Юность - Николай Иванович Кочин
— Дьяволы, заварили кашу, сами ее и расхлебывайте.
Всего этого не знали комитетчики и серьезно готовились к схватке. Как только уставшие и запыхавшиеся в беге мужики, дойдя до рощицы, грохнулись на траву, Яков вывел свой отряд из засады и с гиком окружил сборище.
— Сдавайтесь, — кричали комитетчики, — руки вверх!
Но и это было лишнее. Не поднимаясь с травы, мужики вытянули руки вверх, а вместе с ними — и Черняков, и «суходольский царь», и начальники штаба. Услыша знакомые голоса и увидя своих знакомых, мужики просияли.
— Яков Иваныч, дорогой, а мы страх напужались этой стальной птицы. А к вам и в плен попасть не страшно.
Когда комитетчики сошли с коней, то сперва поздоровались с земляками, потом стали отбирать у них дробовики. Как-то так получилось, что комитетчики по малочисленности своей быстро растворились в толпе мужиков, и тут уж нельзя было понять, где «свои», где «чужие». Видимо, это и вдохновило Хренова на отчаянную попытку сцапать покорителей.
Он вдруг крикнул:
— Хватай комитетчиков, ребята, и вяжи! Их мало, а нас много… Не сдавай оружия.
Он врезался на коне в толпу и стал искать Якова глазами. Но никто не стал выполнять его приказание. Тогда Хренов выстрелил в Якова и выехал на дорогу. Затем он быстро исчез в рощице. Кто мог тогда предвидеть, что в этом бегстве таилась для Якова гибель? Впрочем, не будем предупреждать событий. Мужики тотчас же бросились на своих офицеров и повисли на них. И пока Якову бинтовали руку вырванным подолом рубахи, мужики разоружили офицеров и перевязали их.
— На сопках Маньчжурии был, в походе против японцев уцелел, а за своей околицей получил ранение, — говорил Яков.
Он разделил людей на две партии. В одной сгруппировал офицеров и главарей заговора и взял ее под стражу. Всех остальных отпустил на волю.
— Идите и больше не балуйте, — сказал он, — офицер да кулак — вам не товарищи, и это помнить надо.
Мужики разошлись по домам, а главарей пошали обратно в Дубовку.
— Призывай всех своих святых себе на помощь, — сказал Яков дорогой Чернякову. — Эх, Михайло Иваныч, сосед ты мне и не зрящий парень, а язык тебя сгубил, язык тебя довел до могилы. Любил из себя аблаката представлять, ну вот допредставлялся. И даже некому будет вспомнить Цыпочку.
К вечеру они прибыли в Дубовку.
Так закончились тревожные походы в нашей округе. И сейчас в колхозных селах много рассказывают про них. Но все меньше остается свидетелей и участников; старики умерли, молодые за делом многое успели запамятовать, а для ребятишек эти истории так же диковинны и новы, как походы Наполеона и Александра Македонского. И приходится им объяснять каждый факт, для нас, современников, само собой понятный. Между прочим, Иван Иванов был отпущен на свободу и умер сезонным рабочим одного городского предприятия. Все знали, что это «суходольский царь», и часто над ним трунили. Он только улыбался, потому что от природы был не гневен. Советская власть видела в нем жертву его безрассудности, поняла наивную его доверчивость и не причинила ему никакого вреда. Мне показывали его однажды. Действительно, только такой богатырь-бородач с простодушным лицом патриархального мужика и мог внушить мысль хитрым врагам сделать его орудием своего кровавого замысла. Говорят, все убеждали его ликвидировать свою неграмотность, и он уже начал ходить на ликпункт, но так и умер, не приобщившись к печатному слову.
ИНТЕРЕСНЫЙ ПРОТОКОЛ
Горькое лекарство лучше, нежели сладкая отрава.
Из исторических размышлений соседа Василия Березы
Предаю гласности один из протоколов волостного съезда комбедов, который собрался 13 сентября 1918 года. Памятная, суровая, героическая осень! Черновая запись протокола мною сохранена; в ней, судите сами, отражены собранная в пучок воля крестьянских масс, их желания, восторги и опасения, оголенная правда бедняцких надежд; все эти «бураны страстей» — куда как сильнее, нежели, к примеру сказать, даже в сочинениях возвеличенных беллетристов. Вот почему я помещаю протокол здесь в натуре. Выходит, что мое участие в создании этой главы сказалось лишь в литературной обработке документа — и, пожалуй, только. Предупреждаю читателя, что протокол был составлен деревенским грамотеем, притом же наскоро и — «как вышло». Я вытряс из него повторения и многие отвергаемые печатью обороты уж слишком соленой и уж слишком цветистой речи (не до литературных забот было там) и придал кое-какую синтаксическую стройность тому языку, которым излагались речи выступающих. Вот и все, что я сделал, ибо самое содержание протокола никому, по моему мнению, не вымыслить, как нельзя, скажем, запеть, не имея голоса.
ПРОТОКОЛ
собрания Дымиловского волостного комитета бедноты с участием Нижегородского уездного комбеда и представителей от сельских комбедов от 13 сентября 1918 года.
Под председательством Я. И. Ошкурова.
Секретарь — С. И. Пахарев.
На собрание явилось 27 представителей.
В одиннадцать часов дня заседание объявлено открытым.
Оглашен следующий порядок дня:
1. О международном положении в мировом масштабе. 2. О внутреннем положении и текущем моменте. 3. Отчет о работе волостного комбеда. 4. О посевах озимых и учете хлебных фондов. 5. О народном образовании в волостном масштабе. 6. Об удовлетворении класса всех нуждающихся, беднейших и голодающих. 7. О немедленной организации сельскохозяйственных коммун. 8. О саботаже на селе, контрреволюции и спекуляции. 9. О бездеятельности и халатности отдельных членов комбедов, подлежащих немедленному увольнению от занимаемых должностей, и прочие вопросы.
Прежде всего товарищ председатель сказал: «Почтим память погибших братьев: Володарского и Урицкого, сраженных вражеской рукой». Все, как один, встали и обнажили головы. Только после этого председатель огласил телеграмму, отсылаемую Ленину:
«Мы приветствуем тебя, товарищ Ленин, как великого ниспровергателя капитализма и вождя всей мировой революции, и клеймим печатью каинов всех, кто поднял на тебя руки. На белый террор ответим мы массовым красным террором. От всего сердца желаем тебе скорого выздоровления, дабы опять встал на защиту бедноты. Мы хорошо сознаем, что с потерей Советской власти мы потеряем все: и землю, которая теперь
