Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
Петро передал пулемет Сандуняну, осмотрелся. Сквозь дырявую крышу сарая виднелось низкое сумрачное небо, ветер шевелил солому с набившимся в нее снегом.
— Прибыли на зимние квартиры, — сказал Прошка, раскладывая патронные ящики.
— Не зимние квартиры, а подмосковная дача, — поправил Марыганов.
Пулемет установили в дверях, замаскировали хворостом.
Из блиндажа доносились приглушенные голоса. Кто-то настойчиво вызывал «Волгу». Тенорок связиста чередовался с басовитым начальническим голосом.
По обрывкам разговора Петро понял, что фашисты наступают на полк большими силами, при поддержке пятнадцати танков и бронемашин, что один батальон отрезан и связи с ним нет.
На северо-западе шел ожесточенный бой: оттуда слышались частые пулеметные очереди, винтовочная трескотня.
По канонаде, которая то затихала, то подкатывалась ближе, Петро догадывался, что бои развернулись на широком фронте. Было досадно, что приходится отсиживаться при штабе.
Сандунян, словно угадав его мысли, мрачно сказал:
— Влипли мы, товарищ сержант. Товарищи бьют фашистов, а мы старый сарай охраняем.
— На передовых — сзаду, — ввернул Прошка.
Петро пожал плечами.
— Долго нас тут не продержат. И вообще, — раздраженно добавил он, — приказ не обсуждают.
Часа два они провели в вынужденном безделье, лишь настороженно прислушивались к звукам недалекого боя.
Незадолго до полудня в штаб полка добрался связной от Тимковского. Лицо связного было в грязи, смешавшейся с засохшей кровью, шинель во многих местах изодрана. Его тотчас же проводили в штабной блиндаж.
Вышел он оттуда минут через двадцать, с забинтованной щекой, подошел к пулеметчикам покурить.
— Как там наши? — спросил Марыганов, щедро оделяя связного махоркой.
Связной устало махнул рукой:
— Гансов много. Навряд устоим. Соседний полк отступил. Они какие-то новые снаряды кидают, — добавил он оправдывающимся тоном. — Я, пока дошел, три раза себя в поминание записывал.
Петро молча слушал бойца. Заметив у блиндажа комиссара, он с решительным видом направился к нему.
— Разрешите обратиться! — произнес он громко. — Извините, конечно, что с таким вопросом. Боевого охранения впереди нас нет?
Комиссар только плечами пожал:
— Какое там охранение! Нас всего тут вместе с вами сорок человек.
— Позвольте мне выдвинуться с пулеметом. В засаду.
— Распыляться рискованно. Неизвестно, откуда они могут пойти.
— Риска нет, товарищ комиссар. В засаду я пойду один. Только прикажите дать мне ручной пулемет. У ваших бойцов их два.
Олешкевич пристально посмотрел в его глаза.
— Знаете, на что идете?
— Двум смертям не бывать, товарищ комиссар…
Петро перехватил недоверчивый взгляд, устремленный на него, и поспешно добавил:
— А я умирать не собираюсь, товарищ комиссар. Я еще жену свою хочу повидать. Она тоже здесь, под Москвой воюет.
Петро проговорил это так просто и искренне, что Олешкевич тепло улыбнулся.
— Ладно, идите, — сказал он. — Возьмите себе помощника.
— Одному сподручнее. Не так заметно.
Олешкевич взглянул на его темное, словно литое из бронзы, волевое лицо и кивнул головой.
У станкового пулемета Петро оставил за себя Сандуняна. На расспросы ответил коротко и туманно:
— Иду по одному заданию. Вернусь, когда удастся.
Петро нагрузился дисками и зашагал, стараясь держаться ближе к кустарнику, росшему на меже. Он шел с величайшими предосторожностями, часто останавливался и осматривался.
Ветер дул с северо-запада, в лицо Петру, и руки его быстро озябли. «Надо было б у Сандуняна перчатки попросить», — мелькнула мысль. И без всякой связи подумалось о другом: «Если засада удастся и останусь живой, Оксане расскажу когда-нибудь, как шел по холодному ветру… один… сам вызвался… Мать, узнай она только, руками всплеснула бы, заплакала».
Он отошел уже от деревушки километра полтора, когда в лощине увидел противника. Несколько солдат выкатывали из кустарника пушки, другие стояли группками. По всем приметам, они готовились к атаке.
Петро, чтобы не обнаружить себя, лег, затем пополз в их сторону, к бугорку, видневшемуся невдалеке.
Где-то в стороне Можайска погромыхивала канонада, а здесь было удивительно тихо, и Петро сдерживал дыхание, которое казалось ему чересчур громким. Он дополз до бугорка, приспособил пулемет, разложил диски. Засунув в рукава шинели озябшие пальцы, наблюдал.
Гитлеровцы были не больше чем в трехстах метрах. Солдаты, в пятнистых маскировочных халатах поверх длиннополых шинелей и в стальных шлемах, подпрыгивали, колотили ногу о ногу, стараясь согреться.
Сознание подсказало Петру, что позиция, занятая им, неудачна. Он осторожно переполз влево, к вороху почерневшего бурьяна, отстегнул от ремня саперную лопатку и принялся рыть.
Земля промерзла еще не очень глубоко и поддавалась легко, но копать лежа было несподручно, ноги одеревенели, и Петро чувствовал, как в нем все больше закипала злоба. Сжав челюсти, он окапывался.
За боевыми порядками противника из кустарника вдруг взвилась зеленая ракета. Она на мгновение повисла в воздухе и, оставляя дымчатый след, опустилась. Солдаты засуетились, разбежались по местам и спустя минуту пошли, развертываясь цепью, в сторону деревни.
Петро приладил пулемет, положил под рукой гранаты. Автоматчики двигались, против обыкновения, без стрельбы, соблюдая молчание. Когда пулеметная очередь внезапно разорвала тишину и завопило несколько раненых, солдаты в растерянности затоптались на месте; Петро, не давая им опомниться, снова нажал на спусковой крючок и дал длинную очередь.
Цепь залегла. Петро оторвался от прицела, высунулся. Высокий офицер, поблескивая очками, свирепо кричал на солдат и размахивал рукой.
Петро тщательно прицелился в него, выстрелил. Затем, не отпуская пальца, обежал глазами мутно желтевшие под касками лица солдат, дострелял весь диск и быстро начал перезаряжать пулемет.
Вокруг Петра засвистели пули. Одна, врезавшись в бруствер, обдала Петра комочками земли. «Заметили, — пронеслась, обжигая, мысль. — Теперь не дадут головы поднять».
У него еще была возможность отползти заросшей межой до перелеска и оттуда пробраться к штабу. Но два полных диска патронов и четыре гранаты оставались неиспользованными. Гитлеровцев можно было еще задержать. И Петро решил остаться.
Из цепи доносились громкие стоны. Заглушая их, кто-то завывал нечеловеческим голосом.
По полю, пригибаясь, бежали с носилками санитары, дальше, в километре, на черном фоне леса разворачивались зеленые броневики. С легким свистом пролетела и где-то возле деревни разорвалась мина.
Сбоку, со стороны перелеска, послышалась трескотня автоматов. Петро оглянулся: из-за редких деревьев высыпало до взвода автоматчиков. Солдаты перебегали в направлении деревни. Длинные полы шинелей хлестали их по ногам.
Петро повернул пулемет в сторону новой цепи, но в этот миг рой пуль пронесся над его головой. Теперь уже сомнений не оставалось — его обнаружили.
VIКомандир полка майор Стрельников собрал всех командиров, которые находились на командном пункте, в том числе и младших.
— Капе окружен, — сказал он. — Только что оборвалась связь с дивизией. Батальоны разъединены…
Сандунян стоял в нескольких шагах от Стрельникова. Он заметил, что щеки у майора неестественно горели, а погасшая трубка, зажатая меж пальцев, дрожала.
Сандунян не раз видел командира полка в бою, знал, что он отличался исключительной храбростью. И то, что сейчас Стрельников нервничал, свидетельствовало об опасности, какая нависла над полком и его штабом. Прежде чем окончательно созрела мысль о том, что надо любой ценой связаться с дивизией, Сандунян громко выкрикнул:
— Разрешите мне, товарищ майор, пойти!
Стрельников удивленно взглянул на него и сдвинул густые брови.
— Мы должны подготовиться к худшему, — продолжал он, покосившись в сторону недалекого взрыва. — Оружие приготовить всем. Обороной буду руководить лично. Трусов расстреливать на месте.
Он повернулся вполоборота к Сандуняну и холодно спросил:
— Вы где находитесь, младший сержант?
— Виноват, товарищ майор.
— Кто вам разрешил перебивать, когда я говорю? — повысил голос командир полка.
— Виноват.
На побледневшем лице Сандуняна крупно перекатывались желваки.
Стрельников посмотрел на комиссара:
— Есть что добавить?
Олешкевич отрицательно качнул головой, но все же коротко сказал:
— Надо знать, товарищи, что помочь нам сейчас не смогут. Сосед отошел. Будем рассчитывать только на свои силы.
— Все! — сказал Стрельников. — По местам!
