Александр Этман - На седьмой день: рассказы
– Теперь я могу тебя оставить со спокойной душой – готовить ты наконец научился. И обещай мне, что ты будешь продолжать работать. Не сиди дома. Общайся с людьми...
И тогда ему стало по-настоящему страшно. Он и до этого понимал, что скоро придет день, когда она оставит его, но понимать – это одно, а тут Ева сама как бы включила счетчик. Значит, чувствует: она на финишной прямой. И скоро дорога кончится. А он останется на этой дороге. Однажды он проснется утром и не увидит, как она лежит рядом.
Так и получилось. Она ушла, а он остался... Надо работать. Наверное, она что-то знала. Ева плохого не посоветует...
Он сел в машину и связался с диспетчером. Потом позвонил хозяину, сказал:
– Дима, я вышел на работу.
– Как дела?
– Хорошо, – ответил он.
– Тормозные колодки не пора менять? – спросил Дима.
– Рано.
– Не забудь, ты всегда ездишь до последнего...
– Ладно...
У большого торгового центра в машину села молодая женщина с покупками из шести, наверное, разных магазинов. Ехали молча. Вернее, молчал он, а женщина разговаривала по телефону. Она рассказывала подруге о своих приобретениях. Потом она выключила телефон, усмехнулась.
– Что? – спросил он.
– В каком смысле?
– Почему вы усмехнулись? Если не секрет?
Женщина подумала и спросила:
– У вас курить можно?
– Курите.
Она курила и молчала. А он сказал:
– Не хотите – не рассказывайте. Я понимаю: иногда бывает так, что не хочется разговаривать.
– Да там рассказывать нечего, – сказала женщина. – А вы откуда?
– Из России.
– Дедушка и бабушка моего мужа приехали, кажется, из Белоруссии.
– Здесь многие с родословной из тех мест.
– А вы давно приехали?
– Десять лет назад.
– У вас отличный английский.
– Спасибо.
– Большая семья?
– Была семья.
– Что случилось?
– Неделю назад умерла моя жена, – сказал он.
– Простите, – сказала она.
– Ничего. Ей было только пятьдесят девять. Рак...
Женщина молчала, вроде слушала. Он сказал:
– Мы прожили тридцать восемь лет. Сюда приехали, чтобы сыну помочь. А вот как получилось...
– Перестаньте, – вдруг сказала она.
– Что?
– Перестаньте. Не надо вышибать из меня слезу. Ваши чаевые вы заработали еще там, у торгового центра, когда помогли мне уложить покупки и раскрыли дверь. И мне не нужны ваши проблемы. У меня своих полно...
Она дала на чай десять долларов. Он поблагодарил и на всякий случай сказал:
– Я не пытался вас разжалобить. Дело не в чаевых. Извините.
Она ушла, не ответив. Он снова связался с диспетчером.
– Есть вызов в Хайланд Парк. Русские. Едут в аэропорт. Дима сказал, дать тебе, если свободен.
– Свободен.
У большого, судя по всему недавно построенного дома стояли пассажиры – редактор местного радио, его жена и мальчик лет двенадцати. Редактор общался с Ленькой, и несколько раз он видел эту пару на днях рождения Лени и Рины.
– О, кого мы видим? – закричал редактор. – Хорошо, что это вы. Жутко опаздываем. Самолет через полтора часа, а с этими секьюрити сейчас...
– Не опоздаем, – сказал он, загружая чемоданы в багажник. – Куда едем?
– В аэропорт, – сказал редактор.
– Я понимаю, а потом?
– А потом на Арубу.
Жена редактора села на переднее сидение. Редакторский сынок слушал музыку через наушники и дергался в такт чему-то пульсирующему.
– Скорее, – попросил редактор.
– Не волнуйся, Жора. Успеем, сейчас нет пробок.
– Спасибо.
– Как Ленька?
– Ну как? Пока нам всем тяжело...
Редактор почесал затылок и сказал:
– Ой, совсем забыл... Мои соболезнования... Я извиняюсь, что не присутствовал на похоронах. Командировка... Но мы, кажется, выпустили в эфир что-то вроде некролога.
– Ты не забыл документы? – певуче спросила редакторская жена. – А то будет как в прошлый раз.
– В прошлый раз я дал тебе конверт с документами в руки, и ты, именно ты незамедлительно положила его в мусорник.
– Документы и деньги должен контролировать мужчина, – отозвалась она. – Если он, конечно, мужчина.
– За некролог спасибо, – сказал он.
– Any time, – по-английски отреагировал редактор.
– Идиот, – сказала его жена.
Все замолчали. Внезапно голос подал сын редактора. Причем довольно громко:
– Ни хуя себе! – сказал он огорченно.
Редактор и его жена ошарашенно посмотрели на сына. Редактор сказал:
– Сема, ты почему ругаешься? Тебе кто-нибудь разрешил?
Сема перешел на английский:
– Батарейки кончились.
– Надо было подумать заранее, – сказал редактор. – И купить...
– О таких вещах должен думать мужчина, глава семьи, – сказала жена редактора. – Если он, конечно, мужчина.
Очевидно, ее одолевали какие-то сомнения на этот счет.
Редактор снова почесал затылок:
– Знаешь дорогая, если тебя что-то не устраивает, ты можешь вернуться на этом же такси домой.
– Остановите машину, – помедлив, сказала жена редактора.
– Мы на хайвее, – сказал он.
– Остановите! – потребовала она.
– Что будем делать? – спросил он редактора.
– Останови машину, ты, старый козел! – закричала она.
Он перестроился, остановился на обочине, включил мигающие габаритные огни. Редакторская жена вышла и решительно направилась в обратном направлении.
– Что делает мама? – спросил мальчик. – Она что, ебнулась? Мы опоздаем на самолет.
Редактор выскочил из машины побежал догонять жену. Они разговаривали, а мимо с шумом неслись автомобили, и им приходилось кричать друг на друга. Он смотрел на них в зеркало заднего вида. Редактор показывал на часы. Жена показывала ему средний палец. Беседа кончилась неожиданно: редакторша смачно плюнула супругу в лицо и повернула к машине. Он вытерся рукавом и побежал вслед за ней.
– Успеем? – спросил редактор.
– Нет, – сказал он.
– Почему? У нас час с лишним в запасе.
– Выходите, – спокойно сказал он.
– Не понял, – сказал редактор.
– Забирайте свои вещи и проваливайте к чертовой матери вместе с вашей хамской женой и дебильным сыном! Я вас не повезу.
– Ты видишь, Люся, сука, что ты наделала! – заорал редактор.
– Послушай, урод! – сказала Люся. – Или ты сейчас же трогаешься с места и через пятнадцать минут привозишь нас в аэропорт, или тебе в этом городе не жить. Я тебя уничтожу! Это я тебе говорю, Люся Милевская.
– Пошла вон, Люся Милевская, – сказал он. – Это тебе говорю я, Лазарь Самойлович Михельсон, бывший профессор филологического факультета Латвийского государственного университета, а ныне таксист компании «Намбер уан».
– Бывший таксист, – сказала Люся. – Бывший профессор и уже бывший таксист. И восьмую программу потеряешь, ишак.
– Я не на программе, – сказал он. – Убирайтесь.
– Я никуда не пойду, – сказала она.
– Я вызову полицию, – сказал он.
– Так, выходим, – заявил редактор. – Поймаем такси, их тут полно. Успеем...
Он позвонил сыну. Ленька вяло сказал:
– Как дела?
– Я поеду домой, Леня.
– И правильно, не надо работать пока...
– Ты не понял, точнее, это я неконкретно высказался. Я поеду в Ригу. Жить. Или умирать.
– Зачем?
– Мы прожили там с мамой долгую жизнь. Там наш дом. Мама хотела бы туда вернуться.
– Ты где? – спросил Леня.
– На хайвее.
– На каком? Хотя неважно... Давай встретимся попозже в каком-нибудь баре и все обсудим? Ко мне через пять минут приходит клиент.
– Ленечка, тут нечего обсуждать. Я решил.
Леня помолчал.
– А как же я? – спросил он наконец.
– Тебе тридцать пять, ты взрослый человек, у тебя семья. Мы будем видеться.
– Я не взрослый, – сказал сын. – Я просто вырос. И ты мне нужен.
– Нет, я тебе не нужен. Тебе нужен характер. А характер нужно воспитать. Его не дарят и не передают по наследству. Почему у тебя нет детей, а у меня внуков?
– Рина не хочет.
– А ты?
– Мне все равно.
Он замолчал. Потом сказал:
– Просто я позвонил тебе, чтобы сказать о своем решении. Я буду приезжать сюда, ты будешь навещать нас с мамой.
– Мама умерла, – сказал Леня.
– Она поедет со мной. Я похороню ее на кладбище в Шмерли. Там она будет, по крайней мере, среди своих. Ты же знаешь, в этой семье искренние добрососедские отношения налаживаются посмертно.
...Через двадцать минут он остановился у русского магазина. Купил всякой всячины, правда, по чуть-чуть. Потом заехал за цветами, за Евиными любимыми белыми розами. Обрезал их, поставил в теплую воду, принес вазу в комнату. Прислонил к ней Евину фотографию. Сел, развернул покупки прямо на столе (Ева бы не одобрила), налил ей вина, себе водки (Ева бы промолчала), поднял рюмку, сказал:
– Дорогая, единственная и любимая моя жена! Я тут понял, что самое тяжелое – это слова, которые ты не успел сказать. Но я кое-что придумал. Я приглашаю тебя в путешествие. Не спрашивай меня, куда мы едем. Я не смогу тебе сказать, потому что это – сюрприз. Ничего не бойся, я буду рядом с тобой каждую минуту, каждое мгновение. Я почему-то уверен, что ты будешь довольна...
Он выпил. Посидел за столом, теребя скатерть. Потом торопливо собрался, сунул бутылку водки в карман. На улице шел снег. Перед тем как сесть в машину, он смахнул пушистые хлопья со стекла и зеркал. Потом поехал, бормоча что-то вроде: «Сейчас, сейчас... Конечно, не расслышала... Я сейчас к тебе приду и все скажу... А как же?.. Конечно, нельзя откладывать... Такое ведь дело...»
