Михаил Соколов - Искры
Она крепко взяла Леона под руку и дернула к себе.
— Ну и тюлень ты, Левка. Идем веселей, — сказала она требовательно.
В эту ночь Леон долго не мог заснуть. Варя слышала, как он то и дело ворочался, и ей нетрудно было догадаться, что думает он об Алене.
— Что-то не спится шахтеру нашему — все ворочается. Должно, Алена беспокоит, — тихо сказала Варя мужу, когда тот собирался на работу.
— Значит, любит, — вполголоса ответил Чургин.
После первого гудка Варя разбудила Леона, приготовила ему узелок харчей.
— Ты что-то ворочался все, долго не спал? — спросила она.
— …Хутор мерещился…
— Алена?
Леон ничего не ответил, быстро оделся и вышел. Шел на шахту и думал: «Алена… Ольга… Как они похожи и как не похожи. Ольга такая тихая, задумчивая, круглая сирота, и работаем вместе. Эх, дела!..»
3
Уступы подрядчика Жемчужникова были на восточном крыле рядом с лавами первой и второй артели. Чургин не был здесь два дня и шел проверить, как идут работы и выполнены ли его распоряжения.
В штреке ему повстречался сам подрядчик.
— Это вы, Илья Гаврилович? Ко мне?
— Да, пройдемте, посмотрим вместе, как у вас там… а то Спять будете жаловаться управляющему.
Жемчужников промолчал. Дела у него были неважные, и зря сердить Чургина ему не было никакого расчета. Но откуда Чургин знает о его жалобе? Да, он ходил к Стародубу жаловаться на придирчивость старшего десятника, высказывал даже предположение, что артели — дело рук Чургина, говорил, что тот редко бывает в уступах, мало смыслит в деле, а только все требует и вообще слишком высокого мнения о себе. Но управляющий позвал штейгера и предложил Жемчужникову повторить все сказанное сначала.
— Я не имею о Чургине таких данных, Николай Емельянович, — заявил Петрухин. — Требует он с подрядчиков немного жестко, но поделом.
Тогда Стародуб встал из-за стола, подошел к Жемчужникову вплотную и, попыхивая трубкой, сказал:
— Чургин, к сожалению, простой шахтер. Но. если бы это от меня зависело, я дал бы ему диплом горного инженера.
Жемчужников растерялся. Он чувствовал себя так, словно ему плюнули в лицо.
— Я вас не понимаю, Николай Емельянович. Я всегда…
— Я вам сказал, господин Жемчужников, что своего десятника я знаю лучше вас, — раздраженно прервал его Стародуб. — Он и живет в шахте, а не отсиживается в пивных, как вы. А меня не интересует, кто там работает, — артели или господа подрядчики. Мне нужен уголь. Однако мне известно, что господин Жемчужников работает хуже артели! — Считая разговор законченным, он вернулся к своему письменному столу и сел.
— Да разве я, Николай Емельянович… Ведь я стараюсь…
Стародуб негодующе ударил рукой по столу:
— Как вы смеете лгать управляющему? «Стараюсь»… Идите!
Тем и кончилась жалоба на Чургина. Поэтому сейчас, шагая за ним по штреку, Жемчужников старался замести следы.
— Мы с вами всегда можем договориться, Илья Гаврилович… Почему мне обязательно надо идти к Николаю Емельяновичу?
Чургин ничего не ответил, да он и не слушал его, думая о том, как лучше наладить здесь работу новой артели.
Видя, что он направляется в конец штрека, Жемчужников растерянно спросил:
— Вы в уступы не полезете разве, Илья Гаврилович?
— Полезу. Но сначала я хочу посмотреть, как закреплен штрек.
«Знает, все знает! Нет, это не человек, а дьявол какой-то, истинно нечистый дух», — в отчаянии подумал Жемчужников.
Чургин прошел в конец штрека, приподнял лампу, осмотрел кровлю. Штрек на три сажени был не подорван и не закреплен, то есть был в том же состоянии, как и три дня назад. Двое рабочих делали бурки для динамитных патронов.
— Почему вы не подрываете, а продвигаетесь дальше? Я вам что говорил, помните? — напустился Чургин на подрядчика.
Полный и неповоротливый Жемчужников, тяжело дыша, сидел на корточках, и единственным желанием у него было — вылезти сухим из воды.
— Помню. Сегодня поставим бурки и вторым разом подорвем. Послезавтра, в понедельник, закрепим. Здесь песчаник, потерпит.
— Авось обойдется, значит? Так!
Чургин поставил лампу на колено, достал карманную книжечку и, что-то записав в ней, на четвереньках полез в уступы.
В лаве было шесть четырехсаженных уступов. Верхний был искривлен, очистные работы настолько запущены, что из-за угля не было видно зарубщика, и два саночника не могли справиться с вывозкой угля.
— Как же вы до двадцати градусов срезали линию уступа? Нет, так не работают, господин Жемчужников, — сказал Чургин и опять вынул из кармана свою книжечку.
— Это новичок здесь рубает, с другой шахты, Илья Гаврилович. Я, конечно, виноват… обязан был знать, кого ставлю.
Чургин осмотрел другие уступы. Средний из них был искривлен настолько, что с соседним верхним составлял тупой угол, и в нем вовсе не было кутка.
— Здесь очень крепкая зарубка, Илья Гаврилович. Видно, забойщик сегодня срезал, чтобы не работать на кутке, — скороговоркой пробормотал Жемчужников, но Чургин уже что-то записывал в книжечку.
С креплением тоже было неладно. Нестандартные и плохие стойки были установлены криво, под углом к линии забоя, на многих не было подкладок, и рабочие уже жаловались Чургину, предупреждая, о возможной осадке породы.
Обессилев от ходьбы на корточках, Жемчужников присел подле Чургина, то и дело украдкой заглядывая в его книжечку и в уме прикидывая, во сколько ему обойдется это посещение. «Пятьдесят рублей — не меньше. И занесло его в субботу! В понедельник ничего бы не было», — досадовал он.
Зарубщики нарочито рубали так, чтобы слышать слова Чургина, сильно взмахивали обушками, но перед самой зарубной щелью задерживали их, и зубки стучали глухо.
— Вы, кажется, видели, что я записывал? — спросил Чургин, неторопливо пряча в карман записную книжку.
— Видел.
— Так вот, чтобы послезавтра штрек был пройден на три сажени, подорван и закреплен. Уступы выровнять под девяносто градусов. Уголь и штыб убрать. Добавить двух саночников. Все дефектные стойки заменить.
— Будет сделано, Илья Гаврилович.
— Моя фамилия Чургин.
— Будет сделано, господин Чургин.
— Об остальном читайте на конторской доске. Могу добавить, господин Жемчужников: это последнее мое предупреждение. Будете так работать — я отбираю лаву.
— Слушаюсь. Постараюсь не довести до этого.
Когда Чургин ушел, Жемчужников некоторое время сидел неподвижно, только вытирал пот на лбу и тяжело вздыхал. Он знал, что шахтеры все слышали, и мысленно искал виновника всех бед, чтобы дать ему встрепку, но, к досаде своей, нашел только одного новичка с другой шахты, — который не успел выровнять пятый уступ.
— Где этот сукин сын из пятого уступа? — вдруг закричал подрядчик. — Что вы меня мучаете…
Зарубщики стали рубать быстрей.
Подрядчик на коленях быстро подполз к новичку, дернул его за ворот рубахи и свалил на штыб.
— Ты слышишь, что я говорю?
— Слышу.
— Так почему ты молчишь, собачий сын?! — Жемчужников тряхнул его так, что воротник рубахи шахтера остался у него в руках.
— Потому — ваш пай на шесть четвертей не по силам. А вы вчерась сказали: «Опосля, мол, выправишь, давай больше, — конец, мол, месяца».
Рубавший рядом с новичком Иван Недайвоз быстро подполз к Жемчужникову, бесцеременно отвел его руку в сторону и сказал:
— Сам гонишь, чтоб больше загребать чужих рублей, а он виноват?
Подрядчик совсем взбеленился: ему, хозяину всех здесь работающих, указывают! И он недобро спросил:
— Что, надоело рубать? В артель захотел?
— Артель — дело неплохое.
— Можешь завтра получить расчет, я артельных не задерживаю, — сухо отрезал Жемчужников, намереваясь уходить, но Недайвоз схватил его за руку.
— Ты мне грозить? — злобно уставился он на него, сжав в руке обушок.
Жемчужников знал, что с этим шахтером шутки плохи и, покачав головой, мирно сказал:
— Я же пошутил, Иван Филиппович, а ты уже и за обушок. Беда с вами, ей-богу!
Недайвоз поднес обушок к его лицу:
— Это видишь? Я тоже люблю кой-когда… пошутить.
Жемчужников торопливо выбрался из лавы.
— Подлец! — процедил сквозь зубы Недайвоз, сверкая белками глаз, и подполз к новичку-зарубщику, искавшему воротник от рубахи.
— Ничего, Санька… На! — поднял он воротник. — Мы его еще проучим.
Санька посмотрел на печку, куда неуклюже уполз подрядчик, на кровлю, что касалась головы, и грустно усмехнулся:
— Я уже учил одного на руднике Паромова, а видишь, где теперь работаю? Так и тут: пока ты научишь его, эта крыша наши косточки в муку смелет. Ты смотри, на чем она держится!
