Юрий Рытхэу - Полярный круг

И все-таки Алексей подошел к ней.

Маюнна посмотрела на парня исподлобья и вдруг улыбнулась. Улыбка у Маюнны была такая, что от прежней хмурой девчонки ничего не оставалось. Перед солдатом был совершенно другой человек. Но сходила улыбка с лица — и снова появлялась хмурая, нелюдимая девушка. И даже лицо ее словно становилось смуглее, непроницаемее.

Танцуя с Маюнной, Алексей старался далеко отставлять ноги в армейских сапогах, чтобы не наступить ей на туфельки. От этого он казался неуклюжим, спотыкался и злился на себя.

Заметив состояние парня, Маюнна предложила:

— Давайте лучше посидим.

Они сели рядом на длинную скамью, и Маюнна вдруг призналась:

— Не люблю танцевать.

— Но у вас так хорошо получается, — возразил Алексей.

Маюнна насмешливо посмотрела на парня и тихо, но твердо произнесла:

— Почему вы говорите неправду? Вы же видели, что я танцую плохо.

Алексей пытался возражать:

— Да что вы! Я даже и не почувствовал!

— А если не почувствовали, то почему же не хотите мне поверить? Если говорю, что танцую плохо, значит это так. Кто же лучше меня это знает?

— Видите ли, — слабо сопротивлялся Алексей, — со стороны бывает виднее.

— Верно, — кивнула Маюнна, — но вы сказали, что сами плохо танцуете. Как же вы тогда можете судить?

Алексей совсем растерялся, хотя считался в своем подразделении находчивым и сообразительным парнем. Он смущенно уставился на кончик своего сапога и пробормотал:

— В таком случае — извините.

— Давайте лучше погуляем, — предложила Маюнна. — Такая погода! Я хочу попрощаться с живым лесом.

— Попрощаться с лесом? — удивился Алексей.

— Там, куда я уеду, — пояснила Маюнна, — леса нет. Деревья не растут.

— Где это?

— В нашем Улаке. На Чукотском полуострове, — с оттенком гордости произнесла Маюнна.

С того вечера Маюнна и Алексей стали встречаться. Они гуляли по берегу Колымы, и любимой темой беседы у них было — рассказывать друг другу о своих родных местах.

Алексей рассказывал о Ленинграде, о Невском, о Московском проспекте, где прошло его детство.

— Интересно, — заметила Маюнна, — вот ты мне рассказываешь о Ленинграде, а я закрою глаза — и все могу представить. И Невский проспект, и мосты, и Летний сад, и петергофские фонтаны. Знаешь, мой отец в молодые годы, сразу после войны, жил в Ленинграде, учился в университете. Он никогда не рассказывал о тех годах. От мамы знаю, что он уехал оттуда по болезни. И вот я думаю: может быть, то, что я знаю о Ленинграде, досталось мне по наследству, через гены?

— Не только поэтому, — отвечал Алексей. — Многое ты видела в кино, на картинах, на фотографиях… А вот я, как ни стараюсь, не могу себе вообразить твой Улак, галечную косу, скалы, южный ветер…

— Верно, трудно словами рассказать… Это надо самому увидеть, пережить, самому почувствовать — увлеченно сказала Маюнна. — Утром выходишь из яранги, и первый звук, который слышишь, — журчание ручья и птичьи песни. А, солнце такое чистое и большое… Так много воздуху, что кажется — все время летишь и летишь… А в Улаке — другая красота. Там море и лагуна. Прибой шумит, и водорослями пахнет.

Странные и удивительные глаза у Маюнны. С первого взгляда вроде бы в них ничего особенного и не было. Но они запоминались сразу.

Маюнна получила диплом чуть ли не в тот же день, когда Алексей Яковлев демобилизовался.

А до этого в части побывал представитель строительного треста, который приглашал демобилизованных на сельские стройки Чукотского полуострова.

В Улак ехали вместе. Через Магадан, через город Анадырь — столицу Чукотки, который вставал новыми домами на тундровых сопках, на склонах холмов, на берегу Анадырского лимана.

Всю дорогу Алексей старался казаться веселым, хотя на сердце у него камнем лежало чувство вины перед родными, оставшимися в Ленинграде.

Маюнна была права: много чудного и интересного встретил в Улаке Алексей Яковлев. В глубине души ожидал увидеть нечто необыкновенное, древнее, не похожее на ранее виденное. Однако, сойдя с рейсового вертолета, Алексей оказался в обыкновенном поселке, застроенном деревянными одно- и двухэтажными домиками. Среди них выделялись большое здание школы, магазин и детский комбинат с непривычно большими для Севера окнами.

Большинство жителей Улака были чукчами, и меховая одежда, хотя мало кто из них ее носил, все же придавала своеобразный колорит этому старинному селению морских охотников.

Окрестности были поразительные. На первый взгляд — ничего особенного в этих скалах, галечных берегах.

Алексей Яковлев побродил под скалами Ченлюна, сходил пешком на мыс Дежнева, а оттуда — на горячие ключи. Десятиминутное купание в природной ванне немедленно сняло усталость.

Все было удивительно, интересно, необычно… Если бы не постоянное сознание вины перед родными. А они так ждали его, считали каждый день, оставшийся до демобилизации… Они часто писали письма: отец, мать, сестра и даже муж сестры. В письмах была заранее расписана будущая жизнь после демобилизации: учеба, работа.

Маюнна заметила подавленное состояние парня и напрямик спросила, что с ним.

— Ничего особенного, — бодро ответил Алексей.

— Я же вижу, — настаивала Маюнна.

Алексей откровенно рассказал обо всем.

— А я вот, видишь, — парень беспомощно развел руками.

Маюнна задумалась и тихо сказала:

— Я тоже удивляюсь. Как же так, думаю, ты два года служил вдали от родных, они тебя не видели, ждали, а ты взял и поехал совсем в другую сторону…

Алексей странно заморгал.

— Эх, Маюнна! — хрипло произнес он. — И ты можешь говорить такое?.. Неужели ты не догадалась, почему я рванул на Чукотку? Я же люблю тебя!

Это были первые слова о любви, сказанные Алексеем Яковлевым. И первые, услышанные Маюнной. До нее не сразу дошел их смысл. Она даже поначалу подумала, что ослышалась, и поэтому сказала просто:

— Тогда ты должен ехать домой!

Алексею показалось, что его окатили холодной водой.

— Я не могу без тебя.

— Почему?

— Я же сказал — люблю.

Значит, все-таки он сказал это слово. Что же делать, как на это ответить? А может, он говорит просто так? Ведь и такое бывает.

— Любовь, — Маюнна усмехнулась, — очень легкое слово.

— Но я на самом деле тебя люблю! Неужели ты такая слепая, что не видишь?

— Почему, — задумчиво произнесла Маюнна, — когда мужчина чем-то жертвует во имя любви, он громко кричит об этом? Отчего это, а?

Алексей умолк. Он ничего не понимал в этой странной девушке, Что в ней такого? Вон в Улаке сколько девчат и повыше ее ростом, и поярче. Вот собраться с силами, взять и вправду уехать… Но стоило только вообразить себе, что он больше не увидит Маюнну, что из его жизни исчезнет это маленькое чудо, как все кругом тускнело.

— Я не могу объяснить словами, но я тебя очень люблю, — притихшим голосом повторил Алексей. — И ничего не могу поделать со своим чувством.

— Ну вот, а еще сильный пол! — усмехнулась Маюнна, и от этой улыбки, Алексею стало не по себе.

Этот разговор происходил на берегу моря, там, где начинались скалы Дежневского массива, переходящие к востоку в обрывистый мыс, мимо которого катил могучие волны Берингов пролив.

Алексей в растерянности остановился.

Он попытался еще что-то сказать, но комок обиды застрял в горле.

— Почему замолчал? — спросила Маюнна.

— Мне больше нечего сказать, — пробормотал Алексей и отвернулся к морю, к зеленому горизонту, где плясал на далеких волнах причудливо светлый, словно отделившийся ото всего остального света, луч. Алексей смотрел на него и, отвлекая себя от грустных мыслей, думал о том, что по всем физическим законам такого луча не может быть и свет не может существовать без источника излучения, сам по себе. Но тот осколок сверкал на горизонте, перемещался, высвечивая гребни волн.

— Алеша, — услышал он сквозь гул прибоя голос Маюнны.

Он повернулся и увидел улыбку. Она была не насмешливая, как всегда, а какая-то виноватая.

— Алеша, — повторила она незнакомым голосом, и у парня зашлось сердце. — Наверное, нам уже ничего нельзя поделать с этим. Я ведь тоже, я ведь тоже… люблю тебя, — с трудом произнесла Маюнна и повернулась туда, где бродил отделившийся ото всего светлый луч.

Они не знали, как быть дальше. Обессиленно улыбались и не могли сделать шага навстречу друг другу, словно все силы ушли у них на то, чтобы сказать эти вечные и великие слова.

Взявшись за руки, они пошли обратно в селение.

Алексей шел счастливый, ощущая в руке теплую ладонь Маюнны, неожиданно твердую, словно вырезанную из плотной, просоленной в океане деревяшки.