Джеймс Миченер - Роман
— Мне кажется, причина, по которой роман переживает свое второе рождение, это последние сто страниц, где Амос, достигнув материального благополучия, переживает духовную трагедию. Лучшее, что вы написали, мистер Йодер, это сцены, где он тайно приезжает в Ланкастер, чтобы посмотреть на ферму, которой владела его семья целых четыре века и на которой работал он сам. Где он признается самому себе, что только его упрямство из-за тех злосчастных подтяжек является причиной отлучения от его прекрасной родной земли.
Я всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда кто-нибудь хвалил мою работу. Мне было неловко, но сегодняшние воспоминания подействовали так, что эмоции взяли верх:
— Хорошая сцена в самом конце. Когда он переделывает конюшню в гараж. Прощается с лошадьми, последним, что у него ассоциировалось с землей. Он больше не амиш и даже не меннонит. Он перешел в какой-то другой мир… — Я замолчал, радуясь в душе, что моя редактор не стала давать никаких комментариев. — Вы знаете, миссис Мармелл, Эмма никогда не считала себя меннониткой. Во всяком случае с тех пор, как стала учиться в колледже.
— Мне нравится ваша смелая маленькая жена, хотя мы общались с ней только по телефону. Надеюсь, что вы когда-нибудь познакомите нас.
Я кивнул, и она положила свою руку на мою:
— Я знаю, что сейчас вы не хотите узнать, какие потрясающие новости взбудоражили весь «Кинетик». Но Эмма должна узнать их. Эти новости так важны для меня, что мне просто необходимо с кем-нибудь поделиться. — И она показала мне сметы, взбудоражившие «Кинетик». — Все внеплановые контракты на вашу книгу либо уже оплачены, либо будут оплачены в самое ближайшее время. И каждый из них приносит вам еще миллион долларов. Например, контракт с «Книгой месяца». И параллельная публикация в мягкой обложке — это наверняка. Нет никаких сомнений, что ваша книга в течение трех месяцев будет в списке бестселлеров, опубликованном на страницах «Таймс». А как вы думаете, каков будет начальный тираж? Семьсот пятьдесят тысяч!
— Придется нанять новых агентов по продаже, — смутившись, попытался пошутить я.
— Можете передать Эмме, что, по моим подсчетам, вы получите не меньше пяти миллионов от «Каменных стен», а может быть, и шесть, если роман экранизируют.
— Лучше бы вы мне этого не говорили, — еще больше смутился я.
— А я это вовсе и не вам говорю, — засмеялась она. — Я говорю себе и Эмме. Мы эти вещи понимаем. — Внезапно она наклонилась ко мне и понизила голос. — Как вы относитесь к гипотетическим вопросам?
— Положительно, если они не на политические темы, — ответил я озадаченно.
— Могу я задать один? — Когда я кивнул, она продолжила: — Это самый гипотетический из всех гипотетических вопросов. Предположим, что «Кинетик» завтра продадут, а новые боссы меня уволят, как вы думаете, уйдете ли вы вместе со мной?
— Уйду, если причиной вашего увольнения будет не растрата фондов.
— А как в случае, если меня не уволят, а я сама почувствую, что новые порядки мне не по нутру?
— Ваши этические принципы для меня святы. Конечно, я буду с вами.
— А теперь вопрос вопросов. Предположим, новые владельцы не американцы. Например, японцы или немцы. Я с ними не могу сработаться и ухожу…
— Я уйду с вами.
— Понятно. Пусть наша беседа останется между нами, а мои вопросы можете считать только игрой воображения.
— А мои ответы — нет. Я гораздо серьезней воспринимаю книгоиздательство, чем представляется Эмме. Для меня это не игра, не цифры, это один из самых величайших процессов в мире. И я счастлив принимать в нем участие. — Я был слишком многословен и поэтому смутился. И последние слова произнес шепотом: — Я не смог бы работать, если бы вы так не помогли мне, и я никогда этого не забуду.
* * *В этот свой визит в Нью-Йорк я не стал возвращаться домой, а остался здесь ночевать, так как на следующий день мне надо было встретиться с моим агентом, с которым меня связывали чисто деловые отношения. Я имел довольно печальный опыт общения с агентами. Один из них, довольно известный в своих кругах, будучи должником миссис Мармелл, с большой неохотой взялся за мои дела. Я стал его клиентом только благодаря моему редактору. И когда он почувствовал, что мои первые книги идут ко дну, и понял, что у меня нет дара писать короткие яркие статьи, бросил меня, послав соответствующее письмо, даже позвонить не счел нужным. Затем меня подобрал молодой человек, который, закончив обучение у Уильяма Морриса, организовал собственное агентство. Говорил он очень много, но делал крайне мало. Как только он увидел, что от меня никогда не дождешься того, что он называл «значительными успехами», он тоже меня покинул. Теперь, когда мои успехи стали не просто «значительными», а «потрясающими», я хотел бы узнать, что думает этот молодой человек, вспоминая день, когда он от меня отказался. Но тогда, на мое счастье, свои услуги мне предложила Хильда Крейн, которой понравился мой четвертый роман «Изгнанный». Она предлагала его везде: в Голливуд, на телевидение, в газеты, но никто к нему не проявлял интереса.
Но она верила в успех нашего предприятия и убеждала меня, что рано или поздно эта или какая-то другая из моих книг будет замечена. Как радовалась она, когда «Нечистая сила» стала бестселлером. Ликуя в душе, она предложила ее все тем же агентствам, и в этот раз ответы были положительными.
У мисс Крейн был трехкомнатный офис на Бродвее. Никакой роскоши, только картотеки и бумаги. Она шутила: «Боюсь, что придется переезжать в более просторное помещение, столько работы из-за успехов ваших последних трех книг и, будем надеяться, следующей». Эта сорокачетырехлетняя женщина, которая могла в зависимости от времени суток или обстоятельств выглядеть на двадцать четыре или шестьдесят четыре, была мне настоящей опорой. С самого начала она предупредила меня о своем стиле поведения: «Я своих авторов не балую, не помогаю им в их бракоразводных делах, не покупаю им билетов в театр, не организую скидок в отелях. Я не поправляю их и не помогаю им, когда они пишут свои произведения. Что я делаю, и делаю хорошо, это принимаю все, что они напишут, и прикладываю все силы, чтобы это продать. Если есть хоть какая-то возможность продать, я ее использую. Порой они приходят в изумление, когда узнают, кому и куда я продала их вещь. Ведь я обращаюсь, наряду со всем прочим, и в фабричные, фермерские, университетские журналы — я все их курирую. Моя страсть — видеть вещи моих клиентов напечатанными. Иногда я продаю статью за пять долларов только для того, чтобы ее автора напечатали. Вот что для меня важно».
Я платил ей десять процентов со всех видов моих доходов, мы полностью доверяли друг другу, и я не принимал наличных или чека на свое имя, не проинформировав ее и не послав ей эти десять процентов. За эти десять процентов она предоставляла ряд фантастических услуг. Но самое важное — она вела переговоры об объеме всех моих гонораров, хотя в писательском бизнесе не было редкостью, когда писатель сам разбирался со своим издателем в вопросах продвижения своей рукописи и суммах гонорара. Гораздо удобнее, когда автору предлагалось волноваться; о качестве своей рукописи, а агенту о том, сколько можно за нее получить.
Кроме переговоров о гонорарах, мисс Крейн также занималась вспомогательными продажами, поисками новых контрактов, когда это было необходимо, контролем за соблюдением авторских прав и многим другим. Иногда она посылала мне по три-четыре письма в неделю, каждое по поводу какой-нибудь сделки, о которой я почти ничего не знал, но организация которой было делом серьезным. Обычно мисс Крейн получала свои десять процентов, а в этом году, если надежды миссис Мармелл оправдаются, она получит как минимум полмиллиона долларов от того, кого она называет «мой скромный маленький немец». И к тому же ей для этого не придется прикладывать почти никаких усилий. В то время как миссис Мармелл носится с моей рукописью, словно нянька с младенцем.
Успех моего нового романа будет ее личной заслугой. А получит она лишь полагающуюся ей скромную зарплату от «Кинетик». Пожалуй, это несправедливо, однако я слышал рассказ мисс Крейн о том, как она зарабатывала на другом своем авторе: «Я возилась с ним, как с собственным ребенком, следила, чтобы он писал для нужных журналов в нужное время, и радовалась, что его писательская репутация неизменно растет. А без меня бы он как слепой продвигался на ощупь».
Тот, кому она все это объясняла, спросил: «А не могла бы всем этим заниматься его жена?» Вопрос насторожил меня, так как я подозревал, что Эмма тоже могла бы всем этим заниматься. Но мисс Крейн сухо ответила: «Когда писатель использует свою жену в качестве агента, это ведет к неуспеху. Писателю нужна не любящая, а жесткая рука».
А вот что она еще рассказала своему собеседнику:
