Сол Беллоу - Приключения Оги Марча
Я вырвал руку, готовый вцепиться ему в горло и задушить.
— Иг, — крикнул он, — помоги!
Игги, стоявший за нашими спинами, схватил меня в охапку.
— Пусти!
— Успокойтесь, нельзя устраивать мордобой на виду у всех и полицейских в том числе! Брось это, Уайли, уйдем подобру-поздорову. Видишь, он в ярости, себя не помнит!
Я норовил вырваться и ударить Игги, но он не отпускал меня и все цеплялся за мою руку.
— Не надо, Болинг. Погодите. Выясним сначала, правда ли это. Господи, да опомнитесь же вы наконец!
Моултон пятился, а я волочил на себе Игги.
— Не глупите, Болинг, — сказал Моултон. — Это истинная правда. Я же не драться с вами пришел, а только хотел помочь, чтобы вы не так остро все это восприняли. Ехать вам туда опасно. Талавера убьет вас.
— Хорошо же ты ему помог! — укорил Игги. — Взгляни на его лицо!
— Это правда, что он уехал туда с ней, Игги? — спросил я, перестав вырываться. Я был так потрясен и истерзан болью, что едва мог выговорить свой вопрос.
— Он раньше был ее любовником, — пояснил Игги. — Мне один парень сказал, что Талавера отправился в Чильпансинго вслед за Теей.
— Когда это все у них?…
— Несколько лет назад. Он даже жил у нее, кажется, — произнес Моултон.
Ноги не держали меня, и я осел на землю, привалившись к краю эстрады. Я дрожал, хватался за голову и утыкался в колени.
Моултон бросил на меня суровый взгляд:
— Меня удивляет ваша реакция, Марч.
— А чего ты от него ждал? Оставь его в покое! — воскликнул Игги.
— Он ведет себя совершенно по-детски, а ты его поощряешь, — сказал Моултон. — Мы все через это прошли — и я, и ты. И Талавера, когда у нее появился Смитти, а потом вот он.
— Ничего подобного. Талавера знал, что она замужем.
— Какая разница? Будь Талавера хоть трижды хлыщ и волокита, ему нельзя отказать в способности чувствовать. И разве человек не должен сознавать, на каком он свете, если с ним случается подобное? Разве мне, например, не следовало это знать? Или тебе? Такого рода факты, пропади они пропадом, скрывать нельзя.
— Но парень до сих пор ее любит. Ты лез на стенку, когда кто-то положил глаз на твою жену, хотя и не любил ее.
— Ну а она его любит? — вопросил Моултон. — Если любит, то что делает с Талаверой там, в горах? После того как Марч получил такой удар, слег и страдает?
— Ничего она с ним там, в горах, не делает! — крикнул я, опять вскипая. — Если сейчас он находится в Чильпансинго, это означает только, что он находится в Чильпансинго, и не больше, а Тея тут ни при чем!
Он посмотрел на меня с деланным любопытством:
— Знаете, братец, я ручаюсь, что вам все ясно, просто вы упрямитесь и не хотите признаться в этом. Неужели она не сказала вам, что он ее старый дружок? И вы еще думаете, будто после всего, что было, она не спрыгнет для него со своей лошадки?
— Все это в прошлом! В прошлом! И если вы сейчас же не заткнетесь, я заткну вам глотку вот этим камнем!
Однако Моултон был крайне возбужден и не мог остановиться. Он явно что-то задумал. Вытаращив свои бараньи глаза, он уставился на меня:
— Как это ни прискорбно, друг мой, но женщины безрассудны. И достаются они не только милым юношам вроде вас. Почему вы так уверены, будто она не снимала ради него бриджи и только для вас хранит свои прелести?
Я кинулся на Моултона. Игги схватил меня сзади. Я, пытаясь освободиться, тряс его и даже пробовал треснуть о край эстрады, но он держался цепко. Навалившись всем телом, я все - таки стукнул его так, что он обмяк и отвалился, прошептав:
— Вы что, спятили? Я же только хотел предотвратить драку!
Моултон уже ретировался. Он удалялся, лавируя между
прохожими, и я крикнул ему вслед:
— Подожди, мерзавец, свинья вонючая! Я с тебя шкуру спущу!
— А ну-ка хватит, перестаньте, Болинг, — на вас коп смотрит! -
На подножке стоявшего неподалеку автомобиля сидел и смотрел на нас индеец-полицейский. Похоже, он привык к ссорам и дракам гринго.
Игги все еще удерживая меня за руки, заставил меня опуститься на землю.
— Ну, могу я теперь успокоиться? Вы не побежите за ним, не станете его догонять?
Я лишь качнул головой, что-то невнятно пробормотав сквозь слезы. Он помог мне встать.
— Только посмотрите на себя. Вы же весь измазались. Вам надо переодеться.
— Нет, я должен спешить.
— Пойдемте ко мне. Я хотя бы щеткой вас почищу.
— Я не могу опоздать на автобус.
— Так вы все-таки едете туда? Вы ненормальный!
Но я решил ехать. Помывшись у Jly, я сел в автобус. Место мое было занято, и все ранние пташки, наблюдавшие сцену у эстрады, казалось, понимали, что произошло: меня, беднягу, бросила женщина.
Игги вслед за мной пролез в автобус.
— Не обращайте внимания на Моултона, — сказал он. — Он сам подбивал к Tee клинья. Сколько раз предложение делал, просто сох по ней. Потому и с вами дружбу водил, и на вилле ошивался. На вечере у Оливера он опять стал к ней приставать. Вот она и поспешила уйти.
Сказанное уже не произвело на меня впечатления — горящая спичка по сравнению с костром до небес.
— Только не лезьте там с кулаками. Это было бы верхом безумия — Талавера убьет вас. Может, мне стоит сопроводить вас туда. Не позволить угодить в какой-нибудь переплет.
— Спасибо. Но мне лучше одному.
Он не настаивал — видно, не горел желанием.
Старый рыдван затарахтел, как швейная машинка на чердаке. В поднявшемся облаке газа собор поплыл отражением в реке.
— Отчаливай, — сказал Игги. И, уже спрыгнув на землю, предупредил напоследок: — Помните, что я вам говорил. Вы делаете глупость, отправляясь туда. Напрашиваетесь на неприятности.
Когда мы выехали из города, сидевшая неподалеку крестьянка любезно подвинулась, уступив мне краешек кресла. Едва я сел, как на меня опять нахлынуло горе — сердце готово было разорваться на части. И огонь, жгучий огонь! Корчи и схватки дикой ревности. Я схватился за голову, думая, что умираю.
Зачем она это сделала? Зачем опять связалась с этим Талаверой? Чтобы наказать меня? Да уж, наказала крепко.
Да и сама совершила то, в чем обвиняла меня! Я втайне заглядывался на Стеллу? Но и она заглядывалась на Талаверу и исподтишка готовила оружие мести.
Да, кстати, а где котенок, что был у нее в Чикаго? Я вдруг вспомнил, как однажды, вернувшись из Висконсина, куда уезжали на два дня, мы увидели его — несчастного, голодного, жалобно мяукающего. Тея расплакалась и, укрыв котенка на своей груди, поехала со мной на Фултонский рынок и скормила там ему целую рыбину. А где теперь этот котенок? Оставила его, бросила на произвол судьбы — вот чего стоят привязанности Теи.
Потом я припомнил, как нравилось мне в пору нашей безумной любви, что пальцы у нас одинаковой формы, — и вот сейчас этими так похожими на мои пальцами она гладит Талаверу, как когда-то гладила меня, касаясь тех же мест! Представляя себе, как она делает с другим мужчиной то же, что делала со мной, так же самозабвенно и восторженно целует его, целует туда же, куда целовала меня, и, исходя нежностью, с широко раскрытыми глазами, прижимая к себе его голову, раздвигает ноги, я почти умирал. Воображаемая картина доставляла мне ужасные страдания.
Я собирался жениться на ней, но всякое обладание обречено. Нет, нет, жены не владеют мужьями, как и мужья женами, и то же происходит у родителей с детьми. Те и другие либо уходят, либо умирают. Обладание возможно лишь на время. Если хватит сил. Вот почему мы так упорно держимся за знаки — символы этого обладания. Так ценим все эти церемонии, официальные свидетельства, кольца, залоговые документы и прочие доказательства надежности.
Мы ехали в Чильпансинго, терзаемые зноем. Вначале по сторонам дороги тянулись горы — бурые, угрюмые, — затем пошла каменистая пустошь, кое-где перемежаемая флоридскими пальмами. На самом подъезде к городу на крыло автобуса вспрыгнул безбилетник. Пытаясь удержаться, он ухватил меня за локоть, больно сжав его пальцами. Я вырвал руку. Безбилетник соскочил, а когда я попробовал его остановить, смазал меня по кисти, сильно поцарапав и взбесив.
Вот и площадь. Ветхие, вросшие в землю грязные стены, изгрызенные крысами, испанское очарование осыпающихся балконов, эдакая подгнившая Севилья, окруженная пестрыми кучами мусора.
Я подумал, что если столкнусь с Талаверой на улице, то непременно попытаюсь его убить. Но чем? С собой я прихватил перочинный нож, но он был недостаточно острый. Я высматривал на площади какую-нибудь лавку, где можно было бы купить оружие, но таковой не оказалось. Зато я приметил нечто с вывеской «Кафе». Это была темная квадратная ниша в стене, похожая на древнюю гробницу в сирийской пустыне. Я вошел, намереваясь стащить какой-нибудь нож со стойки, но там оказались лишь витые ложечки для сахара. Белая москитная сетка висела совершенно рваная — тонкая работа, сделанная впустую.
