Юность - Николай Иванович Кочин
Я проезжал мимо каменного дома купца Пименова, в котором теперь помещался волостной кооператив, и мне показалось, что за железными дверями раздался человеческий голос. Нервы мои были напряжены до крайности, досада от неудач пробуждала мою решимость. Я подъехал вплотную к двери и стал прислушиваться. И опять послышался легкий вскрик, потом — придушенные голоса, и даже как будто кто-то произнес громким шепотом: «Тише, тише!» Сердце мое сильнее забилось: ведь я не знал, друзья там или враги. «Все равно, — пришло мне в голову, — если там враги, то я успею в темноте скрыться». И я тихонько постучал в железную дверь. Там сразу смолкли. Я постучал вторично и стал поодаль от двери. Она внезапно отворилась, загудев в тишине ночи, и огромный сноп света упал на землю, под ноги лошади. Две сильные руки в одно мгновение стащили меня с убогой клячи и тут же втолкнули в огромное помещение кооператива. Все лица обернулись в мою сторону, на них отражалось строгое недоумение, и при тусклом неровном свете я увидел идущего мне навстречу Якова.
— Это наш секретарь, — сказал он.
Все сразу засмеялись, а втолкнувший меня человек (это был председатель волостной Чрезвычайной комиссии) прибавил добродушно:
— Чудак, надо входить с заднего крыльца. В дверь стучать вздумает только чужой в такую пору, ведь я подстрелить тебя мог, если бы ты задумал бежать.
— А я бы не побежал.
— Ну, ну, храбрый, верю.
Я увидел здесь почти весь волостной актив в сборе. Одни стояли вокруг прилавка, освещенного лампой, и складывали в пачки царские кредитки, в беспорядке разбросанные повсюду. Другие сидели на бочках и что-то писали, то и дело обращаясь с вопросами к людям, которые, сбившись в угол и понуря головы, нехотя отвечали. Я увидел среди них наиболее видных работников продовольственного комитета.
— Ну, так кто же доставлял вам из города эти царские бумажки?
— Фамилии своей он не открывал и не велел об этом даже спрашивать.
— И вы будто не интересовались?
Молчание.
— И вы обменивали их на советские деньги, пользуясь темнотой масс?
— У нас царские деньги спрашивали сами.
— Кто спрашивал?
— Духовные лица, зажиточное крестьянство.
— А вы знали ли, для какой цели придуман этот обмен?
— Нет… мы интересовались только наживой.
— Вы получали за «комиссию»?
— Да.
— Вы слыхали что-нибудь о наймитах, которые, получая субсидии от темных организаций, совершали покушения на советских работников?
— Читали об этом в газетах.
— Вам не приходило в голову, что это делается на ваши деньги?
Молчание.
— Товарищи, — сказал я, не имея сил дольше сдерживаться, — мы поймали на селе пономаря с «катеньками». Вот они, — я бросил деньги в кучу царских кредиток на прилавок. — Этот пономарь содержится у нас под строгой изоляцией. Он намекал, что его посылали спекулировать «катеньками» какие-то «хозяева» из волости.
Допрашивающий, выслушав меня, сказал: «Ага! Это нам знакомо», — и продолжал дознание:
— А кроме пономарей и прочей такого рода публики, не использовали ли вы для своих целей и кооперативный аппарат по волости?
Молчание.
— Укажите имена.
— Этим занимались почти все приказчики кооперативных лавок, которые были в селах.
— Куда же вы смотрели? — вдруг сказал допрашивающий, обращаясь к комиссару волпродкома. — Имейте в виду, что вас взгреем вместе с ними. Не мы ли хотели отправить заведующего кооперацией в рабочий батальон и не ты ли говорил: это у меня незаменимый специалист, я без него, как без рук, напрасно подозреваете?
Комиссар волпродкома стоял, как пришибленный, и уныло лепетал:
— Я что же… я — ничего… я думал, что честнее его нету…
Мы продолжали связывать кредитные билеты в пачки и укладывали их в корзину. Такое великое множество денег я видел в первый раз. Когда перевязали все — занялся рассвет. Спекулянты царскими деньгами были взяты под арест, и мы с Яковом поехали домой.
Глаза наши были воспалены от бессонницы и пережитых волнений, в них не остыл еще лихорадочный блеск, утомленные лица побледнели, сон бежал от нас, как пуганая птица. Мы бодро въехали в прохладную лощину с хрустально-светлой рекой. Она была холодна, спокойна в этом розовом рассвете. На берегу ее — лесное серебро берез. На прозрачной, тонкой сетке веток кудрявилась весна нежною зеленью почкования. Через покатый бок озимого поля солнышко перекинуло лучи на зеленую крышу рощи, обронило на холмистые поля алые свои блики, как полотнища знамен, и приветливо коснулось наших обветренных щек. Прела земля, лопались и распушались почки на деревьях, выпрямлялась густая озимь, ровная, как щетка, по-за гумнам, по-за селам буйствовала любовь, и суматошные птицы, стремительно пролетая над рекой, долго не успокаивались в роще. Весенняя ярость жизни властно охмеляла мир.
— Гляди вот, как все проморгали, — сказал Яков, — неприятель стоял на носу, за плечами, на пятках. Думали — спецам хваленым наше дело любо, ан вон как обернулось: вся кооперация во вражьих оказалась руках. Учуяли Колчака, так пуще зашевелились. Вот как! Что ни делай, паря, а на хвост оглядывайся. Экая теплая компания, и откуда только набралась, и когда успели… Диву даешься. Вот он — сам зав, большевиков все хвалил: «Ах, ах, — да руками мах, — коммунизм — заря новой жизни. Ура, ура!» А глядишь, стащил сундук с деньгами и врагу отнес. Его слова на воде бы писать — и красны, и цветны, и линючи. Эх ты, злой нотариус, — не хуже других, дали работу, в рот тебе дышло… А ты еще выше плута на три вершка. Бухгалтером служил какой-то следователь, тоже городской, приказчиком — трактирщик, кассиром — бывший управляющий рыботорговца Сидорова. И всех привечали, всех жалели. Поставили оберегать население от лютого голода. Эх, нас сердечный червь подводит, каждого жалко… дураки! А комиссар продкома и того хуже. Откопали дурня, обули Филю в чертовы лапти, оговорили, оплели, утерли нос… Ловкие ребята… Ты им дай только на воз лапу наложить, они и возом завладеют… Ну, ладно, не штука промашка, а штука поправка… На большую прореху такова и заплата…
Лавка наша тоже служила пристанищем спекуляции. Мы нашли в ней жулика под стать волостным кооператорам и присоединили его к ним…
Тревога и слухи в деревне плодились с ужасающей силой и быстротой. Газеты были полны призывов
