Крещенские морозы [сборник 1980, худож. M. Е. Новиков] - Владимир Дмитриевич Ляленков
Филковский ушел в заводскую гостиницу и около месяца прожил там. На работе внешне выглядел спокойным. Капля надежды оставалась в нем. Митрофанов казался ему топорно сработанным природой человеком. Вдруг Митрофанов воспринял слова Ольги Петровны просто как наивную болтовню? Но через месяц главным инженером треста назначили Лемехова Илью Николаевича, а через две недели Филковский уехал из Кедринска.
7
Софья Петровна и Филковская покачивались в плетеных креслах. В глазах Филковской опять стояли слезы. Но она улыбалась.
— Вот вам и муж, — говорила она, — вот вам и красивая пара, Софья Петровна. — Она рассказала только о том, как муж отхлестал ее по щекам. — Здешнюю любовницу его я знаю, — уже импровизировала она. — Но я ни за какие тысячи ее не назову. Убивайте меня, а не назову. Пусть. Ничего хорошего в ней нет: ни фигуры, ни лица, но разве мужиков поймешь? И еще у него в Тамбове была какая-то Нина. Я в столе нашла письмо от нее. Понимаете, порвано было на клочки. Я их склеила и прочитала. Господи, что она писала! Какая-то развратная гадина. Уверена, он к ней и уехал. Пусть. Ха-ха! — рассмеялась Филковская, удивляясь тому, как это ей совершенно неожиданно приходят в голову очень подходящие к моменту выдумки.
Софья Петровна то в упор и доброжелательно смотрела на Филковскую, то, будто разглядывая голубое небо, стену дома, бросала на Филковскую косой взгляд. В нем сквозили недоверие, строгость.
В очередной раз посмотрев открыто на Филковскую, Софья Петровна сказала с материнской озабоченностью в голосе:
— Ну хорошо, Ольгушка. Как ты говоришь — пусть. Пусть так получилось. Но почему ты замуж не выйдешь? Ведь время мчится.
— Не везет мне. Такая уж, видно, моя судьба. Не берут. А потом, знаете, Софья Петровна, мне мужики перестали нравиться. — Она вроде бы вдруг засмущалась. — Не хочу и видеть их. Мне, Софья Петровна, стали нравиться молоденькие. Это плохо?
— Ну-у-у, — протянула чуть ли не басом Софья Петровна, — ты же не старуха какая-нибудь, Ольга.
— Скоро тридцать.
— Кто же тебе нравится?
— Голубцов Сережа. Такой стройненький, чистенький, аккуратный.
Сергей Голубцов приехал в Кедринск после окончания техникума. Пять месяцев в ПТО, потом его перевели в производственный отдел треста.
Внизу зафырчал мотор машины. С лесной дороги вывернул на просеку трестовский «козел» и остановился. Из него торопливо вылез заместитель Мамонтова Бякин Станислав Георгиевич и бросился к дому. Взбежал на второй этаж, заметил женщин, но даже не кивнул им, исчез в комнате Мамонтова.
Софья Петровна поднялась.
— Что-то случилось, — проговорила она, глядя на дверь комнаты Мамонтова.
8
Заместитель Мамонтова Бякин почти ежедневно наезжал в «Домик лесника». Сообщал своему шефу трестовские новости. А когда новостей не было, он приезжал сказать, что ничего особенного в тресте не произошло, чтобы Степан Антонович не волновался. Всем знакомым Бякин едва кивал, приветствуя. Раскланиваясь с Софьей Петровной, непременно улыбался. Если Степан Антонович гулял, они вдвоем уходили в лес. Беседовали. Если Степан Антонович в комнате, Бякин непременно стучал, а тут он без стука ворвался в комнату. Мамонтов лежал на диване, читал газету. Бякин плюхнулся в кресло, обтянутое черным дерматином. Тяжело дыша, уставился на шефа. Дипломат и политик, Мамонтов ничем не выразил своего удивления. Хотя он понял — что-то случилось, и сердце у него екнуло. Он положил газету, сел, неторопливо пошарил ногами комнатные тапочки. Бякин таращил на него глаза.
— Ты откуда такой? — произнес Мамонтов и зевнул. — Собака тебя укусила, что ли?
— Цех спекания принимают, Степан Антонович! — закричал наконец Бякин, вскочил, ударил себя в грудь и сел.
— Кто это его принимает! — еще спокойнее произнес Мамонтов. Взял часы, нацепил их на руку.
— Да вдумайтесь, что я сообщаю вам, Степан Антонович! Принимают цех спекания. Всю ночь там комиссия. В шесть утра все печи прокрутили. Из министерства, из главка наехали. В четыре дня сегодня подпишут акт и протокол. Вот я и примчался за вами.
— Но на цехе кровля не готова, подстанции нет. Изнутри цех не оштукатурен еще, — говорил Мамонтов, что-то соображая.
— Ах, господи боже мой! Да вам говорят: принимают! Из министерства заказчика указание — принять! — зашептал Бякин. — Понимаете вы? И не июлем, а июнем месяцем, Степан Антонович! — взвизгнул Бякин и потер ладони. — Представляете? Июнем!
Мамонтов лениво потянулся к тумбочке, достал коньяк и минеральную воду.
— Выпей немножко и успокойся, — проговорил он и стал ходить по комнате.
Бякин выпил.
— Почему же утром мне не позвонили?
— Да разве дозвонишься сюда, когда надо? Линия, отвечают, занята, занята! А я ведь в комиссии и был за вас. Визу поставил. Как же иначе! Сейчас они все в заводоуправлении. А я к вам рванул. В четыре акт будут подписывать. Время еще есть. Июнем пройдет цех, Степан Антонович! Какое выполнение теперь у нас за полугодие! Я уж деньги разбил по кварталам. За первый, второй и третий, — загибал он пальцы, — мы получим прогрессивки. За полугодие. За сдачу цеха, Степан Антонович, премиальные по окладу! О-о!
— Выпей еще, — сказал Мамонтов. Он снова взглянул на часы. Было только пять минут двенадцатого. — Что ж, это приятно. — Мамонтов сел и взял газету.
— Акта на недоделки не будет, — говорил Бякин, ерзая и суча ногами. — Ха-ха! Не будет. После обеда пойдет на цех бетон и раствор. Всех штукатуров с домов пятого квартала снимают — в цех. Всех плотников с рудника — туда, кровельщиков — тоже. Решили за четыре дня все сделать!
— Ну а в отделе у нас как? — спросил Мамонтов, глядя в газету.
— Что вы за человек! — Бякин вскочил, побегал по комнате и сел. — Вас пушкой не пробьешь! В отделе? Ах да, в отделе… В отделе, знаете, Степан Антонович, не совсем что-то… Мне без вашего позволения, Степан Антонович, пришлось сплавить в отпуск Сергея Голубцова.
Мамонтов взглянул на своего помощника.
— По какой причине?
— Я думаю, Степан Антонович, зря мы его взяли. Мы же, помните, временную бетонку к насосной станции на свои средства заливали, потом передали дорожникам. Они закончили ее, оформили капитальной. И мы приняли. А Сергей раскопал это дело. Прохожу я мимо его стола, а он при всех и громко говорит: «А ведь мы жулики, Станислав Георгиевич, дорогу к насосной сделали без песчаной подушки, без щебенки. Бетон положили прямо
