семье, слабеющее утешение Алекс, ворвалась боль, подобная кипятку, который чудился купальщикам в трубах Института. А сегодня утром она получила чудовищное, угрожающее письмо из мэрии. Оно гласило: «Дорогая миссис Маккефри! Примите наши соболезнования по поводу того, что вас беспокоит агрессивная дикая лиса. Мы приняли к сведению, что у вас в саду есть лисьи норы, и наш уполномоченный по контролю за дикими животными примет меры в удобное для вас время. Вы не потеряете возможности пользоваться садом. Процедура заключается в герметизации выходов из нор и нагнетании отравляющих газов. Просим принять к сведению, что в силу возможности эпидемии бешенства мы обязаны в подобных случаях действовать быстро. Пожалуйста, сообщите нам удобную для вас дату». Алекс написала в ответ, что это, должно быть, ошибка — она не видела никаких лис, ни агрессивных, ни каких-либо иных, и у нее в саду нет лисьих нор. Она боялась, ощущая себя загнанным зверем, словно это ее должны были запереть и отравить газом. И еще она злилась. Как они узнали? Должно быть, Руби разболтала. Алекс хотела гневно накричать на Руби, но не смогла по какой-то странной и зловещей причине. Она пронзила Руби взглядом. Руби уставилась на нее в ответ. А потом случилось что-то еще, что-то бессмысленное, зловещее и жуткое. Алекс начала рассказывать об этом Брайану.
Том сидел на ковре с Зедом и Адамом, бездумно играл с песиком и вполуха слушал болтовню Алекс.
