Поколение - Николай Владимирович Курочкин
Наконец в сопровождении Клыкова и Васюты показалась заведующая столовой. Долго брякала ключами, открывая склад.
Васюта принялся таскать мешки, Тишков же сделал вид, что сил у него никаких нет, спит.
— Умаялся — ну, отдыхай, не буду тебя тревожить.
Стукали гирьки весов, что-то бубнил Клыков, а толстуха заведующая столовой смеялась. Тишкову был неприятен этот смех: можно подумать, щекочут ее там в четыре руки.
Делая одну ходку за другой, Васюта быстро разгрузил машину, потом исчез надолго. Вернулся уже с Клыковым. Сели в кабину, закурили. Под ногами у Тишкова оставалось еще четыре мешка, на которые Васюта по какой-то причине не обратил внимания. Тишков хотел было сказать об этих мешках, но не сказал, все еще делая вид, что спит. Чувствует ногами мешок и не говорит. А на душе точно так, как неделю назад.
Шел по Пушкина, впереди женщина идет, руками машет. И тут чирк! — часики на асфальт. Тишков поднял часики, посмотрел время, послушал — тик-так: отдать — нет? Загадал, если лицо плохое, «торгашеское», — нет. Если доброе, простое, — отдать. Догнал — бабуля. Отдать… А она вдруг как припустит от него. Вернее, это ему показалось, что от него. На самом деле за автобусом. Успела. Вскочила на подножку, двери захлопнулись, автобус уехал. А он остался с часиками. Принес домой, показал жене, сказал, что нашел. Но зачем они ему? У жены — золотые, у самого — электронные.
— Ого, уже одиннадцать, — делая вид, что проснулся, сказал Тишков, — пора когти рвать.
— Не суетись, — радушно улыбаясь, сказал Владим Иваныч, — к сестре заедем, поедим, отдохнем чуток.
Сестра двигалась еле-еле, прямо-таки на ходу спала. Но дедок оказался шустрым, уже успел сгонять за водкой. Выпили сначала без закуски, не терпелось за удачное возвращение. Ко второй стопке подоспела малосольная икра в деревянной плошке, к третьей — жареный лосось. Рыба вроде бы суховатой получилась, трудновато глоталась, но икра шла легче.
— Не будет рыбы, я вам точно говорю, не будет, — ловко обрабатывая острыми мышиными зубками косточку, сказал дедок.
— Не будет, — печально согласился Владим Иваныч.
— А Коляня молодец. — Васюта похлопал Тишкова по плечу. — Двоих амбалов за шиворот и к машине, не дрогнул!
Похвалу Тишков, конечно, заслужил. Выдержал испытание, труса не праздновал. Было несколько острых моментов, но переборол себя, заставил… Однако такая похвала не радовала. Во-первых, потому, что Васюта опять перепутал его имя. Какой же он Коляня?! Во-вторых, «амбалов» было жаль. Надо было отпустить. Подумаешь, два хвоста! Ну, что за браконьеры! Другие бочками солят, а с них, как с гуся вода…
В дверь стукнули.
— У нас все дома, — сказал Клыков.
Сестра вышла из комнаты, быстро и плотно прикрыв за собой дверь. Некоторое время слышалось торопливое шептание и всхлипывание, потом хлопнула входная дверь. Появилась сестра.
— Думала, кто, а это Леонтьева.
— Что ей надо?
— Просит, чтоб мы акты порвали. Это ж вы ее мужика с сыном прижучили. Парень в институт только поступил, так она боится, как бы не прознали да не выгнали.
— Ну так что? — глаза у Владим Иваныча любопытно высунулись на своих рачьих ножках.
— Может, вам, говорит, нужны дешевые ковры, как раз привезли.
— Нам нужны ковры? — пожал плечами Клыков.
— Нет, нам ковры не нужны, — сказала сестра. — Теперь все магазины ими завалили. А когда были нужны, просила, оставь. Не оставила. Говорила, все по предприятиям, по предприятиям.
— А парня жалко, — сказал дедок, — он хороший, здоровкается со мной всегда, один во всем поселке.
— По блату поступил. Они все по блату поступают: и старший, и девка ихняя.
— Не ври, мамка, Сашка отличник, — сказала девочка, высунувшись из дальней комнаты.
— Тебя забыли спросить! А ну, брысь!
— Не нужны нам ковры, — заключил Клыков, — тем более дешевые. Ковры — дерьмо. У меня один вообще свернутый лежит под кроватью… Так и скажи: про ковер заикнешься — за взятку привлечем.
Тишков догадался, что говорят о тех самых, которых он «прижучил». С души камень свалился: что их жалеть? — торгаши…
Клыков откинулся на спинку стула, всхрапнул. Васюта зарядил новую историю, на этот раз о том, как он с группой ответственных товарищей посещал животноводческий комплекс. Особенно подробно он остановился на цехе воспроизводства. Подставлял толстые, обрубочные пальцы к вискам, делая рога. Мычал и наливал кровью глаза — в самом деле было в нем что-то основательно бычье. Сестра подхохатывала на низких нотах, а Тишков сидел как на иголках, рассчитывать на скорый отъезд не приходилось. Углядев висевшее над численником расписание автобусов, он нацелился на двухчасовой рейс.
— У меня жена не дай бог! Звонит уже, наверно, по больницам, разыскивает.
— Ты, Коляня, женился, что ли? Вот дуралей!.. И молчит.
Тишков женился шесть лет назад, Аленке уже четыре, но ничего этого он не стал объяснять Васюте. Что пьяному? — в одно ухо влетает, в другое вылетает.
Выпили на посошок. Тишков решительно встал из-за стола. В сенках топтался, ища свой пустоватый рюкзачишко.
— Да вот он, — подсказал ему Васюта, вышедший проводить до двери.
— Это мой? — Тишков неуверенно взялся за лямки отнюдь не пустоватого рюкзака.
— Икорка засолена, а рыбку ты сам. Соли не жалей. Она, рыба, сама возьмет соль, сколь ей необходимо. Ну пока, топай. Остановка около школы. Выйдешь из ворот и направо. Недалеко.
«Хорошо, что икра, — подумал Тишков, вернее, не подумал, а так, шевельнулось в голове, — Аленка хоть поест… Да ведь и заслужил, полагается, наверно».
— Чуть не забыл, — остановил его в дверях Васюта, — так я к тебе за краской нагряну?
Тишков понял, Васюта путает его с кем-то, однако кивнул на прощание, что могло означать: лады, нагрянь как-нибудь. Когда они еще встретятся, да и встретятся ли вообще?
Он быстренько прошагал проулком, стыдясь рюкзака и вместе с тем не без удовольствия ощущая его тяжесть. У столовой группкой стояли мужички, заговорщицки совещались, но они были далеко, никакой опасности с их стороны быть не могло.
Автобус уже стоял на остановке, флегматично подгазовывая на холостых оборотах. Тишков прибавил шагу. Выйдя на открытое перед школой пространство, увидел за углом находившийся как бы в засаде милицейский «рафик». Сердце упало. Вылезший из кабины молоденький сержант удачливо ухмыльнулся в усы.
— Что, на автобус опоздал? Обидно, правда?
Тишков жалостливо улыбнулся: да вроде
