Аркадий Львов - Двор. Книга 2
Аналогичную картину можно было наблюдать у Ляли Орловой, по месту ее новой работы на фабрике имени Крупской, и у Зиновия Чеперухи, на заводе имени Кирова. Рядовые трикотажники и станкостроители, то есть те самые винтики, без которых не может работать и ничего не стоит сложнейшая современная машина, выдвигали встречные планы и цифры, в полтора, два и три раза превосходящие предложенные фабричным и заводским руководством. Зиновия как раз накануне назначили начальником цеха, он собрал своих людей и с карандашом в руках сообща высчитали, что третий квартал может быть завершен не позднее пятнадцатого сентября, а программа года — к тридцатому ноября, иными словами, начиная с первого декабря, коллектив будет работать уже в счет следующего, тысяча девятьсот пятьдесят третьего года.
В выходной день товарищ Дегтярь выкроил свободную минуту и провел у себя на квартире небольшое совещание. Присутствовали Орлова, Хомицкий, Марина Бирюк, Дина Варгафтик, Зиновий Чеперуха и Катерина Чеперуха. Клаву Ивановну пригласили тоже, Ляля сама заходила к ней, но старуха совсем расклеилась и упрямо тянула одну ноту: пусть ей скажут, по секрету, кто подготовил концерт художественной самодеятельности и какие номера включили в программу. Ляля объяснила, что никакой самодеятельности не будет, а только деловое совещание, но Клава Ивановна в ответ строила хитрые глазки и грозила пальцем.
Когда Ляля рассказала присутствующим, все весело смеялись, но, с другой стороны, было немножко грустно — что время делает с человеком! — тем более, это ждет каждого из нас. Иона Овсеич тоже улыбнулся, однако тут же приказал всем успокоиться и перейти к делу по существу, ибо дорога каждая секунда.
— Товарищи, — сказал Иона Овсеич, — готовясь к достойной встрече знаменательного события в жизни партии и всего народа, вносится предложение: первое, организовать во дворе кружок по изучению гениального труда товарища Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР»; второе, взять на соцсохранность, силами жильцов, дом в полном его объеме, то есть со всеми квартирами и дворовыми атрибутами.
По первому предложению пояснений не требовалось, кружок есть кружок, а по второму — одной, лишь общей, формулировкой ограничиваться нельзя было. Поэтому, предупредил товарищ Дегтярь, необходима известная детализация. Прежде всего, соседи и все жильцы дома обязаны беречь как зеницу ока жилой фонд, конкретно: не отбивать штукатурку в парадных при переноске мебели и других габаритных грузов, аккуратно пользоваться общедворовым и квартирными санузлами, бережно обращаться с оконными рамами, своевременно обеспечивая полную остекленность комнат, коридоров и балконов. Далее, каждый квартиросъемщик обязан регулярно, не дожидаясь аварийного состояния, сам производить ремонт своего жилища, а коммунальные кухни, передние, тамбуры и другие удобства ремонтируются сообща жильцами квартиры, для чего в каждой коммуне выбирается ответственный исполнитель.
— Теперь, — товарищ Дегтярь сделал небольшую паузу, — насчет уборки парадных, лестничных маршей и площадок. До сих пор домоуправление содержало за государственный счет специальную уборщицу. Нетрудно подсчитать, в какую копейку это влетает казне по городу. И другой аспект, моральный: можно ли принимать как норму, чтобы на пороге коммунизма мы нуждались в приходящих нянях для уборки своего собственного дома? Прошу высказаться.
Ляля Орлова и Марина Бирюк подняли руки одновременно, но у Марины был вопрос, а не выступление, и товарищ Дегтярь указал пальцем на нее: пусть начинает первая. На деле, однако, оказалось, что у Марины не вопрос, а целый доклад, ибо она не только не спрашивала, но еще и другим взялась объяснять, будто бы домовых уборщиц содержат за счет квартплаты, которую вносят жильцы, а ремонт, опять-таки, якобы финансируется из тех же сумм.
Иона Овсеич спокойно выслушал и в ответ задал единственный вопрос: сколько платит за свою квартиру лично она, Марина Бирюк?
— Сколько я плачу? — повторила Марина, как будто плохо расслышала. — Сто двадцать рублей. Кроме того, шестьдесят рублей за свет, и пятьсот рублей в сезон уходит на топливо, значит, еще сорок-пятьдесят рублей в месяц. А весной я положила новые обои и покрасила окна, двери — вот вам сразу полторы тысячи.
— Марина, — удивилась Ляля Орлова, — может, вы еще приплюсуете, сколько у вас уходит на конфеты? Я знаю, вы очень любите сладкое.
— Люблю, — подтвердила Марина. — А вам какое дело: вы, что, за меня платите?
Ляля сказала, что не платит, но не надо прикидываться дурочкой и считать в квартплату свет, обои, дрова, уголь и свои наряды.
— А я с вами вообще не хочу разговаривать, — грубо ответила Марина. — Вы еще не мадам Дегтярша, и не надо расписываться за других!
Ляля вся загорелась, было впечатление, что вот-вот начнется катавасия, но, к счастью, товарищ Дегтярь успел опередить:
— Марина Игнатьевна, — обратился он, — если я правильно понял, вы платите за квартиру сто двадцать карбованцев в месяц. Ваш муж, надо полагать, получает не меньше трех тысяч, да вы, как бухгалтер, приносите домой, худо-бедно, рублей семьсот. Так?
Марина со своей обычной ухмылкой уставилась на товарища Дегтяря, он немного подождал и попросил всех присутствующих общими силами вычислить, сколько будет один процент от трех тысяч семисот, а затем разделить сто двадцать на полученное число тридцать семь.
Не дожидаясь ответа, товарищ Дегтярь сам подбил итог:
— Итак, имеем три целых и две десятых процента. А в Америке, уважаемая Марина Игнатьевна, рабочий платит за квартиру тридцать процентов, то есть, примерно, в десять раз больше.
— При чем здесь Америка! — развела руками Марина.
— А при том, гражданка Бирюк, — повысил голос товарищ Дегтярь, — что мы представляем себе, как бы вы заголосили, предложи вам платить те же тридцать процентов, то есть тысячу рублей с гаком в месяц!
— Я была у мужа в Германии, — опять заталдычила свое Марина, — мы заходили к одному немцу, у него четыре комнаты, а он простой инженер, и жена сидит дома с детьми.
— Не путайте, — Иона Овсеич еще больше повысил голос, видно было, что иссякает терпение, — есть две Германии: ваш муж находится в Германской Демократической республике, где власть принадлежит рабочим, а не Джону Пирпонту Моргану-младшему и Круппу фон Болен!
— В конце концов, — вскочила со своего стула Катерина, — почему все должны тратить свое время на Марину Бирюк! Ей не нравится здесь — пусть едет себе в Германию или куда хочет. А делать вид, что она кормит за свой счет советскую власть, — эти номера мы уже видели. И хватит!
— Хватит! — повторила следом Ляля. — Я зарабатываю восемьсот рублей в месяц, за комнату плачу семьдесят, а постыдилась бы торговаться, как некоторые другие. В какой стране я имела бы за эти несчастные семьдесят рублей такую квартиру! На Привозе тридцать рублей кило мяса, получается два кило мяса в месяц за квартиру. Мы, можно сказать, даром живем, а у людей еще открывается рот! Я предлагаю, чтобы жильцы дома сами убирали коридоры, лестницы и остальное, а уборщица нам не нужна.
— Какое будет еще мнение? — спросил товарищ Дегтярь.
У всех, кто сейчас здесь, сказала Дина Варгафтик, одно мнение, но во дворе есть еще жильцы, надо поговорить с ними.
— Дина, — вскочила со своего места Ляля, — если мы с вами выйдем на уборку собственной парадной, неужели другим совесть позволит пройти мимо!
Посмотрим, пожала плечами Дина, пока можно быть уверенным за одну Катерину Чеперуху, потому что ее двери выходят прямо во двор, и никаких общих коридоров и парадных у нее нет.
Коридоров и парадных нет, подтвердила Катерина, но зато есть такой сосед, как Ефим Граник, который бросает окурки и плюет на пол прямо возле дверей. Поднялся Степан Хомицкий:
— Теперь насчет туалетов. Тридцать лет подряд говорим-говорим, а как горохом об стенку. Вчера опять забился люк, а там пробка, как лошадиная голова: морковка, бурак, вата, газеты, парашюты — хоть ГУМ открывай.
Присутствующие засмеялись, Марина громче всех, а Степан предупредил: вот позовем комиссию с эпидемстанции, тогда посмотрим, как будем смеяться.
— А ты не предупреждай, — подхватил товарищ Дегтярь, — а возьми и приведи, и пусть оштрафуют на сто-двести рублей!
Зиновий напомнил, что мы отклоняемся от темы, но, поскольку речь уже зашла о санитарии, он хочет привести в пример Маньчжурию: китайцы, особенно в японскую оккупацию, влачили полуголодную жизнь, даже в больших городах целые районы не имели канализации, а чистота была везде такая, что можно поучиться.
Зачем ходить за примером в Китай, сказал Иона Овсеич, если у нас есть свой Ленинград, своя Рига, а здесь рядом — свой Севастополь.
— Ой, — вскрикнула Ляля, — хочу в Ленинград!
— И поедем, — Иона Овсеич хлопнул ладонью по столу, — и посмотрим, как живут наши люди, чтобы нам было стыдно не перед китайцами, а перед своими собственными ленинградцами. И кой-кому придется покраснеть.
