Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Но Айшат, не обращая на него внимания, взяла пригоршню земли и стала тереть свою руку в том месте, где ее касался парень.
— Ты что, ненормальная? — разинул рот жених. Землей горцы очищались от «нечистой силы» — собаки или свиньи.
— Когда ты платил за меня калым, нужно было сначала узнать, что покупаешь. Даже на базаре теленка вслепую не берут, — усмехнулась Айшат.
А вечером в их доме, словно две реки, столкнулись два гордых, самостоятельных тухума[32]. Много было шума и споров. Но все кончилось тем, что Машид обещал вместо Айшат выдать за оскорбленного жениха свою младшую дочь Майсарат, когда она подрастет.
После этого случая Айшат в ауле прозвали бунтаркой, и никто за нее не сватался.
Теперь вот ее заперли в комнате для фруктов… Более того, отчим чуть не бросился на нее с кинжалом. И все потому, что она первая по призыву комсомола хотела пойти работать на строительство этой ГЭС. Мало того, что она сама решилась на такой шаг, еще и других девушек уговаривала.
Мать плакала.
— Дочь моя, не позорь наш род. Не срами свою мать. Тебя и так прозвали бунтаркой. Аллах прогневается — это же проклятое ущелье.
— Мама, я ничего не боюсь. Пойми, там делают свет, наши горы будут освещаться яркими лампочками; от них и ночью будет светло как днем.
Хвартикунское ущелье считалось в народе проклятым еще с времен Шамиля. По приказу сурового имама сотни людей пытались возвести там плотину, но бурные воды Кара Койсу смели ее, а Шамиль принародно проклял ущелье.
С тех пор горцы никогда не приближались к проклятому ущелью.
И вот нашлись люди, которые пришли сюда. Старики возмущенно загудели, когда председатель сельсовета, бывший красный партизан, объявил, что Советское правительство построит на Кара Койсу первую в горах Дагестана электростанцию.
Тут же нашлись и первые добровольцы. Это были комсомольцы аула. Один за другим они подходили к камню, на котором стоял председатель.
Айшат потрогала свой комсомольский значок, словно хотела у него взять себе немножко силы. Он достался ей дорого. Ведь она была в ауле первой девушкой-комсомолкой. Дома ее чуть не убили, и почти месяц она пряталась у родственников отца в другом ауле.
— Айшат, идем домой! — сказала мать, хватая ее за локоть. И девушка поняла: мать догадалась и хочет, пока не поздно, увести ее. Тут же она поймала и угрожающий взгляд Машида.
Но Айшат вырвалась из рук матери и, раздвигая толпу, побежала вперед, к председательскому месту.
— Девушки, — громко сказала она, встав рядом с председателем. — Наше Хвартикунское ущелье, которое называют проклятым, станет источником света. Оттуда по проводам побежит электричество в каждую саклю. Какое же это счастье! В наших аулах вместо коптящего чираха загорится лампочка Ильича! А чтобы это было скорее, как можно скорее, каждый должен вложить свой труд… Пойдемте на строительство… Не слушайте, что шепчут за вашей спиной. Вспомните, когда на Сулаке начали строить первый канал, они тоже шипели. А теперь сами берут воду из кранов. А когда открывались школы, а ликбезы?..
Молодежь слушала Айшат разинув рты.
— Наше Хвартикунское ущелье вовсе не проклятое, — все более волнуясь, говорила Айшат. — Оно счастливое, потому что в нем рождается очаг большого света. И я первая пойду туда работать. Запишите меня!
Когда она кончила, раздались редкие хлопки, словно далекий, только что рождающийся гром.
Но Айшат с радостью заметила, что еще три девушки записались вслед за ней.
Когда вечером Айшат возвращалась домой, она еще у ворот услышала, что дом ее гудит так, словно в сотню гусей бросили камень.
— Поставьте на место свою дочь. Дурь ее заразительна. Она портит и порядочных девушек, — говорил один голос.
— Пусть сама идет хоть в логово шайтанов, — подтвердил другой.
Айшат вдруг стало весело. Стремительно раскрыв обе створки двери, она встала на пороге.
— Добрый вечер! Почему у вас так темно? — спросила она, с трудом сдерживая душивший ее смех.
— Ждем твоего света из Хвартикунского ущелья, — взбешенно выкрикнул Машид.
— Думали, ты, бесстыжая, на ладони его принесешь, потому и не зажигали лампу, — захлебываясь слюной, проговорил отец одной из девушек, записавшихся на стройку.
— Свет будет, — засмеялась Айшат. — Только вот куда вам тогда деваться? Вы же только в темноте жить можете.
— Хватит! — топнул ногой Машид и, потеряв терпение, поволок ее в ту комнату для фруктов, где она сидела теперь третьи сутки.
Айшат металась из угла в угол от бессильного бешенства. И вдруг, споткнувшись обо что-то, упала. В темноте ощупала предмет: это была приставная лестница, предназначенная для того, чтобы привязывать к потолку виноградные лозы. Айшат подтащила ее к слабому лучу света, что проникал в комнату из отверстия в потолке. «Только бы выбраться на крышу, а там спрыгну, пусть разобьюсь, но спрыгну», — повторяла Айшат и, сжав зубы, стала подниматься по шатким ступенькам.
Когда она достигла самой верхней ступеньки, то увидела, что дырка слишком мала: в нее пролезала только голова. Но, просунув голову, она увидела небо, все сверкающее яркими звездами, и полную луну, и белую ограду, и четкие тени…
Прохладный, густой от запахов лета ночной воздух ударил ей в лицо. И далекий шум реки донесся как зов.
Чем больше слушала Айшат шум реки, тем сильнее этот шум, всегда привычный, бередил душу. И кусочек ночного аула, увиденный на потолке, казался прекрасным и странным, как чужая, невиданная страна.
Айшат со вздохом спустилась вниз и стала шарить по полу, отыскивая что-нибудь, чем она могла бы расширить дыру в потолке. В руки ей попался топор. «Как я сразу не догадалась, — обрадовалась девушка, — ведь здесь всегда отрубают прутья от виноградных лоз, когда подвешивают их к потолку».
Она взлетела по лестнице: ступеньки под ногами горели. Ударила топором по твердым доскам — сухие щепки брызнули в лицо.
И вот она на крыше. Там, внизу, темный, тесный двор.
По-кошачьи цепляясь за камни, Айшат спустилась на землю. Свобода!
Девушка бежала, разбрасывая руки, как крылья. Легкий ночной ветер развевал по сторонам тонкое белое гурмендо и подол широкого платья из красного атласа.
Она не знала точно, где эти люди, что звали ее с собой, и бежала к проклятому ущелью, надеясь найти их там. Вот аул позади, вот между вековыми стволами деревьев мелькнуло ее красное платье. Вот она и в садовой долине, на берегу реки, и бежит вместе с Кара Койсу.
Айшат еще помнит то время, когда река эта становилась могилой для многих девушек. В отчаянии они прибегали сюда и
