Розамунда Пилчер - Сентябрь
— Счастливец.
— Да нет, просто он особенный.
— И, кроме того, славный малый.
— Ты прости меня, Конрад. Что бы ты сейчас ни испытывал, я не хочу, чтобы ты думал, будто я использовала тебя в своих интересах.
— По-моему, все было и в твоих, и в моих интересах одинаково. Мы помогли друг другу. Нам обоим было худо. И как раз в нужную минуту рядом оказался нужный человек. Рядом со мной, по крайней мере, такой человек оказался. Ты.
— Ты тоже особенный, Конрад, ты это знаешь? И рано или поздно настанет день, когда ты встретишь женщину, такую же особенную, как ты. Она не займет место Мэри, у нее будет свое место рядом с тобой. Специально для нее предназначенное. Запомни, пожалуйста. Это важно и для тебя, и для твоей маленькой дочери.
— Слушаюсь. Оптимистичный подход.
— И, пожалуйста, перестань грустить.
— Долой Грустного Американца.
— Ой, не напоминай мне. Надо же было мне так грубо ляпнуть.
— Когда я теперь тебя увижу?
— В скором времени. Мы с Эдмундом как-нибудь соберемся и приедем в Штаты. И тогда непременно увидимся.
Она положила голову ему на плечо.
— «Эти чары тревожат, волнуют меня…»
Последние ноты песни прозвучали и стихли под пальцами пианиста.
Конрад произнес:
— «Потому что я тебя люблю».
— Я тоже, — отозвалась Вирджиния. — Все было чудесно.
Ноэль ехал обратно в Коррихил. Спортивный автомобиль лихо катил в гору, в приоткрытое окно задувал ароматный ветер. Ноэль не торопился. Было отрадно побыть наедине с собой, перевести дух, собраться с мыслями — одни привести в порядок, от других отмахнуться. Выезжая из Кроя, он было подумал поставить какую-нибудь приятную запись, не так одиноко будет ехать. Но потом отказался от этой мысли: сейчас он, вопреки обыкновению, нуждался в тишине. Да и святотатство это — швырять в черную трепетную бесконечность ночи пронзительные звуки рока.
По обе стороны дороги лежала затемненная, скудная, почти необитаемая земля. И, тем не менее, Ноэлю странным образом чудилось, будто в дороге за ним наблюдают. Сам этот древний край, эти темные очертания гор, сохранившиеся до наших дней от начала времен. Должно быть, здесь все осталось таким, как было сотни лет назад.
Впереди змеилась, убегая, узкая проселочная дорога. Давным-давно, когда ее только проложили, она шла по границам между хозяйствами, огибая канавы и сложенные из камня ограды. Теперь тут уже другие владельцы и другие владения, по дороге ездят трактора, молоковозы и автобусы, но она по-прежнему виляет и вьется, то взбирается вверх, то спускается под уклон, и, казалось бы, совершенно безо всякой причины, просто — так исстари повелось.
В голову лезли мысли о местных насельниках далекого прошлого, отчаянно боровшихся когда-то со здешней неподатливой природой, с суровым климатом, с бедной, неплодородной землей. Они вспахивали тонкий слой почвы, шагая с плугом за лошадью, жали серпами скудный урожай, шли сквозь метель в горы искать отбившуюся овцу, резали торф для топки. Ноэль представил себе, как бредет такой крестьянин домой вот по этой самой дороге или, может быть, едет верхом на лошади, но, вернее всего, просто топает пешком в гору, устало горбясь навстречу западному ветру. Вот когда эта дорога казалась бесконечной. И бесконечной была отчаянная борьба за выживание.
Да, трудно вообразить ту жизнь, полную тягот и лишений. Хорошо ему, Ноэлю, родиться в XX веке, живешь припеваючи, все у тебя есть — и необходимое, и всякие роскошества. Не приходится заботиться о выживании, бороться за жизнь. Как ничтожны, если сравнивать, кажутся его теперешние проблемы, даже стыдно.
Хотя это ведь его жизнь. Жизнь у человека только одна, как сказала Пандора. Другой попытки не будет. Уйдет между пальцами что-то хорошее, и уже никогда не вернешь.
Он снова думал об Алексе. Алекса — золото, Пандора права, он и сам это знает. Если вам неизбежно придется причинить ей боль, сделайте это теперь, пока еще не поздно. Так сказала старая Ви, когда сидела на горе над озером и открывала перед Ноэлем душу.
Он стал думать о Ви и о Пандоре, и о Балмерино, и об Эрдах. Вместе они как бы воплощали образ жизни, с которым Ноэль по-настоящему еще не был знаком. Родные, друзья, соседи; все друг с другом связаны, все друг от друга зависят. Ему представился Балнед и почему-то опять подумалось, что здесь его место на земле.
Все замыкается на Алексе.
Неожиданно в спор вступила его покойная мать. Счастье — это умение ценить то, что у тебя есть. Земной, уверенный голос Пенелопы четко звучал у него в памяти, звучал как закон, не допуская возражений, таким тоном она всегда говорила, если речь шла о чем-то, что для нее важно.
Так что же у него есть?
Ответ был болезненно однозначен. У него есть Алекса. Неопытная и не особенно красивая. Полная противоположность, надо признать, всем прочим женщинам, которые были до нее. Были и прошли. Она его любит. Не до безумия и не выдвигая требований. Но с ровным постоянством, подобным спокойному, ясному горению. Он припомнил те последние месяцы, что жил у Алексы на Овингтон-стрит, и перед его мысленным взором поплыли какие-то случайно подвернувшиеся образы — не дорогие предметы, свидетельства достатка, которые произвели на него впечатление в первый вечер, когда Алекса пригласила его в дом: картины, мебель, книги, фарфор, изящные подносы на буфете или два серебряных фазана посреди обеденного стола, — нет, ему представились, как ни странно, простые подробности домашнего обихода: миска с яблоками, батон свежего хлеба, вазочка с тюльпанами, блики вечернего солнца на медных сковородах и кастрюлях, развешенных по стенам в кухне.
А потом еще и другие ценности, которые были у них общими. Кири-те-Канава[27] в театре «Ковент Гарден», галерея «Тейт» по субботам. Воскресные обеды в «Сан-Лоренцо». Общая постель. Он припомнил то чувство покоя, с каким возвращался по вечерам с работы домой, сворачивая на Овингтон-стрит и твердо зная, что Алекса дома и ждет его.
Да, вот что у него есть на самом деле: Алекса. Которая ждет его дома. И больше ему ничего не надо. Остальное все не имеет значения. Чего же тут ломать голову? Чего еще искать? Он вдруг понял, как мелочны и ничтожны все его сомнения. И не стоит труда давать на них ответы. Ясно одно, главное: будущее без нее для него немыслимо.
Ноэль вдруг осознал, что перешел водораздел и теперь близок к решающему шагу. На счастье и на горе. Покуда смерть не разлучит нас. Теперь эти дразнящие слова уже не вызывали у него панической дрожи в коленках. Наоборот, он радостно ощутил, что жизнь внезапно наполнилась содержанием и обрела смысл и цель.
И еще он ощутил, что время не ждет. Нечего откладывать. Надо действовать немедленно. И так много времени упущено. Ноэль набрал полную грудь воздуха и прибавил газ. Чуткий мотор отозвался, автомобиль резво взял очередной подъем на дороге в Коррихил.
Ноэль все еще чувствовал как бы присутствие матери. «Ладно, — сказал он ей, — я тебя слышал. Ты меня убедила. Еду».
Эти слова он произнес вслух, но встречный ветер сразу выхватил их у него изо рта и отбросил назад. «Я еду!» — громко повторил Ноэль, подтверждая свое решение перед ними обеими: перед умершей матерью и перед живой возлюбленной.
Гости уже начали разъезжаться. Издалека показались фары первых машин, отъезжавших от Коррихила. Они мелькали между стволами деревьев и выруливали из величественных ворот на дорогу. Ноэлю повстречались две или три, но дорога здесь была широкая, можно было без проблем разминуться, а можно было и, притормозив, обменяться шуточками — что, мол, он-то уж очень припозднился на бал, но все же, конечно, лучше поздно, чем никогда.
Настроение у всех было отличное.
Поскольку разъезд уже начался, Ноэль не стал парковать машину на лугу, а поставил на гравии прямо у парадного крыльца. Потом поднялся по ступеням и в дверях столкнулся с престарелой супружеской четой, которой приветливо уступил дорогу и придержал дверь, пропуская их наружу. Муж любезно поблагодарил его, пожелал доброй ночи и, заботливо взяв жену под локоть, повел вниз по ступеням. Поглощенные разговором старички переступали со ступеньки на ступеньку, а Ноэль смотрел им вслед, слушая, как они дружно смеются чему-то. И думал: да, они стары, но и они тоже повеселились сегодня, получили свою долю удовольствия и теперь вдвоем, рука об руку, возвращаются домой. «Покуда смерть не разлучит нас», — снова мысленно произнес он. В конце концов, смерть тоже входит составной частью в жизнь, но только другая часть важнее.
Ноэль вошел в дом и отправился на поиски Алексы. Ее не было там, где танцевали под магнитофон, не было и в гостиной. Выходя оттуда, он услышал, как кто-то назвал его по имени.
— Ноэль.
Он остановился, обернулся и увидел девушку, которой не был формально представлен, но знал, что это Кэти Стейнтон, ее показала ему Алекса. Белокурая, очень тоненькая, с типично английским лицом: свежий румянец, длинный подбородок, голубые глаза и маленький ротик. Одета в атласное платье под цвет глаз и держит за руку кавалера, которому явно не терпится поскорее увести ее обратно в комнату, где мигает синий крутящийся фонарь и играет музыка.
