Аласдер Грей - ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

— С кем воевал совет?

— Он раскололся на две части и воевал сам с собой.

— Это самоубийство!

— Нет, самое обычное поведение. Более дельная половина съедает менее дельную и набирается силы. Война — это не более чем насильственный способ сделать то же самое, что в мирное время половина людей делает тихо-мирно: употребляет вторую половину, чтобы получить пищу, тепло, машины и сексуальное удовольствие. Человек — это пирог, который сам себя выпекает и съедает, и рецепт этого пирога — разобщение.

— Я отказываюсь верить, будто люди убивают других людей лишь затем, чтобы обогатить своих врагов.

— А как распознать, кто твой настоящий враг, если семья, школа и работа учат бороться друг с другом и верить, будто закон и приличия исходят от учителей?

— Моего сына этому учить не будут, — твердо заявил Ланарк.

— У вас есть сын?

— Пока нет.

Дом капитула был заполнен людьми, которые беседовали, разбившись на группки; сновавший между ними Ритчи-Смоллет собирал подписи в какую-то книгу. Полно было молодых людей в яркой одежде, старых чудаков в твиде и самого разнообразного народа промежуточной категории. Ланарк подумал, что если это и есть новое правительство Унтанка, то впечатление оно оставляет сомнительное. Одни говорили визгливым голосом и неистово жестикулировали, другие явно изнывали от скуки. У некоторых на лбу красовался знак совета, но ни в ком не наблюдалось спокойной и сдержанной силы, как в людях, подобных Монбоддо, Озенфанту или Манро. Ланарк попросил:

— Не расскажете ли об этом комитете?

— К тому я и веду. К концу войны существо и его органы сосредоточили в своих руках еще большую власть. Конечно, пришлось восполнять немалый ущерб, но на это ушла только половина времени и энергии. Если бы промышленность и правительство повелевали нами ради всеобщего блага, а по их словам, так оно и было, континенты обратились бы в сады, полные пространства и света, где у каждого было бы время, чтобы заботиться о своих возлюбленных, детях и соседях, а не теснить их и мучить. Однако эти гигантские органы сотрудничают лишь с одной целью: убивать и сокрушать. Дабы прокормить существо, совет вновь начал раскалывать мир на две части и готовиться к войне. Но он наткнулся на неожиданную трудность…

— Стоп! Вы упрощаете, — прервал Гранта Ланарк. — Вы говорите о правительстве как о чем-то едином, меж тем как правительства есть разные, одни более жестокие, другие — менее.

— Ну да, — кивнул Грант. — Организация, включающая в себя весь земной шар, не может не дробиться на отделения. Но если вы думаете, что мир аккуратно поделен между хорошими и дурными правительствами, значит, вы сделались обычной жертвой пропаганды, которую распространяет совет.

— И что это за неожиданная трудность, с которой столкнулся совет?

— Существо заваливало его новым мощным оружием; иные виды могли бы погубить весь мир. Большая часть людей готова стойко и безропотно встретить собственную смерть, но смерть детей их угнетает. Совет пытался выдать новое оружие за дома, где всякий сможет спокойно жить, но дух протеста проник даже в кулуары совета. Многие из тех, кому даже в голову не приходило претендовать на власть, начали вслух высказывать недовольство. Этот комитет и состоит из таких людей.

— А был ли хоть какой-нибудь прок от протестов?

— Какой-то, наверное, был. Существо до сих пор вкладывает силы и средства в мощное оружие и посылает его совету, однако в недавней войне использовалось оружие малой мощности, и велась она на менее индустриально развитых континентах. Тем временем существо измыслило мирные способы отъема нашего времени и энергии. Нам, как наемным работникам, производящим необходимые товары, приходится теперь выпускать некачественную продукцию, которая быстро выходит из строя и ее приходится часто заменять. Оно подкупает совет, чтобы тот разрушал дешевые вещи, не приносящие прибыли, и заменял их новыми и дорогими, приносящими большую прибыль. Оно платит нам, чтобы мы изготавливали ненужные вещи, а состоящие у него на службе ученые, медики и художники убеждают нас, что эти вещи необходимы.

— Можете привести примеры?

— Да, но с вами желает поговорить наш провост.

Ланарк встал. Сквозь толпу к нему пробрался стройный, хорошо одетый мужчина с пышной седой шевелюрой и стал трясти его за руку, оживленно приговаривая:

— Прости, что не застал тебя наверху, Ланарк, ты слишком проворно спустился. Не беспокойся — она в порядке.

Голос что-то ему напоминал. Ланарк всмотрелся в незнакомое исхудавшее лицо с яркими глазами. Ободряющим тоном провост добавил:

— Все в порядке — она в превосходном настроении. Я рад, что с нею рядом есть такой надежный человек, как ты. Фрэнки сообщит нам, когда начнутся схватки.

Ланарк выдохнул:

— Сладден.

— Не узнал? — захихикал провост. — Что ж, все мы не те, что прежде.

Хриплым голосом Ланарк поинтересовался:

— Как твоя невеста?

— Гэй? — Вопрос прозвучал печально. — А я надеялся узнать это от тебя. Брак не заладился. Боюсь, это моя вина: политика не способствует семейной жизни. Гэй отправилась в институт. В последний раз я слышал, что она начала работать на совет. Если она не встретилась тебе в кулуарах, значит, присоединилась к одной из базисных групп — возможно, к группе «Кортексин». Коммуникации — это как раз по ней.

Ланарк почувствовал себя слабым и обманутым. Ему хотелось ненавидеть Сладдена, но он не знал за что. Обличительным тоном он произнес:

— Я видел Нэн с ребенком.

— Рима мне говорила. Рад, что у них все в порядке. — Сладден с улыбкой кивнул.

— Заседание начинается, — объявил Ритчи-Смоллет. — Прошу садиться.

Народ расселся у стен. Сладден занял стул с высокой резной спинкой и подлокотниками; Ритчи-Смоллет усадил Ланарка справа от Сладдена, а сам сел слева. Грант устроился рядом с Ланарком. Ритчи-Смоллет проговорил:

— Прошу тишины. Секретарь, к сожалению, не явился, так что мы снова будем вынуждены принять протокол предыдущей встречи без оглашения. Но неважно. Наше сегодняшнее заседание созвано по причине… но об этом я попрошу рассказать нашего председателя, провоста Сладдена.

— Нынче нас почтил присутствием, — начал Сладден, — прежний гражданин Унтанка, недавний сотрудник института, работавший под руководством известного — точнее, вероятно, будет сказать: пресловутого — Озенфанта. Ланарк — вот он, со мною рядом — решил вернуться сюда по доброй воле, что, несомненно, свидетельствует о притягательной, дружественной обстановке в Унтанке, но также и о силе его патриотического духа.

Сладден сделал паузу. С криком «Замечательно!» Ритчи-Смоллет захлопал в ладоши. Сладден продолжил:

— Если не ошибаюсь, он побывал на личном приеме у Монбоддо.

Чей-то голос из-за колонны выкрикнул:

— Позор!

— В этих стенах у Монбоддо, разумеется, нет друзей, однако информация о том, как совет относится к Унтанку, для нас тайна за семью печатями, и потому мы приветствуем любую возможность что-либо об этом узнать. Со мною рядом находится также Грант, хорошо нам всем знакомый. Голос из-за колонны выкрикнул:

— Да здравствуют производители, Поли!

— Грант считает, что у него есть для нас важные новости. Что это, я не знаю, но думаю, они подождут, а сперва мы послушаем гостя, так?

Сладден взглянул на Гранта, тот пожал плечами.

— Итак, предоставляю слово Ланарку.

Смущенный, Ланарк встал:

— Не знаю, что и сказать. Я не патриот. Унтанк мне не нравится, я люблю солнечный свет. Сюда я прибыл, так как мне сказали, что Унтанк будет в ближайшие дни списан и проглочен, а всех обладателей паспортов совета переведут в более солнечный город. — Он сел.

Наступила тишина, потом Ритчи-Смоллет спросил:

— Это вам сказал Монбоддо?

— Нет, один из его секретарей. Некто Уилкинс.

— Я решительно возражаю против тона предыдущего оратора! — выкрикнул резким (куда Гранту!) голосом здоровяк с бычьей шеей. — Открыто бахвалится тем, что не испытывает дружественных чувств к Унтанку, между тем наш провост рекомендует его как своего рода посла, и что же за новости приносит нам этот посол? Сплетни. Ничего, кроме сплетен. Гора мучается родами, а родится гадкий грызун. Но какова же направленность речи субъекта, который провозгласил себя врагом вскормившего его города? Он заявляет, будто за днем Страшного суда, который грядет непременно, хотя и не известно когда, обладатели паспортов совета подлежат переводу в более счастливые пределы, все же остальные будут проглочены — уж не знаю, что он под этим подразумевает. Но все же я скажу вот что. У меня, как у некоторых других членов комитета и у самого оратора, есть паспорт совета. Цель его утверждений ясна: посеять раздор между нашими братьями, разобщить наши ряды. Позвольте мне заверить этого двойного агента, претендующего на роль мессии, что номер не пройдет. Нет лучших борцов с советом, чем люди вроде Скаугала и меня. Мы любим наш народ. Готовы вместе с Унтанком хоть плыть, хоть тонуть. А деморализующее влияние разглагольствований приглашенного оратора предлагаю совету свести на нет, сделав вид, что мы их не слышали.