Михаил Балбачан - Шахта
– Но ведь за границей и у нас в Донбассе копры строят из стали! – запальчиво вмешался толстяк.
– Где пласты богатые, там и строят надолго. А здесь еще лет десять – и всё.
– Что всё? – не понял Чесноков.
– Уголь кончится.
Члены комиссии переглянулись.
– Вот еще такой у нас к вам вопросик…
– Пожалуйста.
– Из акта приемки шахты следует, что комиссия приняла ее с недоделками.
– Да, это верно, – у Бирюлева неприятно засосало под ложечкой.
– В частности, не были установлены пожарный водопровод, дождевальные установки на копрах и гидроизоляция пожарного резервуара. Вы должны были тогда же в двухнедельный срок все это исправить. Так?
– Так.
– В своих показаниях Красильников и Титков утверждают, что многократно требовали от вас это исполнить, но вы всякий раз отнекивались. То у вас труб не было, то людей, то сметы… Так?
– Вижу, куда вы клоните, только ничего у вас не выйдет!
– Почему же? – ласково осведомился толстяк.
– Потому что данный вопрос давным-давно решен в рабочем порядке. Шахта доделала все своими силами, а мне влепили строгий выговор. Иначе я не понимаю, как бы она вообще могла функционировать все эти десять лет. Пожарная инспекция…
– Действительно, товарищ полковник, при чем тут это? – вскинулся пожарный инспектор. – Ну попил он тогда нашей кровушки, но теперь-то какое это все имеет значение? Мы самым тщательным образом… Я ж вам докладывал уже. Вот и акты.
– Хорошо, – промямлил Чесноков, – все свободны!
– Я могу идти? – спросил Бирюлев, еще не веря.
– Можете.
– Но после окончания строительства мы вас обязательно вызовем, не сомневайтесь! Идите пока, – добавил, неприязненно глядя в упор, толстяк.
Тем же вечером из Москвы позвонил Курнаков и потребовал отчета о текущем состоянии. Бирюлев кратко доложил, что все идет по графику.
– То есть ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что мы, безусловно, уложимся в поставленные сроки!
– Это значит, через две недели…
– Думаю, даже немного раньше, товарищ замначальника главка.
– А Слепко где? Рядом? Дай-ка ему трубку!
– Слепко у аппарата!
– Слепко, когда будет восстановлена шахта?
– Как доложил вам только что начальник строительства, согласно…
– Вы все не пьяны там?
– Да вроде нет.
– Отвечать по существу! Вы уже составили график? Как идет подготовка технического проекта? Начали ли поступать материалы? Как решается проблема размещения людей?
– Отвечаю по порядку: график составлен, проект готов, материалы поступают, люди размещены.
– Гм… Учти, Слепко, тебе я верю. Бирюлю бы не поверил. Хорошо. У нас тут тоже все нормально. Приказ проходит последние согласования. Возникли, правда, кое-какие неожиданные трудности, но ничего, выдюжим. Как только он будет подписан, вам сразу дадут зеленый свет. Кстати, у меня к тебе был вопрос. Ага, вот. В главк пришло ваше требование на двести пятьдесят тонн труб. Это же ни с чем не сообразно. Пойми, Слепко, трубы – стратегический материал. Кто ж тебе их даст в таком количестве?
– Без них шахту не восстановить!
– Я, конечно, это понимаю, но ты тоже войди в мое положение…
– Я могу войти в ваше положение, товарищ Курнаков. Если сохранение стратегических труб для вас важнее восстановления шахты, вы можете взять на себя такую ответственность.
– А зачем так много?
– Согласно расчетам. Они железные, не бумажные.
– Ладно, поглядим. Да, вот еще ерундовину какую-то мне передали. Вы прислали смету на выплату заработной платы… Э-э… просто бред сумасшедшего! Для двух тысяч девятисот восьмидесяти одного человека, и еще тут ночные, за переработку… Слушай, это ж форменная уголовщина!
– Никакой уголовщины, все правильно.
– Ты хочешь сказать, что у вас там действительно три тыщи человек работает?
– Действительно. А чего вы хотели? Ставите задачу восстановления крупной шахты за две недели вместо полутора лет и еще удивляетесь! Как же иначе мы могли это сделать?
– Ну, братцы! Как-то все-таки мне не очень верится. Ладно, приеду – разберусь.
– Разумеется. Главное теперь проследить, чтобы деньги вовремя поступили.
– Со своими обязанностями я как-нибудь сам управлюсь, без твоих советов.
– Могу только добавить, что восстановление окажется втрое дешевле, чем если бы оно шло в обычные сроки.
– Ладно. Отбой.
– Чего он сказал? – поинтересовался Бирюлев.
– Что посмотрит.
– Сука! Ладно, пускай смотрит. А ты правильно его приложил, так и надо. Ну, до завтра.
– Григорьянц! – заорал Слепко, как только начальник строительства вышел за дверь. Вошел снабженец, облаченный в свой знаменитый халат и с нелепой сеточкой на прилизанной голове.
– Курнаков сейчас звонил. Мы там трубы какие-то запросили. Похоже, он постарается их зажать.
– Ничего, Евгений Семенович, у меня все на мази, выбьем.
– Когда выбьем? Послезавтра все должно уже быть закончено!
– Трубы получены еще вчера, все сто сорок тонн, – зевнул Григорьянц, – я думаю, они уже в работе.
– Не понял, – удивился Слепко, – а зачем же мы их теперь требуем?
– Чтобы отдать тем, кто нам одолжил.
– Ясно. А почему ты затребовал двести пятьдесят тонн, если надо было сто сорок?
– Ну, во-первых, заявку все равно срежут до двухсот тонн…
– А во вторых?
– Вы хотите получить сто сорок тонн дефицитных труб за один день и чем-то еще недовольны? Это еще очень божеский процент.
– Убирайся с глаз моих долой! И учти – я ничего не слышал!
– Само собой. Спокойной ночи, Евгений Семеныч.
– И тебе.
Слепко охватили ужасные подозрения. Не в силах усидеть на месте, он разогнал к чертям собачьим посетителей и побежал в диспетчерскую. Буркнув что-то неопределенное на приветствие Михаила Исаевича, он потребовал копии требований на материалы и оборудование и лихорадочно принялся их листать. Худшие его опасения подтвердились. Все до единой заявки оказались выписаны с избытком в полтора-два раза, а почти все, что уже пришло, поступило черт знает откуда. То есть из организаций, никакого отношения к восстановлению шахты № 18 не имеющих и иметь не могущих. «Подвели меня под цугундер, сволочи, – понял Евгений Семенович, – и органы, как специально, в двух шагах отсюда копают. О Господи!»
– Абрамсон, ты чего наворотил? – чуть не плача от злости вопросил он, хлопнув пачкой формуляров перед апоплексическим носом главного диспетчера. – Чурбан ты с глазами, штанами тут трясешь с девкой этой!
– Я не чурбан, – обиделся Абрамсон, – а что бы вы сами хотели? Это была единственная возможность получить…
– Срок получить, вместе с этим армянским абреком и со мной, идиотом, в придачу. Ага, тут и Бирюлева подписи! Хорошо! Не скучно будет лес валить. Так и вижу тебя, Абрамсон, в заполярной тайге, с топором в руках. Предупреждали меня. Гнать тебя надо было поганой метлой.
– Возьмите себя в руки, товарищ Слепко! Идите лучше к своему Григорьянцу, он вам все популярно растолкует, а мне, извините, недосуг. В конце концов, это теперь самая обычная практика! Все будет оформлено таким образом, что никто не придерется.
– Оформлено… Понимаю. А кто-то и для личных целей оформить может, так?
– Мне это соображение почему-то в голову не приходило. Как бы вам популярно объяснить? Кто-то всегда может пырнуть вас ножиком. Теоретически любой может. Разобрались бы лучше с Черепковым.
– А что с ним?
– Из трех «опрокидов» на данный момент сдан только один, из двадцати бункерных затворов – ни одного. Я звонил им сегодня по поводу стрелок, так отвечают, что только вчера начали их изготовление, а вы должны понять, стрелки…
– Хорошо, разберусь, – Слепко встал.
– И вот еще что, Слепко, – Абрамсон перешел вдруг на визгливый крик, вислые его губы запрыгали, – вы не смеете меня постоянно оскорблять! Слышите, не смеете!
– Правильно, вас не оскорблять надо… – Слепко сделал движение пальцами, словно давил вредное насекомое, и вышел.
Он решил не тешить больше мерзавца Черепкова телефонными звонками, а лично наведаться на завод. И немедленно. Через десять минут он уже несся по ночному проселку. Заспанный, осунувшийся за последние дни, шофер глядел неприязненно. На душе у Евгения Семеновича было темно. Темнее, чем за окном.
Завод, к счастью, работал в ночную смену. Слепко навел там шороху. Черепков был поднят с мягкой постельки и смачно растерт по натертому паркету. В таком состоянии он заметно помягчел и бросил наконец все наличные силы на нужды восемнадцатой шахты.
Выпустив пар, Евгений Семенович осознал вдруг, что на Абрамсона накинулся, пожалуй, совершенно напрасно. Человек неплохо делал свою работу, а к махинациям Григорьянца имел отношение лишь постольку-поскольку. «Чего доброго, раскиснет, кого тогда вместо него? Этого, как его, Аркадия? Нет, нельзя, не потянет. Неудачно как все получилось. Придется теперь извиняться. Скажу – погорячился, мол, с кем не бывает, прости, сердешный друг Исаич. Тем более правильно он сказал: такие махинации теперь самое обычное дело».
