Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
Подгаенок резко повернулся, сдвинув под собой табурет, — раздражение все еще бушевало в нем.
— Могу дать справку: за это время вывезено на Восток тридцать шесть тысяч поездов, или полтора миллиона вагонов. — И, не отеплив тона, обратился к Балатьеву: — Какими транспортными средствами располагает завод?
Балатьев понял, что Подгаенка, да, вероятно, и остальных, направили сюда так же втемную, как в свое время его: расписали красоты природы, а о том, что представляет собой завод, — ни слова.
— Для чего вам страсти на ночь рассказывать? — замялся он. — Завтра узнаете.
— А все-таки? — настаивал Подгаенок.
— Один узкоколейный паровоз, три мотовоза для сверхузкой колеи, одна грузовая машина и сто шестьдесят пять четырехкопытных двигателей мощностью в одну лошадиную силу, работающих на твердом топливе, без глушителей на выхлопных трубах.
Все дружно расхохотались, а Подгаенок сник.
— Так что мне тут делать?! — в отчаянии воскликнул он. — Глушители ставить?!
— Не беспокойтесь, забот хватит. Вздохнуть будет некогда.
— Товарищ Балатьев, а что у вас произошло здесь с женой? — неожиданно спросил Славянинов.
И сам вопрос, и бесцеремонность, с какой он был задан, насторожили Николая. Какая необходимость заставляет этого человека домогаться объяснений вот так, сразу, при посторонних, и какое ему дело до чужих семейных неурядиц? Не с того начинает свою деятельность. Что-то в этом его любопытствовании мелкотравчатое, низменное.
— Что произошло, вы, по всей видимости, знаете, — ответил Николай, — а почему — по-моему, знать вам необязательно.
Славянинов задержал на Балатьеве тяжелый исподлобный взгляд, чем-то смахивавший на взгляд Кроханова.
— По-вашему. Но именно мне, как ни огорчительно будет вам услышать, нарком поручил выяснить обстоятельства этой неприглядной истории.
«Ах, вот оно что! Затевается очередная катавасия, только теперь уже на высшем уровне», — решил Николай, но, вместо того чтобы ответить дипломатично, сказал как отрезал:
— Не терплю публичных исповедей, тем более ежели не грешен. Да и товарищам, думаю, неинтересно присутствовать, когда копаются в грязном белье.
Сухие губы Славянинова тронула ядовитая ухмылка. И слова его прозвучали ядовито:
— Это уж как водится. Праведники обычно считают себя грешниками, а грешники… Грешники всегда изображают из себя святых.
Домой Балатьев ушел с тяжелым сердцем. Славянинов произвел на него неприятное впечатление. Груб, бестактен, властен. Такими бывают люди, которые долго ожидали выдвижения, считая, что используют их не по возможностям, и, добившись руководящего поста уже в перезрелом возрасте, всеми способами начинают вымещать на других злость, накопившуюся за годы бесплодных мечтаний о карьере.
Светлане об этой встрече он решил ничего не рассказывать.
10
Между тем Славянинов рьяно взялся за дело. В первую же неделю он составил график работы цехов и организовал круглосуточную диспетчерскую службу. Теперь завод ни на минуту не оставался без оперативного руководства. Чуть где замешкались — тотчас следовал звонок диспетчера: почему? кто виноват? чем помочь? И руководители завода отныне имели перед глазами полную картину положения дел в цехах, и начальникам цехов стало неизмеримо легче — они точно знали, куда обратиться за оперативной помощью. Именно диспетчеры помогли Балатьеву создать запас известняка на шихтовом дворе и оградить работу цеха от капризов погоды.
Щепетильную личную тему Славянинов в разговорах с Балатьевым больше не затрагивал, а заходя в цех, общался главным образом с Дранниковым или, на худой конец, с Акимом Ивановичем. Однако это не помешало Балатьеву оценить главного инженера как опытного, решительного и делового человека.
А вот Славянинов не оценил Балатьева. Мешало тому и предвзятое к нему отношение, возникшее с самых первых минут знакомства, а то и до знакомства, и крохановское науськивание, и независимый характер начальника цеха. Притом Славянинов, огнеупорщик по специальности, в тонкостях сталеварения не разбирался и роли Балатьева в улучшении работы цеха установить не мог. Главный инженер воспринимал мартеновский цех таким, каким застал, а каким он был — знать не знал и узнавать не собирался. И вообще Славянинов игнорировал Балатьева как человека, обреченного на снятие. Это стало ясно ему еще в Свердловске.
Подгаенок постигал круг своих обязанностей с трудом. В транспортном цехе «Криворожстали» было около ста паровозов, специальные службы тяги и движения, десятки километров заводских путей, он привык к напряженной, но хорошо организованной работе, работе, которая требует полной отдачи и дает полное удовлетворение. А здесь он чувствовал себя ненужным, и ему все казалось, что зря ест хлеб.
Иногда он заходил к Балатьеву, в котором почуял родственную душу. Они толковали о фронтовых делах, об успехах и неуспехах наших войск — неуспехов, к сожалению, было больше, — а вот личного, сокровенного не касались. Подгаенок старался не бередить себя тяжелыми воспоминаниями, а Балатьеву нечем было похвалиться и не на что пожаловаться: жизнь его последнее время протекала относительно спокойно — никаких неполадок в цехе, никаких осложнений с Крохановым.
Но вот однажды утренний сон его нарушил телефонный звонок.
— Николай Сергеевич, — услышал непривычно вежливый басок Кроханова, — есть небольшая просьба. По главку не хватает к месячному плану каких-то пустяков, нас просят дописать пятьсот тонн. Они там скроят план, а мы потом отрегулируем.
Хитрый жук Кроханов. Знает, что грубостью, нажимом Балатьева не возьмешь, а дипломатично, с этакой елейной интонацией в голосе подкатиться можно. И не ошибся.
— Ладно, — ответил Балатьев, спросонок даже не помешкав.
— Тебе сейчас занесут на подпись технический отчет. Задержись дома.
Такая поспешность сразу отрезвила Николая. Что значит дописать? Да попросту приписать. Такими делами он никогда не занимался и заниматься не собирается. Его начальник в Донбассе Стругальцев, когда заваливался план, совершенно спокойно выполнял его на бумаге — приписывал, а в том месяце, когда план перевыполнялся, показывал соответственно меньше и гасил долг. Но за спиной Стругальцева стоял директор, который не только смотрел на эти грешки сквозь пальцы, не только прикрывал их, но и навязывал. На Кроханова же положиться нельзя. В случае чего он спихнет сей грех на начальника цеха, не колеблясь предаст.
Когда пришла рассыльная, Николай отправил ее обратно, не заглянув в отчет даже из любопытства.
Однако на этом дело не кончилось. Как только Балатьев появился у проходной и по привычке показал свой пропуск вахтеру, исправный служака загородил ему дорогу и передал требование главного инженера немедленно, не заходя в цех, явиться в заводоуправление.
Не подняв глаз от каких-то бумаг, Славянинов молча кивнул в ответ на приветствие и молча, еле приметным движением руки предложил сесть.
Балатьеву не приходилось бывать в этом всегда пустовавшем кабинете, и он
