Иван Истомин - Живун
— Значит, ты хотел быть верным своему слову? — сказал секретарь. — Это хорошо, Омра. Ты этим помог Родине быстрее получить ценную пушнину. А она ей очень и очень нужна. Ты это знаешь, мы рассказывали вам об этом не раз. И выходит, социалистическое обязательство ты брал совсем не зря. Оно помогло тебе быть в одном ряду с передовыми охотниками. Ты понимаешь меня. Омра?
— Конечно, понимаю.
— А почему же сейчас отстаешь от товарищей? Не хочешь брать новое обязательство? — спросил Медведев.
Няруй внимательно посмотрел на всех и улыбнулся:
— Ну вот боюсь, и только. Вдруг больше ничего не буду добывать?
— Чудак, — сказал председатель колхоза. — Если по-прежнему будешь старательно промышлять, почему же не будешь добывать?
— Удача у того, кто честно, самоотверженно трудится и умело ведет свое дело, а ты как раз такой, — добавил Ямбо Оковой.
— Нет, когда добуду хоть одного зверя, тогда и возьму обязательство, — твердо сказал охотник.
— Значит, хочешь на деле убедиться, что поверье насчет удачи — обман? — спросил секретарь. — А скажи, Омра, ты до этого каждый раз с добычей возвращался?
— Да нет, иногда за неделю одного зверька добывал, — ответил Няруй.
— Вот видишь? — сказал Медведев. — И на этот раз может случиться, что капканы будут пустыми, пурга-то недавно была.
— После пурги я все капканы сызнова поставил, — объяснил Няруй.
— Тем лучше, — сказал секретарь парторганизации и, переглянувшись с товарищами, закончил, положив руку на плечо охотника: — Иди, проверяй капканы. Мы можем подождать. Раз проверь, два проверь, три проверь. Когда-нибудь да попадется добыча. А когда вернешься с добычей, оформи обязательство.
* * *Никогда с таким тяжелым настроением не уходил Няруй на охоту. Даже обшитые оленьими камысами лыжи, казалось ему, не скользят, а прилипают к только что выпавшему снегу и мешают делать широкие и быстрые шаги. Какая-то непонятная и надоедливая мысль беспрестанно сверлила голову: «Зря идешь, зря идешь».
Когда он наконец дошел до капканов, небо совсем очистилось от туч, и луна ярко озарила свежевыпавший снег.
Первые осмотренные ловушки оказались пустыми, с нетронутыми приманками. Тут же Няруй заметил следы лисицы. Она несколько раз обошла вокруг капкана, но до приманки не дотронулась. Такие случаи бывали не раз и раньше, но сейчас это озадачило Омру. «Неужели начинаются мои неудачи?» — мелькнуло у него в голове. След лисицы спускался к ручью. Там у Няруя было поставлено два капкана. Он направился туда и, увидев, что одного капкана нет, страшно испугался. «Началось!» — невольно вырвалось у него, и он почувствовал дрожь в коленях.
Лиса, видно, долго билась, стараясь вырваться из железной пасти, перегрызла веревку от якорька и поскакала вниз по ручью, волоча за собой капкан. Свежие капли крови отчетливо темнели на голубоватом снегу. Значит, попала в капкан недавно и уйти очень далеко не успела, Няруй снял с плеча ружье и направил лыжи по следу лисы. Она иногда останавливалась, пытаясь освободить лапу, и в этих местах Няруй видел темные пятна.
На одном из таких пятен он заметил клочок шерсти, примерзший к снегу. Зоркие глаза охотника быстро определили — лиса серебристо-черная. Теперь Няруй шел быстрее, думая только о лисе. Недалеко от устья ручья он увидел второй след, намного крупнее лисьего. «Волчий», — подумал Омра и остановился. Зверь, видно, большими прыжками спустился с соседнего холма и, напав на след лисы, потрусил за ней, на ходу слизывая кровяные капли.
Няруй стоял в нерешительности. Возвращаться обратно или преследовать зверей? А может, это и есть то, о чем говорили старые люди: зверь будет дразнить, капканы уносить, на беду сманивать? Неприятная дрожь точно так же, как в тот раз в «куропачьем чуме», прошла по телу с головы до ног. Но клочок серебристо-черной шерсти, зажатой в руке, не давал покоя, и Няруй снова зашагал вперед, беспокоясь о том, что, если волк успеет догнать лису, он ее разорвет. Значит, надо вначале убить волка или отогнать его, а лису-то он догонит, с капканом она далеко не уйдет.
Выйдя на небольшую полянку, он потерял следы. Легкий ветерок успел занести их здесь пушистым снегом. Однако Няруй вскоре снова нашел их. Следы резко свернули направо, в сторону густых зарослей карликовых берез. Приближаясь к ним, охотник заметил в одном из кустов качающиеся прутья. Кто их шевелил — лиса, волк? А может, куропатки? Эта неясность заставила Няруя замедлить шаги. Вдруг небольшая темная тень промелькнула между кустами, и теперь прутья закачались в другом месте. Это шевелит лиса. А где же волк? Не успел Няруй сделать и двух шагов, как увидел волка. Он показался из-за того куста, из которого выбежала лиса. Светло-бурый полярный волк был выше зарослей, и Няруй отчетливо видел на фоне ярко освещенного снега голову зверя. Зверь заметил человека, сердито зарычал и, сделав два прыжка в его сторону, на минуту встал, скаля острые клыки и рыча. Няруй взвел курок, наклонясь всем телом вперед и широко расставив короткие ноги. Холод пробежал по спине, и руки затряслись еле заметной дрожью. Зверь, рыча, снова сделал прыжок. Раздался выстрел. Волк шарахнулся в сторону, но тут же, взвыв, поскакал на охотника, припадая на правый бок. Няруй широко вскинул руки, роняя ружье, и бросился на зверя.
* * *Мокрые волосы прилипли к вискам, постепенно покрываясь инеем. Крупные капли пота, испаряясь, неприятно щекотали лицо, но Няруй не обращал на это внимания, силясь высвободить левую руку из пасти волка. Острые клыки впились глубоко в рукав малицы, и Няруй осторожно разжимал пасть мертвого зверя, чтобы не разорвать тонкий совок. Когда наконец удалось высвободить руку, голова зверя мешком упала на снег. Волк был большой, как двухгодовалый олень. Широкая струйка крови темнела у него под сердцем. На снегу лежал нож с узким лезвием. Няруй поднял его, обтер лезвие о комок снега и сунул в ножны.
Когда разъяренный зверь набросился на охотника, Няруй успел сунуть ему в пасть зажатую в кулак руку, а другой рукой выдернул нож из ножен и всадил его мод ребро волку. И это спасло охотника. Теперь он, закинув на плечо ружье, стоял над убитым зверем, собираясь закурить. Но тут он вспомнил про лису и быстро направил лыжи к кусту, где в последний момент качались ветки. Действительно, след и капли крови говорили, что лиса проскользнула в этот куст. Няруй обошел вокруг него, но следов не обнаружил. Раздвигая руками ветви, он заглянул в глубь зарослей и заметил в темноте светящиеся, как у кошки, глаза лисы. Она еле слышно визжала, не в силах высвободить лапу с застрявшим в прутьях капканом. Няруй не спеша снял ружье и прикладом метко ударил по самому носу лисы.
Она, не пикнув, сжалась в комок.
* * *Омра Няруй выкурил три трубки подряд, сняв лыжи и сидя на туше волка. Он еще не успел успокоиться от только что пережитого и, ни о чем не думая, глубоко затягивался дымом крепкого листового табака. Потом вынул из мешочка сушеное мясо и, аппетитно закусив, принялся снимать шкуру волка, ловко орудуя ножом.
Через полчаса, расставив возле туши волчьего мяса два песцовых капкана, он с тяжелой ношей скользил по старой лыжне. Луна висела низко над белой тундрой, и синие тени от холмов и сугробов уходили куда-то в бесконечную даль, словно полые речки в весеннюю пору. На востоке небо заметно посветлело, легкий ветер приятно щекотал лицо и играл серебристым мехом лисы, закинутой на плечо охотника. У Омры Няруя на душе было легко и весело. Он затянул песню, тут же сложенную им, — песню об удаче.
Радость
Полярная ночь убывала стремительно, и под ослепляюще-ярким солнцем неожиданно быстро стали выступать серые вершины тундровых сопок. На поляне, окруженной невысоким редколесьем, выглянула из-под снега пожелтевшая прошлогодняя трава. Легкий ветер, дующий с полуденной стороны, смахнул остатки снега с тонкоствольных берез и лиственниц.
У важенок — оленей-самок — рога побелели, стали сухими. У хоров — оленей-самцов — показались темные, пушистые ростки новых рогов.
Наступила пора весенних кочевий на север, к местам отела.
Яллу Яптунай, бригадир оленьего стада, невысокий пожилой ненец, медлительный в разговоре, но быстрый в движениях, решил сегодня же съездить на факторию и договориться с заведующим торговым пунктом о дне получения продуктов и товаров на время весенне-летних кочевий. Перед выездом на факторию Яллу отправился в стадо, чтобы дать несколько указаний дежурному пастуху. Солнце уже поднялось выше чума, и ночная смена пастухов ушла на отдых. Стадо караулил молодой пастух Юнай, веснушчатый, круглолицый парень, с бойкими серыми глазами и с редким темным пушком над верхней губой. Одетый в малицу, он сидел на нарте с упряжкой из трех оленей. Возле его ног, обутых в мохнатые тобоки, вертелась остромордая белая оленегонная лайка, нетерпеливо виляя пушистым хвостом. Она — лучший и незаменимый помощник пастуха-оленевода. Вот и сейчас не успел хозяин подать знак, как она стремглав кинулась туда, где кончается редколесье, и неистовым лаем заставила двух важенок вернуться в стадо.
