Хозяйка леса - Вера Федоровна Бабич
— Стало быть, сей год весной одна надежда на лесозаготовителей, на их трактора, — заметил Рукавишников, набивая свою трубку самосадом.
— А как они? — спросил Зайцев. — Пойдут навстречу?
— В Куренкове мы уверены, а что остальные — не знаем. У Куренкова больше молодежь, с ней мы сдружились, — ответила Анастасия Васильевна.
— Еще чайку, пирожка, Семен Петрович, — упрашивала Матвеевна, обрадованная мирным и значительным разговором.
— Благодарю вас, Арина Матвеевна. С удовольствием. Пироги у вас замечательные.
В медном, начищенном до блеска самоваре, отражались, как в зеркале, стол и довольное лицо Зайцева.
— Но это еще не все, — многозначительно оказал он, утирая клетчатым платком седые усы. — Есть еще одна новость…
Зайцев помолчал. Сидевшие за столом с ожиданием смотрели на него, на его разгоряченное чаем розовое лицо, на оживленные глаза, удивляясь, как это он вдруг помолодел и голос из тихого, слабого вдруг стал бодрым, уверенным, громким.
— Какая же новость, Семен Петрович? — нетерпеливо, по-мальчишески вырвалось у Коли.
Зайцев, по торопясь, сложил платок, спрятал в карман кителя и медленно начал, улыбаясь глазами:
— А вот какая новость. В Кондопожском районе запланирован аэросев, но управление обещало и наш кусок лесной землицы прихватить. Мелехова, инженер по лесокультурам, сказала мне, что профессор Коронатов беседовал с ней о нашем лесхозе.
— Профессор Коронатов? — воскликнула Анастасия Васильевна. — Это, вероятно, все Столяров сделал. Он обещал нам, когда уезжал из Хирвилахти, напомнить профессору, что мы просим аэросев.
— Неужто и аэросев? Что-то не верится… — покачал головой Рукавишников, раскуривая свою трубку. — Все сразу: и «якори», и аэросев. В один год столько перемен.
— А что ж удивительного? — невозмутимо пожал плечами Зайцев. — В лесном хозяйстве самый слабый участок — восстановление леса на вырубках. Вот и начинают за него помаленьку браться.
— А семена? У нас семян мало, — забеспокоилась Анастасия Васильевна, прикидывая в уме, на сколько хватит запаса.
— Заготовим, сколько успеем, и другие лесхозы дадут, — сказал Зайцев.
…Матвеевна ворчала на дочь: «Ладно, контору завалили шишками, а зачем кухню отдавать под склад? Дом лесничества по воскресеньям дрожал от топота множества ног. Школьники и поселковая молодежь с шутками и смехом вытряхивали из мешков золотистые шишки на пол кухни, конторы и комнат сотрудников лесничества. Не сумела Матвеевна отвоевать печь в своей комнате: ее тоже завалили шишками. Густой запах смолы наполнил просторный дом лесничества.
41
Анастасия Васильевна спустилась по крутой тропке к реке. Старая ива, согнутая временем и непогодой, заглядывала в черную воду. Анастасия Васильевна не узнала иву. Старая жительница Хирвилахти помолодела. Ветви ее были усыпаны изящными белыми шариками, и старое дерево поэтому казалось легким, пушистым, по-весеннему молодым. Анастасия Васильевна погладила рукой шелковистую ветку ивы. Как незаметно подкралась весна! В небе, за серой толщей туч, бродит солнце и ждет случая вырваться на свободу, брызнуть на землю живительным теплом и светом. Весна идет. Опять весна… В сердце — смутное ожидание счастья и тревожная, легкая грусть.
Анастасия Васильевна взглянула на поселок, укрытый редкой пеленой тумана. Приглушенный стук машин новой электростанции будоражил тишину наступающего вечера. На транспортере темнели мачты бревносвалов, на широкой колее неясными цепочками застыли вагоны, а за нижним складом уже ничего нельзя было различить: туман превращал все в неопределенность и даль. Анастасия Васильевна вздохнула. Ей так отчетливо представился дом Алексея Ивановича и он в своей просторной комнате за письменным столом. Но в поселке его сейчас нет. Ему написали из Лесотехнической академии, чтобы он приехал в Ленинград. Кажется, завод делает опытный образец его машины. Он уехал, и вот он в Ленинграде уже больше месяца. Там его сын и жена… А если он вернется с Ниной? У Анастасии Васильевны больно кольнуло сердце. Что об этом думать? Не все ли равно? Ты для него чужая… Анастасия Васильевна тряхнула головой, как бы освобождаясь от ненужных мыслей и, зачерпнув воды, легко вскинула на плечи коромысло с ведрами.
В коридоре ее встретила недовольная мать, одетая в ватник и полушалок.
— Тебя гость дожидается, — проворчала она, не глядя на дочь.
— Кто, мама?
— Сама увидишь. Я в магазин пойду.
Матвеевна сердито протопала сапогами по коридору, с грохотом закрыла за собой входную дверь. Анастасия Васильевна только бровями повела: мать, всегда такая гостеприимная, бросила гостя одного… Кто же он?
Анастасия Васильевна оставила ведра в коридоре и поспешила к себе.
Алексей Иванович? Нет, она не ожидала. Когда он приехал? Сейчас? Прямо с поезда и к ней.
Она не могла скрыть своей радости.
На нем было новое драповое пальто, велюровая черная шляпа. В поселке он никогда так не одевался.
— Вы извините, Алексей Иванович. Мама вас оставила.
— Ничего, — улыбнулся Баженов. — Мы люди свои.
Он давно чувствовал внутреннюю враждебность старухи и догадывался о причине этой враждебности, но виду не подавал.
— Поздравьте меня, я привез машину. Будем испытывать в Красном бору. Придете?
— Наконец-то! Поздравляю с победой. — Приду обязательно.
Ее глаза светились искренней радостью. Она гордилась им. Баженов взял лежавший на табурете пакет.
— Моей вдохновительнице скромный дар от скромного изобретателя.
Полевая сумка великолепной коричневой кожи, в ней компас, блокноты, карандаши, рулетка, складной метр и даже накомарник.
Она обрадовалась: значит, он думал о ней, когда был в Ленинграде, выбирал в магазинах подарки.
— Спасибо, Алексей Иванович.
За четверть часа Анастасия Васильевна успела поставить самовар, переодеться.
Баженов положил на стол коробку конфет с изображением на крышке Ивана-царевича и улетающей жар-птицы.
— Кажется, — я поймал свою жар-птицу, — сказал он с шутливой улыбкой. — В Ленинграде я держал только одно перо.
— Машина? — спросила Анастасия Васильевна, посмотрев на него.
— Да, машина, — кивнул ей Баженов.
Он стоял, держась обеими руками за спинку стула. — Я многим обязан Хирвилахти, Куренкову и его рабочим.
Мои друзья помогли мне поймать жар-птицу в ваших лесах.
— В наших лесах, — поправила гостя Анастасия Васильевна.
Баженов поглядел на лес.
— Да, пожалуй, в наших… — Конечно, в наших лесах, — решительно повторил он и энергичным движением головы отбросил со лба назад прядь волос.
— Садитесь, Алексей Иванович, я буду поить вас чаем.
— О нет! В таких случаях полагается шампанское! — весело улыбнулся Баженов и вынул из портфеля темную бутылку.
— Давайте стаканы. — Пробка взлетела в потолок. Пенистая влага переливалась через края стаканов…
— С вами первый бокал. В Ленинграде не отмечал с товарищами, не успел.
В стакане плавали золотистые пузырьки, слегка кружилась голова. Анастасия Васильевна порозовела от вина и радостного волнения. Тихо и затаенно мерцали сквозь густые ресницы глубокие глаза. Слегка откинув голову с тяжелым узлом волос на затылке, она слушала Баженова:
— Чертежи мы отдали на завод далеко
