Михаил Балбачан - Шахта
Но по возвращении оказалось, что диспетчерская работает в обычном режиме. По всей стройке как раз разносился искаженный громкоговорителями голос Абрамсона, невнятно бормочущий очередную сводку. «Не буду извиняться, – решил Слепко, – перетопчется! Ничего, ему полезно. Хоть бы Бирюль пораньше меня сменил». Над рваной каймой далекого леса поднимался раскаленный красный диск.
В этот самый момент произошли два важных события. Во-первых, умер Бодрей Ахметов. Умер он внезапно и очень не вовремя. Капитан Котиков только что закончил его допрашивать, причем закончил успешно. Непроизвольно высунув кончик языка, он как раз дописывал протокол, согласно которому Ахметов во всем чистосердечно признался, то есть признался в том, что подложить под подшипник промасленные концы его заставили Бирюлев и бывший главный инженер шахты Красильников. Вдруг Котиков услышал негромкий стук. Глянул, – голова подследственного уже обвисла, зрачки неподвижно уставлены на свет лампы, а тело невозможно скрючилось на привинченном к полу стуле. Упасть со стула оно не могло, потому что было к нему привязано. Стук издавали каблуки его сапог, так как ноги еще дергались. Котиков был просто убит. Он совершенно не представлял, как доложить о произошедшем полковнику Чеснокову.
Второе важное событие заключалось в том, что с северо-востока в поселок въехал длинный караван грузовиков с разнокалиберными, выпирающими из-под брезента грузами. Головная машина остановилась у штаба. Из кабины спустился главный механик Квитко. Увидев подъезжающего Евгения Семеновича, он подошел и бесстрастно доложил, что по независящим причинам выполнить указание за одни сутки ему не удалось.
– Но ты привез все по списку?
– Так точно.
– Хорошо. Иди сейчас в диспетчерскую, это у складов, найдешь, возьми резервную бригаду, разгрузись и приступай к монтажу оборудования. Там еще с ремонтного завода люди работать будут, определишься на месте. Да, должен тебе сообщить, что до окончания восстановления шахты осталось меньше двух суток. Как, справишься?
– Как прикажете. Разрешите идти?
– Иди.
«Странный все-таки человек», – подумал Евгений Семенович, поднимаясь на крыльцо.
На половине участков возникло небольшое отставание. Это была уже тенденция. Замначальника строительства распорядился немедленно собрать прорабов. Все они выглядели так себе, похоже, еле держались. Слепко вслух зачитал последнюю сводку, напряженно всматриваясь в листок. С недавних пор глаза у него стали что-то портиться. Закончив чтение, он буднично, по-деловому, снял с должности троих прорабов и, мерно прохаживаясь перед молчавшими подчиненными, выдал им краткую нотацию. Люди глядели угрюмо, но с пониманием. Слепко решил закончить воспитательную беседу задушевно.
– Вот Плюхина я сколько раз уже предупреждал, а он ни мычит ни телится, так что, понимаете, пришлось…
– Да ништяк, товарищ начальник, все правильно. Разве ж мы… – ответил один из прорабов. Остальные тоже забубнили, что «все правильно».
Слепко отпустил людей и продиктовал Розе имена снятых и назначаемых на их места работников для оформления в приказе. Подошел Бирюлев.
– Думаю, на два дня их хватит, – сказал ему Евгений Семенович, – но я в этом не уверен.
– Иди, Жень, поспи. Выглядишь ты отвратно.
– Я тут с Абрамсоном поругался, потом к Черепкову ездил.
– Да? И как?
– Надеюсь, помогло.
На улице его поджидал Загоруйко, один из уволенных.
– Товарищ начальник…
– Чего тебе?
– Не губите!
– Вот еще! Тебя предупреждали.
– Ваша правда.
– Вот и гуляй теперь.
– Я исправлюсь!
Слепко ускорил шаг.
– Вот те крест, исправлюсь! Ведь пропаду теперь!
– А раньше о чем думал?
– Простите!
– Бог простит. Я уже на твое место человека поставил.
– Не справится он.
– Ладно, черт с тобой, иди скажи Бирюлеву, что я не возражаю.
– Спасибо, Евгений Семеныч! Век не забуду!
– Пошел ты на …! Чтоб за одну смену вошел в график!
Бирюлев заперся в тесной каморке, служившей им со Слепко «кабинетом», развернул газетный сверток с бутербродами, позавтракал и принялся, ковыряя в зубах, задумчиво качаться на стуле. Такая уж у него была натура, что после еды ему требовалось определенное время, чтобы собраться с мыслями. За дверью недовольно галдел народ. Кто-то там даже принялся нагло стучать. Бирюлев, стараясь не обращать внимания, углубился в чтение бумаг. Накопилось порядочно документов на подпись. В дверь заколотили ногами.
– Ну я вас! – заорал начальник строительства и откинул крючок. В проем ввалилась толпа энкавэдшников. «Амба, сей час возьмут», – все поплыло в глазах у Петра Андреевича.
– Гражданин Бирюлев, к нам поступил сигнал, что на вверенной вам стройке злостно нарушаются требования техники безопасности, – сказал, вежливо козырнув, один из офицеров.
– Ерунда. Делать вам больше нечего! Все рабочие ознакомлены, расписались…
– Пройдемте, вместе посмотрим, заимообразно, так сказать, – предложил давешний толстяк, на сей раз, облаченный в дорогой костюм в рубчик и прекрасную фетровую шляпу. Пришлось подчиниться.
Работы, прежде разбросанные по вспомогательным и подготовительным площадкам, сосредоточились к окончанию на шахтном дворе. В жуткой тесноте на земле и на лесах множество людей одновременно сверлили отверстия, крепили балки, заколачивали костыли, сваривали трубы, монтировали рельсы, тянули кабели, таскали носилки с раствором, стеклили окна, красили стены, закапывали и перекапывали канавы, пришивали доски, бегали по нужде и считали ворон. Все друг другу ужасно мешали, кто-то кого-то толкал под руку, многие кричали, но никто никого не слышал, потому что громкоговорители работали на полную мощность и не умолкали ни на минуту.
В тот самый момент, когда Бирюлев и группа сопровождающих товарищей приблизились к основанию главного копра, с верхотуры упал болт и тяжело ранил в голову проходившего мимо слесаря Беленького. В одну минуту вся стройка собралось вокруг.
– Вот те и темпы, етит тя в душу, табачку не найдется?
– Согнали, …, многие тыщи народу, а нет чтобы подумать, как людей оберечь…
– Я ему и говорю, топором махнуть негде, того и гляди…
– Сам он, козел, виноват, неча было рот разевать!
– Ты глянь, это ж цыганский табор, а не стройка!
– Брось цигарку, паря! Не видишь?
– Ты чё, я ить осторожно.
– Чем языком трепать, помогли бы лучше человеку.
Прибежала фельдшерица и перевязала пострадавшему голову. Тот был без сознания. Свежий бинт казался чем-то ужасно чуждым на грязной загорелой коже и слипшихся волосах. Впрочем, сквозь его резкую белизну вскоре проступила краснота. Подъехал, непрерывно бибикая, порожний грузовик. Беленького погрузили в кузов, куда набилось много еще каких-то людей, и повезли в больницу. Пока все это происходило, начальник строительства стоял, как соляной столб, и мечтал, чтобы пришел Слепко и что-нибудь придумал.
– И как вы теперь это объясните, гражданин Бирюлев? – поинтересовался толстяк.
– Что тут скажешь? Хорошо хоть не до смерти его угораздило.
– Отвечайте по существу! Почему у вас злостно нарушается техника безопасности?
– Какие еще нарушения? Обыкновенный несчастный случай! С учетом общего числа работающих, травматизм у нас в пределах… Никто ведь не погиб, все живы-здо… Тьфу, тьфу…
– По факту вскрытых нарушений будет проведено расследование. А вы пока напишите объяснительные по каждому факту… гм-м, травматизма. Сегодня же. И не дай вам бог чего-нибудь упустить!
Бирюлев впал в отчаяние. Ему показалось, что его специально подловили на этом случае, предотвратить который было, разумеется, невозможно. Те, кто подловил, прекрасно это знали, а может быть, даже сами все и подстроили! И в любой момент можно было ожидать чего-нибудь еще худшего, что обязательно будет использовано, чтобы окончательно его погубить. Доплетясь до штаба, он забился в угол под вешалкой, обхватил голову руками и замычал. Его трясли, о чем-то спрашивали. Он ни на что не реагировал. Потом вдруг вскочил и выбежал вон. Через пару часов Петр Андреевич ввалился, весь в репьях, в окраинную избу, где обычно ночевал, купил у хозяина на два рубля самогону, и оба они набрались до положения риз. Впрочем, его отсутствие не привело к особенно серьезным последствиям.
Лавируя в толпе, Слепко переходил с участка на участок, от бригады к бригаде. Все, от прорабов до подсобников, даже заключенные и их охранники, взволнованы были небывалым зрелищем новых зданий, выросших на пепелище как по волшебству. Каждая бригада надеялась поставить точку раньше других. Первым завершили угольный бункер. Это был участок Загоруйко. Сам прораб, расхристанный и счастливый, суетился вокруг, покрикивал, тыкал толстым пальцем в мелкие недоделки. Не замечая подошедшего начальника, он выхватил у маляра кисть и принялся подмалевывать в тех местах, где, как ему казалось, краска лежала не очень ровно. Над его головой плотники вколачивали последние, уже ненужные гвозди в дощатую крышу. Рельсы от бункера шли к «главному подъему», их полоски протянулись красивой дугой, надежно пригнанные к просмоленным шпалам. Монтировщикам оставалось только закончить запасную ветку.
