Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье
— Конечно, ей просто хотелось побеседовать с человеком, который убил её мужа и оставил сиротами четверых детей.
Не могла простить Ахматова и её предсмертные слова (Гончарова умерла от воспаления лёгких): "Пьер, с тобой я не прощаюсь, потому что ты не переживёшь моей смерти и тоже умрёшь". Старик жил ещё четырнадцать лет! Какой запас пошлости должен быть, чтобы умирающая женщина… вместо того, чтобы сказать, что — живи для детей, они ещё маленькие…".
Зато Пушкина она любила почти, как любовника. Узнав от Чуковской о книге Губерта "Дон-Жуанский список Пушкина" сказала:
— Я всегда, когда читаю о любовных историях Пушкина, думаю, как наши пушкинисты мало понимают в любви. Все их комментарии — сплошное непонимание.
И покраснела. Именно так: "И покраснела" заканчивает Чуковская этот эпизод.
Тут уместно сказать, что Марина Ивановна Цветаева, напротив, всегда защищала Гончарову только за то, что её любил Пушкин.
Как же относилась Анна Андреевна к своеобразной "сопернице" по поэтическому цеху? Видела Цветаеву она только два раза в жизни. После одной из встреч удручённо сказала: "Я перед ней — тёлка". (Э Бабаев, "Воспоминания", СПБ, 2000 г.) И это с её гениальными стихами и парижским опытом! Подавляющую мощь цветаевских стихов Ахматова всегда остро ощущала.
Анна Андреевна отнюдь не была пуританкой и ни в женщинах, ни в мужчинах свободные нравы не осуждала. "Воскресение"… В чём корень этой книги? В том, что сам он, Лев Николаевич, не догадался жениться на проститутке, упустил своевременно такую возможность…" (Л. К.Чуковская). Л.Толстого Ахматова величала "мусорный старик": "В нём столько всего было накидано, навалено, не упорядочено, столько нагромождено…", а дом Бриков называла "пылесосом". Действительно, Брики "всосали" не только Маяковского, но множество международных убийц и шпионов во главе с заместителем шефа НКВД Яковом Аграновым.
К классикам Анна Андреевна относилась, как к современникам. Достоевского уважала ("Он у меня самый главный"), о Чехове говорила: "У него нет тайны" (А.Сергеев, "Omnibus", М.1997 г.), "Чехов противопоказан поэзии, как, впрочем, и она ему" (А.Найман, "Рассказы об Анне Ахматовой", 1989 г.).
О Бунине она говорила так: "Он не мог простить человечеству, что кончил четыре класса гимназии" (А.Сергеев). Возможно, эту шпильку она всадила Бунину за его эпиграмму:
Любовное свидание с Ахматовой
Всегда кончается тоской:
Как эту даму не обхватывай,
Доска останется доской.
Анна Андреевна очень не любила Валерия Брюсова, и в отзыве о его творчестве вспомнила всё туже "тайну": "Он знал секреты, но не знал тайны".
Бориса Леонидовича Пастернака она, напротив, очень любила: "Я обожаю этого человека. Правда, он несносен. Примчался вчера объяснять мне, что он ничтожество. Ну, на что это похоже? Я ему сказала: "Милый друг, будьте спокойны. Вы — один из крупнейших поэтов Европы 20 века (Л.К.Чуковская). В больнице Ахматова написала стихи, посвященные его памяти ("Умолк вчера неповторимый голос…"). Прочитала, и после паузы сказала: "Наиболее вероятный сосед на Страшном суде".
Об Осипе Эмильевиче Мандельштаме она написала: "Осип сказал мне: "у меня от ваших стихов иногда впечатление полёта. Сегодня этого не было, а должно быть. Следите, чтобы всегда было!" О нём она не раз говорила: "Осип — это ящик с сюрпризами" (Л.Гинзбург). Во время шумного ужина в "Бродячей собаке" Осип Эмильевич подошёл к Маяковскому и сказал: "Маяковский, перестаньте читать стихи. Вы не румынский оркестр". (А.Ахматова, "записные книжки", 1996 г.). Сам Мандельштам стихи Ахматовой любил самозабвенно. Однажды в гостях у Катаева он спросил его жену: "Вы любите Ахматову?". Та ответила: "Я их не читала". Гость пришёл в ярость, нагрубил и в бешенстве убежал. (А.Ахматова).
В начале двадцатого века Анна Андреевна жила на Фонтанке вместе с Ольгой Афанасьевной Глебовой-Судейкиной. Их навещали молодые интеллектуалы композитор Артур Лурье и Николай Пунин. Оба дарили подругам недорогие украшения. Позже Ахматова, вспоминая эти времена, говорила: "на Ольге Судейкиной — это от Лурье, это от того-то… Как ни странно, культурность и образованность женщины измеряется количеством любовников". Свою подругу она с восхищением называла "стервой". (П.Н.Лукницкий, "Встречи с Ахматовой", Москва, 1997 г.).
С Артуром Лурье был связан комический случай: одно время за Ахматовой ухаживал архитектор Оль. Однажды, чтобы получше рассмотреть картину, он снял её со стены, но тут же повесил обратно. Оказалось, что за ней висела другая, порнографическая, принадлежащая Лурье. После его ухода Ахматова и Судейкина за другими картинами обнаружили ещё две подобных. Судейкина их продала. (П.Н.Лукницкий).
Мужья Анны Андреевны были очень разными людьми. Гумилёв был строг, выдержан и горд. Он до свадьбы не знал, что его избранница пишет стихи, а когда узнал, очень не одобрил. "Муж и жена пишут стихи — это смешно. У тебя столько талантов. Ты не могла бы заняться каким-нибудь другим видом искусства? Например, балетом…". (Л.Я.Гинзбург, "Записные книжки", 1999 г.). Он и позже стихи жены не ценил. Говорил, что её творчество всё поместится в украинской песенке:
Сама же наливала,
Ой-ей-ей,
Сама же выпивала,
Ой, Боже мой!
Когда Маяковский захотел познакомиться с Гумилёвым, Николай Степанович поставил условием, чтобы тот не говорил дурно о Пушкине. Маяковский обещал, и знакомство состоялось.
Слабостью Гумилёва были женщины. Он прямо при жене в "Бродячей собаке" открыто ухаживал за А.Губер, отказываясь до утра ехать домой в Красное село. В его столе Анна Андреевна нашла письма одной из возлюбленных. В ночь, когда Ахматова рожала Лёвушку, он не ночевал дома, хотя сказал, что из родильного дома поехал к себе, в Красное село.
Гордость не позволяла ему врать. (Л.Озеров "Дверь в мастерскую", Париж, 1996 г.) Анна Андреевна приводит их диалог: "Спрашиваю: куда идёшь? Николай Степанович: на свидание к женщине. Вернёшься поздно? Может быть, и не вернусь. Перестала спрашивать. Лучше не знать".
Когда Гумилёв предложил развод, Анна Андреевна тут же согласилась: "когда дело касается расхождения, я всегда моментально соглашаюсь". (П.Н.Лукницкий). К тому времени у её мужа в гостинице "Ира" для встреч с женщинами была снята тайная комната. Анна Андреевна знала об этом и однажды позвонила ему в номер. Он взял трубку, узнал жену и был страшно недоволен, но в последствии к этой теме не возвращался.
Ахматова тоже не слишком ценила стихи мужа. Её поэтами были Пушкин, Баратынский, Тютчев. Однажды один из учеников Гумилёва с важностью заявил:
— Литературный вкус мне дал Николай Степанович.
— Откуда же он его взял? — язвительно заметила Ахматова. (Л.Гинзбург).
Следующим мужем Ахматовой был Владимир Каземирович Шилейко. Он был очень ревнив. О браке с ним она говорила, как о мрачном недоразумении. Шилейко был учёным-ассирологом. Свой брак она объясняет так: "Это всё Коля (Гумилёв) и Лозинский: "Египтянин, египтянин! — в два голоса. Ну, я и согласилась". "Как муж он был катастрофой в любом смысле" — говорила она многим. (Т.Венцлова "Последние годы").
Шилейко был очень злоязычен. Однажды заявил, что Ахматова находится в могилах жертв революции, так как на письме, ей адресованной, была пометка "Марсово поле". (П.Н.Лукницкий). В 1926 году Ахматова показала ему свою работу о влиянии Анненского на Гумилёва. Он прочитал и язвительно заметил: "Когда вам пришлют горностаевую мантию из Оксфордского университета, помяните меня в своих молитвах". Шилейко не подозревал, что эти слова станут пророческими. Вот письмо Ахматовой Н.А.Ольшевской-Ардовой, написанное в ноябре 1964 года: "Вы будете смеяться, вчера мне подали телеграмму из Оксфорда с сообщением, что я приглашена принять почётную степень доктора литературы".
Следующим мужем Анны Андреевны был известный искусствовед Николай Николаевич Пунин. Он любил жену, уверял, что её уход "равен для него вопросу жизни и смерти", но бывал с женой очень груб и называл её иногда "старой дурой". Даже после их развода, она вынуждена была жить в их общей квартире. Атмосфера там была ужасная и почти тринадцать лет Анна Андреевна не писала стихов. "Николаша, когда злился, — говорила она, — любил цитировать Николая Степановича (Гумилёва), который, тоже сердясь, говорил мне: "Вы поэт Царскосельского масштаба". (И.Н.Томашевская "Семейная хроника").
Корней Иванович Чуковский понимал творчество Ахматовой значительно лучше, чем её мужья. В статье "Две России (Ахматова и Маяковский)" он писал, что Маяковский олицетворяет Россию новую, а Ахматова — старую. Анна Андреевна иногда шутила: "Корней сделал меня ответственной за всю русскую историю". (М.Ардов).
В 1963 году к Анне Андреевне пришёл Александр Исаевич Солженицын и читал ей свою поэму "Дороженька". Об этом в её дневнике осталась запись: "Он был у меня, читал мне поэму длинную-предлинную, в 10000 стихов, которая ему спасла жизнь в лагерях. Я сказала: "Не печатайте. Пишите прозу, в прозе вы неуязвимы, а в стихах ваших мало тайны. А он ответил: а в ваших стихах не слишком ли много тайны?".
