Томас Вулф - Паутина и скала
Если человек обладает талантом и не может его использовать, он неудачник. Если использует лишь наполовину, неудачник от shy;части. Если научился использовать полностью, он счастливец, он добился мало кому знакомых удовлетворения и удачи. И вот тут-то, думал Джордж, Эстер вырвала у жизни величайшую победу. Казалось, процесс творчества от замысла до полного завершения идет у нее почти по четкой, неуклонной траектории, на едином дыхании. Она была способна осуществить акт творчества – ко shy;торый извлекает из таинственной природы духа элементы того, что нужно сотворить, а затем придает им внешнее и внутреннее единство – без заминок, без пустой траты сил, без всяких по shy;терь.
Эстер не сомневалась, что акт этот отчасти физический, что он в равной мере обуславливается мышечной координацией и соответствующей устремленностью духа. Она утверждала, что присущие величайшим спортсменам напористость и собран shy;ность – напористость Дэмпси в Толидо, Тилдена, Малыша Рута, бегуна Нурми – являются «золотой нитью», проходящей через все произведения величайших художников, поэтов, композито shy;poв.
Джордж знал, что так оно и есть. Появление величайших про shy;изведений искусства становится неизбежным с начала работы над ними. Создание каждого представляет собой единый акт движения вперед, неостановимый, как удар замечательной биты Рута. В скаковых лошадях и танцовщицах Дега, в «Илиаде», в «Падении Икара» и «Детских играх» Питера Брейгеля, наконец в таком прекрасном, безупречном творении, какое только можно найти на свете, в громадных панно Матиаса Грюневальда для Иссенхеймского алтаря, это единое дыхание и собранность худож shy;ника с блестящими находками в композиции, пропорциях, рисунке, обогащающими эту устремленность, очевидны с начала до конца.
Очевидны они, к сожалению, не во всех работах. Кое-кто из ве shy;ликих – Геррик, Шекспир, Чехов – добивался этой удачи почти постоянно. Должно быть, эти люди были одними из самых счаст shy;ливых на свете. Геррик обладал благозвучным, негромким, превос shy;ходным голосом, не дрогнувшим в пении ни разу. Жизнь его, оче shy;видно, была восхитительно счастливой и удачливой. Шекспир, о котором мы ничего не знаем, но который все понял и перестрадал, прожил, видимо, более прекрасную жизнь, чем кто бы то ни было. Чехов пытался покончить с собой и умер довольно рано от чахот shy;ки; и все-таки жизнь прожил, должно быть, великолепную. Если больная женщина звала врача или Чехов видел студента, идущего лугом по тропинке, это составляло для него сюжет рассказа, и ког shy;да он принимался писать, из-под пера его выходил шедевр.
Эстер казалась прирожденной художницей. Художественный гений обладает физическим, ручным, техническим мастерством, которого у поэтического гения нет. Поэтому когда художник до shy;стигает вершины, то не утрачивает приобретенного; он продол shy;жает успешно работать до самой смерти.
Однако поэты, бывшие величайшими людьми на земле, боль shy;шей частью терпели неудачу. Кол ьридж обладал величайшим по shy;этическим гением со времен Шекспира, но оставил нам лишь не shy;сколько великолепных отрывков. Полностью раскрыл свой та shy;лант он лишь однажды, в одной поэме. Поэма эта непревзойден shy;ная, однако автор ее жил в нищете и скончался сломленным, обессиленным. Ибо такой гений, если обладатель не научился использовать его, восстает и разрывает поэта, словно тигр; он может нести смерть точно так же, как и жизнь.
Эстер гением не была; Джордж даже не знал, является ли она «замечательной художницей», как с гордостью говорила о себе; но жизнь ее отличалась теми же независимостью, свободой, энергией, какие были присущи многим великим художникам. Неприязнь Джорджа к театру, где работала Эстер, нарастала, он не считал, что рисование декораций для сцены является искусст shy;вом, выгодно отличается от мастерства умелого плотника или что этот экспериментальный театр со всеми его косыми взгляда shy;ми и многозначительными подмигиваниями стоит доброго сло shy;ва. Но он видел, что все, за что она принималась, каждая работа, которую выполняла, будь то просто-напросто смелый, изыскан shy;ный рисунок рукава, бывало проникнуто всей недюжинной, утонченной, прекрасной силой ее духа.
Иногда мысль о том, что самые подлинные отражения ее жиз shy;ни выставляются перед толпой надушенных обезьян, что их хва shy;тают руками, используют в качестве сиденья никудышные глуп shy;цы, душила его чувством стыда и злобы. В такие минуты ему ка shy;залось, что выйди она голой на сцену, это было бы не более по shy;стыдно и вульгарно. Непомерное тщеславие и хвастливость, де shy;шевая самовлюбленность актеров этого театра, их постоянное желание быть на виду казались ему отвратительными, и он пора shy;жался, как столь благородная, редкостная женщина может свя shy;зываться с подобной гнусностью.
Джордж сидел, наблюдая за работой Эстер, и ее вид, поток связанных с нею мыслей, начали пробуждать массу ассоциаций с тем и с теми, кого и что он презирал. Ему припомнилось ее странное тщеславие, казавшееся наивным и детским.
Он вспомнил премьеру одного спектакля, на которую пошел потому, что декорации нарисовала Эстер, и которая осталась у него в памяти, так как в тот вечер ему впервые пришло на ум, что в их отношениях что-то неладно, по крайней мере для него. В тот печер в театре у него внезапно возникло странное, тревожное ощущение, будто вокруг него что-то смыкается, его словно бы окружало волшебное, невидимое кольцо, не давало выхода, пре shy;вращало против его воли в часть этого мира, к которому принад shy;лежала она.
Джордж видел ее разнаряженную дочь; ее сестру, молчаливую, с неподвижным взглядом и бесстрастным лицом; ее мужа, невы shy;сокого, пухлого, румяного, безукоризненно одетого, ухоженного, сияющего спокойным довольством, огромным, глубоким удов shy;летворением этим броским, публичным доказательством преус shy;певания своей жены в мире моды, богатства, искусства.
В антрактах роскошно, красиво разодетая Эстер с ожерельем из крупных темных драгоценных восточных камней ходила взад-вперед по проходам, сияла, как роза, лучилась радостью и удовольствием, выслушивая похвалы и комплименты, сыпавшиеся со всех сторон. Публика, сверкавшая нарядами, пахнувшая бо shy;гатством и властью, казалось, образовывала общину, небольшой городок, в котором Эстер знала всех. Это, значит, и был ее «го shy;род» – который она знала, маленький, замкнутый, поглощен shy;ный своей жизнью, своими скандалами, как любая деревушка. Населяли его богачи с женами, знаменитые актеры и актрисы, наиболее преуспевающие писатели, критики, художники и свет shy;ские покровители искусства.
Эстер знала их всех, и когда она расхаживала по проходам, Джордж видел, как ее повсюду приветствуют люди, стремящиеся пожать ей руку, сказать похвалу. И слышал ее голос, чуточку по shy;вышенный, еврейский, слегка удивленный и протестующий, но исполненный восторженной пылкости, дружелюбно произнося shy;щий: «О, привет, мистер Флигельхеймер. Миссис Флигельхеймер и Рози приехали?.. О, неужели вы действительно так считаете?.. Нравится вам – а?»
Тон ее был радостным, чуть ли не ликующим, она жадно по shy;давалась вперед, словно хотела принять еще похвал, если предло shy;жат.
Потом, все еще лучась румянцем и отвечая на приветствия отовсюду, она направилась к Джорджу. Когда подходила, в ряду позади началось какое-то волнение, поднялся крупный еврей с крючковатым носом. У него было круглое, лоснящееся лицо и чувственные ноздри, подсвеченные сверканием бриллиантовых запонок, возвышающихся над широкой манишкой, он чуть не падал на колени других людей в стремлении догнать ее. Протис shy;нувшись к ней, он благоговейно, нежно взял ее за руку и стал гортанно шептать лестные слова, поглаживая ей пальцы.
– О, Эстер! – громко шептал он. – Тфои декорации! – Зака shy;тил глаза в безмолвном восторге, потом гортанно прошептал в упоении: – Тфои декорации префосходны! Префосходны!
– Ты действительно считаешь так, Макс? – произнесла Эс shy;тер высоким, взволнованным голосом, сияя от удовольствия. – Нравятся они тебе – а? – воскликнула она.
Макс лукаво огляделся по сторонам и понизил голос до еще более напыщенного шепота.
– Они самое лучшее ф спектакле! – прошептал он. – Ей-бо shy;гу, я не стал бы этим шутить! То же самое я гофорил Лене как раз перед тфоим приходом. Сказал ей – спроси сама, так ли это – сказал: «Лена, клянусь Богом, она фсех остафила далеко позади, ф этом деле ей нет рафных!».
– О, Макс, я очень рада, что они тебе нравятся! – восторжен shy;но воскликнула Эстер.
– Нрафятся! – пылко произнес он клятвенным тоном. – По shy;слушай! Я без ума от них. Я люблю их, честное слофо! Ф жизни не фидел ничего лучшего!
Потом в зале стал гаснуть свет, Эстер подошла и села рядом с Джорджем. Он взял ее за руку и с иронией пробормотал, пере shy;дразнивая Макса:
– Ой! Тфои декорации префосходны! Префосходны!
