Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский
— Насчет этого будь спокоен, — небрежно бросил Виктор. — Ну давай оформляться, что ли, а то у меня сегодня дел позарез… А почему он называется «жидкач»?
— Ходит на жидком топливе…
— А это хорошо?
— По-моему, неплохо, — какой-то уже совсем новой, не уютно-кабинетной, а морской, что ли, штурманской, как определил ее для себя Виктор, улыбкой улыбнулся секретарь. — У него гораздо большая автономность плавания по сравнению с судами, которые ходят на угле… Ну желаю тебе, — сказал секретарь.
И еще одно рукопожатие. Мужское. Основательное. Сколько рук пожмешь за день в такой командировке! Своя рука к вечеру крепче становится…
Виктор бросился по лестнице вниз. С этой минуты в него вселился озноб, и, если бы Виктор постоянно не сдерживал себя, зубы непрерывно выбивали бы отчаянно радостную дробь. Будь что будет!
Никогда еще не принимал Виктор таких внезапных и рискованных решений и поэтому ужасно гордился собой. Прикинув, сколько у него осталось командировочного времени, Виктор понял, что может не уложиться в десять дней и все завалить. Чуть ли не бегом отправился он на почтамт и дал в редакцию телеграмму о продлении командировки на пять дней.
Обязаны продлить. В крайнем случае за его счет.
Настал новый день, и случилось самое нелепое, что только могло случиться: он опаздывал на свою «Меч-рыбу». Еще вчера он был занесен в судовую роль в качестве пассажира, довольно быстро прошел оформление, закупил на всякий случай в гастрономах Мурманска банки со сгущенкой, говяжьей тушенкой, килограмм сахару, буханки белого и черного хлеба. А сегодня утром, все уложив, он бегал по аптекам в поисках аэрона. В продаже его не было, и Виктор вернулся в «Арктику». Горничной, которая должна была принять у него номер, на месте не оказалось, он носился по этажам и даже шумел. Подумать только — через час «Меч-рыба» уйдет в море, и уйдет без него.
Наконец горничная приняла номер и подписала бумажку. Виктор скатился по лестнице вниз, но у выхода его задержал швейцар. Как и следовало ожидать, такси поблизости не было, и Виктор побежал к порту. С нелегким чемоданом и авоськой, весь мокрый, задыхаясь, добежал до переходного мостика и глянул на часы: траулер должен был отойти ровно через двадцать минут…
Он едва не сшиб милиционера в проходной порта. Тот подозрительным взглядом смерил Виктора, его вещи и с преступной медлительностью принялся изучать паспорт и пропуск.
В порту Виктор очутился только тогда, когда до отхода судна оставалось пять минут. Было совершенно ясно, что ждать одного человека, да к тому же непромыслового, оно не станет. Авоська неимоверно резала руку, чемодан оттягивал другую. Виктор бежал. По лбу текли ручьи. У всех встречных он спрашивал, где двадцатый причал. Когда Виктор наконец достиг его, он опаздывал на пятнадцать минут — на целую четверть часа! — и «Меч-рыба», наверно, уже стояла на рейде.
Двадцатый причал, как и следовало ожидать, был пуст, если не считать какого-то закопченного катерка, и на вопрос Виктора, давно ли ушло судно, рабочий в спецовке равнодушно сплюнул в мазутную воду с плавающими окурками и бутылками и сказал:
— С утра куда-то перегнали.
Виктор выругался и, вспомнив предупреждение Сапегина, бросился разыскивать диспетчерскую с картой порта. С помощью портовиков разыскал и увидел прибитую к стене диспетчерской огромную, красного цвета, деревянную план-карту порта. На ней были видны все изгибы портового ковша и мелом написаны цифры кораблей, стоявших у того или иного причала. «Меч-рыба», если верить карте, стояла на тридцатом причале и пятым корпусом, то есть не у самого причала, а борт к борту у четвертого судна.
До этого причала Виктор добежал быстро.
Начинался прилив, корпуса судов возвышались над причалами, и трапы были вскинуты вверх. Траулеры, точно запаршивевшие поросята, терлись друг о друга, и, когда рядом проходил рейдовый катер, суда колыхались, скрипели бортами, кранцами и трапами, лязгали якорными цепями. Это были не те новейшие гигантские рефрижераторные траулеры кормового траления — «кормовики», сверкавшие белизной надстроек и мачт, чистые, нарядные, великолепные, которые ходят за тысячи морских миль от порта приписки, а рядовые труженики, работяги, пахари моря, изрядно изношенные, а иногда и просто дряхлые, с облупленной краской и ржавыми пятнами на металлических корпусах, с палубами, заваленными сетями, тросами, бочками, толстыми покоробленными кусками кожи…
Рейд против причала был пуст, и это немного обнадеживало Виктора. Однако судно уже могло уйти по заливу к морю. Людей на причале не было, на судах, стоявших в ряд, кое-где расхаживали матросы, но никто ничего не знал о «Меч-рыбе». Виктор пришел в отчаяние. Неужто на карте-плане была ошибка?
Тогда Виктор назвал номер траулера, и какой-то заспанный морячок с ближнего судна, зевая, сказал, что «Меч-рыбу», кажется, сегодня утром перегнали сюда и поставили пятым корпусом.
Виктор подхватил чемодан с авоськой и полез по вздыбленному трапу на ближний траулер. Вид у него, особенно с авоськой, был нелепый. Где-то рядом хихикали.
Виктор прошел по палубе первого судна и, переступая через доски и металлические шары — поплавки-кухтыли, — подошел к другому борту.
Здесь трапа не было, а лежала довольно узкая доска, и по ней, скользкой от мазута, рискуя жизнью, Виктор перебрался на второй траулер, где красили спасательные круги и ходовую рубку. На третьем судне что-то сваривали на верхнем мостике, кажется, антенну локатора: раздавался сухой треск, и сыпались искры.
Только добравшись до четвертого судна, Виктор понял, что он у цели: «Меч-рыба» — было выведено черным по белой надстройке соседнего траулера. Чуть живой от усталости и переживаний, не веря еще в свое счастье, ввалился Виктор на его борт, поставил на палубу чемодан и опустил у заключенных палубных трюмов авоську.
На судне было тихо — оно и не думало отходить.
— Ну и нагрузился! — Невысокий лобастый морячок в черной испятнанной куртке шагнул к Виктору и заговорщицки подмигнул ему. — А главного не забыл?
Даже издали было видно, что он навеселе. Присмотревшись, Виктор узнал в нем того самого морячка, который, подходя к проходной рыбного порта, так быстро преобразился.
— Выпить нужно, недобрал чуток… — Он раскачивался из стороны в сторону. — С нами, значит, хотишь, на наш лапоть пожаловал. За романтикой!.. Ходил с нами один корреспондент, у штурманов жил. Всю ихнюю каюту заблевал и такое сочинил и пропечатал про нас, про трудовую нашу жизнь — в гальюн поместили газету, она там нужней…
Виктор вспотел и
