Николай Фере - Мой учитель

после того как занавес снова поднялся и все актеры выстроились на сцене и среди них

зрители увидели улыбающегося Костю, раздались долго не смолкавшие аплодисменты. Тот

же пожилой крестьянин, пробравшись к сцене, крикнул Косте:

— Так, значит, тебя не убили?

— Нет, остался жив!

— Ну так приходи в воскресенье, жинка пироги напечет, и ты расскажешь ей, как все

тут у вас было!

— Приду обязательно! — весело ответил Костя.

По настоянию ребят в тогдашнем репертуаре нашего театра было немало подобных

пьес — со сражениями, нападениями, путешествиями... Соображения идеологические и

педагогические, а также необходимость приспосабливаться к ограниченным сценическим

возможностям заставляли Антона Семеновича многое перерабатывать — дополнять и

изменять — в тексте этих пьес. Но с каждой новой постановкой росли и актеры и зрители. И

скоро в репертуаре нашего театра появились пьесы Гоголя, Островского, Горького.

Еще в начале учебного года, на заседании педагогического совета, Антон Семенович

предупредил преподавателей, что он сам будет проверять весной успеваемость колонистов.

Возвратившись из отпуска, Антон Семенович немедленно этим и занялся.

Приближалось начало весенних работ, и ребята, продолжая учиться в школе, немало

времени проводили в оранжерее, на парниках, на очистке семян и подготовке инвентаря. Эти

работы являлись практическими занятиями к пройденному зимою в школе курсу основ

агротехники. Меня радовало, что положительные результаты учебы были очевидны. Раньше,

например, когда я с помощью термометра проверял температуру парника, где росли ранние

– 16 –

огурцы, ребята с недоверчивыми улыбками следили за мной; теперь же они проделывали эту

операцию сами и строго поддерживали тепловой режим парника.

С началом весенних полевых работ, когда занятия в школе закончились, на очередном

заседании педагогического совета обсуждались успехи каждого колониста. Антон Семенович

высказал при этом два критических замечания, вызвавших общий интерес.

Когда речь зашла о плохой успеваемости колониста Чобота по арифметике, Антон

Семенович сказал:

— Любовь Петровна, а вы не пробовали специально подзаняться с Чоботом и хотя бы

раз поставить ему, может быть, даже покривив душой, хорошую оценку и похвалить его

перед классом? Как вы думаете, не ободрило бы это Чобота? Не показала бы ему такая

похвала, что он может учиться не хуже других? Своими хроническими плохими и

посредственными оценками вы развиваете в нем безразличие, убиваете его веру в себя, в

свои силы...

При обсуждении успеваемости в одной из школьных групп оказалось, что ни у кого из

хорошо учившихся по русскому языку ни разу не было посредственной или плохой оценки.

Антон Семенович отнесся к этому с недоверием.

— Конечно, — сказал он, - если хорошие оценки поставлены ребятам правильно, то

лучшего желать нельзя. Но я всех этих ребят хорошо знаю. Среди них есть зазнайки, которые

и уроки не всегда готовят как следует и думают, что они знают больше, чем все остальные

колонисты. Я боюсь, что преподаватель не только не пытался «поймать» таких зазнаек и дать

настоящую оценку их успехам, но скорее всего ставил им хорошую оценку даже тогда, когда

они отвечали лишь посредственно,— и добавил: — Нет ничего хуже, чем предвзятость в

оценках.

1925 год принес нам немало побед. Даже в глазах самых закоренелых обывателей

колония перестала быть «бандитским гнездом». Разрабатываемая Антоном Семеновичем

система воспитания ребят с тяжелым прошлым завоевывала себе все больше сторонников.

Школа и театр в колонии получили общее признание даже среди противников Макаренко.

Очевидны стали и успехи нашего сельского хозяйства.

Мы уже освоили всю имеющуюся у нас земельную площадь и начали собирать

высокие урожаи зерновых, огородных и кормовых культур. Деловая связь с Полтавской

опытной сельскохозяйственной станцией позволила в широких масштабах нашего

производства проверять предлагаемые станцией новые агротехнические мероприятия.

Достижения нашего животноводства были уже таковы, что мы оказывали серьезное влияние

на развитие этой отрасли сельского хозяйства далеко за пределами Ковалевки и окрестных

мест.

Ребята гордились своими успехами и критически оценивали старые способы

хозяйствования, применяемые соседями-единоличниками.

Антон Семенович полагал необходимым в будущем, 1926 году расширить программу

школьных занятий по агротехнике и выделить специальный опытный участок, чтобы дать

возможность старшим ребятам получить квалификацию полевода или огородника. Однако

наступившие события не дали возможности осуществить эти планы.

ЗАВОЕВАНИЕ КУРЯЖА

Весной 1926 года Антон Семенович получил приказ Народного комиссариата

просвещения Украины о слиянии Полтавской колонии имени М. Горького с Куряжской

находившейся в ведении Харьковской комиссии помощи детям.

Дурная слава Куряжской колонии разнеслась по всей Украине. По рассказам ребят,

бежавших оттуда и направленных к нам, Куряж был настоящим притоном всевозможных

воровских шаек, состоявших из беспризорников разного возраста Вывеской колонии они в

известной мере защищались от закона. В дневные часы большая часть «воспитанников»

– 17 –

находилась «на работе» — на харьковских рынках, вокзалах, в трамваях — или лазила по

дворам и квартирам обывателей. Только к вечеру или поздно ночью возвращались колонисты

в Куряж для ночевки. Заведующий колонией и воспитатели (а их было около сорока человек)

могли передвигаться по территории колонии относительно свободно и безопасно только

днем. Как только наступала темнота, все служащие поспешно забирались в спои комнаты,

чтобы системой сложных запоров и баррикад отгородиться до утра от внешнего мира. Никто

из них не рисковал выходить ночью не только во двор, но даже в коридор, и это была вполне

основательная предосторожность, так как обкрадывание квартир работников колонии и

грабежи с насилием были в Куряже обычными явлениями.

Положение стало настолько нетерпимым, что Наркомпрос Украины под давлением

общественности Харькова должен был наконец обратить серьезное внимание на эту колонию

и принять меры к прекращению безобразий в Куряже. Кем-то было высказано мнение, что

только Макаренко смог бы навести там порядок. Так возник многообещающий проект

перевода Полтавской колонии имени М. Горького в Куряж. Но этот проект встретил, однако,

серьезные возражения и со стороны наших друзей, не хотевших рисковать дружным,

дисциплинированным коллективом горьковцев, и со стороны наших противников,

опасавшихся, что в случае успеха чрезмерно усилится влияние Макаренко. Окончательное

решение вопроса затягивалось. А положение в Куряже продолжало ухудшаться и дошло до

того, что потребовало наконец принятия немедленных мер. Друзья колонии имени

М. Горького скрепя сердце согласились на наш переезд в Куряж. Неожиданно их поддержали

и наши противники: катастрофическое положение Куряжской колонии позволяло им

надеяться, что теперь уж и дружный коллектив горьковцев во главе с Макаренко ее не спасет,

и таким образом «макаренковская система» будет посрамлена.

Пока велись все эти переговоры, Антон Семенович част беседовал с нами по поводу

возможного переезда под Харков и рисовал при этом суровую картину предстоящих

трудностей. Но вместе с тем он убеждал нас, что, оставаясь в Ковалевке, колония лишается

перспектив для дальнейшее роста. Больше всего Антона Семеновича беспокоила

удаленность колонии от заводов, крупных сельскохозяйственных предприятий и учебных

заведений.

Конечно, тяжело было оставлять хорошо обжитое место с налаженным сельским

хозяйством, но доводы Антона Семеновича склонили подавляющее большинство сотруднике

к безоговорочному согласию на переезд в Куряж. Каждый и; нас был уверен, что с Антоном

Семеновичем мы не сможет потерпеть поражение. С ним мы победим Куряж! Не будь этой

уверенности, приобретенной годами совместной работы с Макаренко, среди нас не нашлось

бы охотников добре вольно ехать в куряжское воровское логово. Не сомневались успехе и

колонисты: они на собственном опыте знали, какое чудодейственное влияние оказывает

дисциплинированны: коллектив колонии имени М. Горького на беспризорных ребят.