Хозяйка леса - Вера Федоровна Бабич
— Подходяще! — одобрительно заметил Рукавишников. — Чистая работа.
Баженов заметно волновался за свое детище. Он с беспокойством поглядывал то на тракториста, то бежал к Тойво, чтобы показать вальщику, как лучше пристроить пилу, то устремлялся к машине, чтобы посмотреть, как упало спиленное дерево. Ему было жарко. Он расстегнул ватник, сбил на затылок шапку-ушанку.
Любомиров стоял рядом, спрятав руки в карманы кожаного пальто, с пристальным вниманием следил за работой машины «моего главного инженера», как он называл Баженова, когда давал информацию корреспонденту республиканской газеты.
Анастасия Васильевна подошла поближе к машине.
— Ну, как вы находите? — живо спросил ее Баженов.
— Мне нравится ваша машина, Алексей Иванович.
Дерево не падает на землю и не ломает своей тяжестью молодняк. Посмотрите на эти сосенки: они остались жить. Она потрогала верхушки тесной группкой маленьких сосенок, росших на линии падения спиленной сосны.
— Наконец-то мы вам угодили! — с иронией сказал Любомиров.
Бегут минуты, на площадке растет пачка деревьев. Люди в молчании смотрят на лесную косилку, только дядя Саша с каждым спиленным деревом крякает: «Хороша! Ах, хороша!»
— Алексей Иванович, тонкомер берите, — сказала Анастасия Васильевна. — Пора кончать с недорубами. Пускаем на ветер миллионы рублей.
— Ну уж миллионы, — усмехнулся Куренков.
— Да, миллионы, — продолжала Анастасия Васильевна. — Строительство вашего леспромхоза обошлось государству в пятьдесят миллионов. Так?
— Ну, в пятьдесят, — отозвался Куренков.
— Лесу мы вам отвели на три с лишним миллиона кубометров, а вы оставляете на корню березы, осины и хвойных четвертую часть. Вот и считайте: больше десяти миллионов рублей при ваших порядках вылетит в трубу.
— Десять миллионов? — изумился Куренков, — В одном нашем Хирвилахти? А по всей Карелии? Знал, что недорубы в убыток, но чтоб миллионы!
— Да, и к сожалению, так же хозяйничают на Дальнем Востоке, на Урале, Сибири.
Любомиров хмуро молчал, наблюдая за машиной, думал: «Вот так и будет ходить за мной по пятам, придираться, учить хозяйничать, бережно относиться к лесу.
Ее, видите ли, тревожит весь свет. Дальний Восток, Урал, Сибирь…».
Машина по знаку Баженова с урчаньем подползла к серебристой осине с извилистыми синими тенями на снегу от корявых веток, с обтаявшей круглой лункой вокруг комля дерева. Чокеровщик захлестнул осину тросом.
— Алексей Иванович! — Куренков не удержался. — Вроде как бы осина нам ни к чему.
Тойво в нерешительности посмотрел на Баженова.
— Да, да, пилите, — подхватила Анастасия Васильевна. — Пока дерево годится в дело. Лет через десять сердцевина осины начнет гнить, разведутся короеды. Осину убирайте. Ее поросль заглушает сосновые всходы.
— Валяй, малец! Под корень ее. На спички пойдет, — похлопал вальщика по плечу дядя Саша.
Любомиров посмотрел на всех, но ничего не сказал.
Осина дрожала под мерными движениями пилы. Голые черные ветки скрипели. Дерево, схваченное за горло тросом, медленно зашаталось и с силой грохнулось на площадку.
Петя повел нагруженную машину к эстакаде. Трактор оставлял на сером снегу черный рубчатый след. Ветви спиленных деревьев мели снежную слякоть. Машина взобралась на горбатую эстакаду, левым боком припала к настилу, чокеровщик отцепил тросы, Петя дал ход вперед, и деревья упали на площадку эстакады. Рабочие склада и девушки-сучкорубы встретили машину с живым любопытством.
— Мой Петрусь помогал главному изобретать, — с гордостью сказала Хельви Оксана.
Любомиров остался на складе. Он хотел знать, сколько привезла машина. Машина ему нравилась. Во времени — большой выигрыш: не надо собирать хлысты в пачку. Льстило ему и то, что изобретатель — его инженер. Конечно, в «Ленинском знамени», а может и в центральных газетах появится сообщение: первый опытный образец в леспромхозе, где директором Любомиров. Приятно… Вот только с недорубами надо что-то делать.
Из леса Баженов и Анастасия Васильевна возвращались вместе. За шпалорезкой она протянула ему Руку:
— До свидания, Алексей Иванович,
Баженову не хотелось возвращаться в свой пустой дом. Он задержал ее руку в своей:
— Проводите меня еще немного.
Они медленно пошли по берегу реки. Над водой кружилась стая чаек, крупных, белобрюхих. Чайки то припадали к воде, то плавно взмывали в воздух. Анастасия Васильевна следила глазами за их беспокойным полетом.
42
В Хирвилахти приехал летчик, чтобы наметить гоны на участках аэросева. Летчиком был никто иной, как Стрешнев. Анастасия Васильевна встретила его с нескрываемым изумлением. И он, конечно, не ожидал, что увидит ее в этих глухих местах, на которые куда приятней смотреть с самолета, чем ползти на лошаденке по болотам и зарослям. И что за профессия — лесничий! Похоронить себя на век в глухомани, не пользоваться благами города. Один шум сосен может свести с ума. Леса, озера, болота. Прожить здесь всю жизнь!..
Стрешнева раздражало вежливое равнодушие Анастасии Васильевны. Будто никогда его не знала, не любила. Раздражала его и погода. Конец апреля, а холод, слякоть! В воздухе лениво кружатся белые мухи, падают на лицо, за ворот куртки. Весной — и снег. Добраться бы скорей до поселка. Он устал за день. Раздражал его и Рукавишников. Объездчик весело понукал свою Буланку и без конца рассказывал «случаи из своей жизни». Василий Васильевич старался развлечь гражданского летчика, — уж больно скучное у него лицо. Буланка — покорная лошадка с мочальным хвостом и лиловыми глазами — часто останавливалась. Рукавишников ласково трепал ее по шее: «Ну, шевелись, моя красавица, двигай, моя хорошая!» Анастасия Васильевна все время окликала объездчика, если он уходил вперед. Она не хотела оставаться с ним наедине? Почему? Он ей неприятен? Или она хочет скрыть от чужих свое близкое знакомство с ним? Целый день они намечали гоны на участке, и она говорила только о деле, не единым словом не обмолвилась о прошлом. Где прежняя Ася, порывистая, нежная, готовая идти за пим куда угодно? Перед ним спокойная, равнодушная женщина. Та Ася — звонкий ручеек,» эта — глубокое озеро. Ручеек прозрачный, каждый камешек виден на дне, а озеро хранит в своих глубоких водах недоступные взору тайны. Тянет Стрешнева заглянуть в глубину. Что там?
Стрешнев продрог. Хотелось поскорее в тепло, поесть, отдохнуть. Кургузый мерин с громкой кличкой «Буран» еле тащился, глубоко раздувая ребра. В березняке Буран оступился и чуть не рухнул на землю. Стрешнев едва удержался в седле.
— Старая падаль! — крикнул он и ударил Бурана по голове кулаком.
Лошади пошли по кочковатой заболоченной низине, приминая седые метелки вейника. Над лесом кружились и каркали вороны. Проглянуло солнце и скрылось. Белых мух сменил моросящий дождь. Стрешнев набросил на голову капюшон прорезиненного плаща. Неужели Ася вот
