Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Когда они обменялись первыми радостными словами приветствия, Абакар сказал:
— Познакомьтесь. Это Айшат. — И добавил, почувствовав, что это имя ничего не говорит мне: — Она всю жизнь отдала этой ГЭС и строила ее в числе первых…
Женщину кто-то окликнул из генераторской, и она убежала. Движения ее были легкими, как у молодой.
— Я расскажу вам о ней… по дороге, — пообещал Абакар.
Как ни грустно было расставаться с этой первозданной красотой природы, но человеческая судьба всегда влечет меня больше, чем любые красоты мира.
Рассказ Абакара я запомнила слово в слово.
ПРОКЛЯТОЕ УЩЕЛЬЕ
Казалось, что в эту темную, безлунную майскую ночь все живое замерло. Даже привычный шум реки не нарушал тишины.
Но, как бы ни глубока была ночная тишь, всегда кто-то в ней да не спит. Это его тревожное дыхание врывается в мертвый покой ночи, рассекает мрак, приближает утро…
Восемнадцатилетняя Айшат сидела на полу, запертая в комнате для хранения фруктов, и, не отрывая глаз, смотрела на чуть заметный просвет между стеной и потолком. Комната высокая и обширная. Крикни в одном углу — в другом отзовется эхо. И заглохнет: ведь стены так крепки. Айшат от злости кидала в стену прошлогодние вялые яблоки. Почему она обязательно должна поступать так, как велят другие? Чем она хуже своих ровесниц? Почему мать вечно ставит их ей в пример?
Айшат и не помнит, когда родилась в ней эта непримиримость, в какой день отчаянно закипела в ней кровь… Может быть, это случилось в тот час, когда после смерти отца в их дом привели его младшего брата и пятилетняя Айшат слышала, как два величавых старика с белыми бородами важно говорили ее матери: «Он будет твоим мужем. Зачем делить хозяйство и дом? И дочь твоя не останется сиротой».
Слова эти колючкой застряли в ее горле. Она едва не разрыдалась.
С тех пор, сколько бы дядя Машид, ставший ей отчимом, ни старался с ней заговорить, она не отвечала ему ни слова. Если же он пытался взять ее за руку, она вырывалась, а другой рукой ухитрялась его оцарапать.
Однажды ранним утром Айшат выбежала на крыльцо. Во дворе стояла мать, держа за повод оседланного коня. Значит, сейчас выйдет отец, веселый и нарядный, в белой с красным башлыком бурке, в каракулевой шапке. И станет прощаться с матерью. Сколько раз за свою недолгую жизнь видела Айшат такую картину.
И действительно, открылась дверь, и на белом крыльце, щурясь от солнца, в той же бурке и каракулевой шапке показался… Машид. Вот он сбежал с крыльца и уверенно и ловко вскочил на коня. С диким криком Айшат вцепилась в подол бурки: «Это бурка моего отца, это бурка моего отца, сними ее». Голос у нее был таким сильным, что сбежались соседки.
Машид так растерялся, что не вымолвил ни слова, а только покусывал свой черный ус. Наконец он слез с коня и тут же во дворе сбросил с плеч бурку. Затем бегом поднялся наверх, сорвал с гвоздя свою черную бурку и, не попрощавшись с женой, умчался.
Мать, зажав рот рукой, смотрела ему вслед. А потом закрыла ворота и, схватив за руку дочь, силой потащила ее в дом. За спиной звучали вздохи женщин: «Бедное дитя! Она уже лишняя. Лелеют новорожденную, а ее бьют». И действительно, в этот день мать, закрыв ставни, избила дочь в этой самой комнате, где в каждом углу лежали горы фруктов и сладко пахло осенним садом.
С того дня Айшат и невзлюбила свою сестру.
Иногда мать с отчимом ругались из-за Айшат:
— Я не могу ее бить, потому что она мне не родная дочь. Но ты, мать, должна учить ее хоть лаской, хоть палкой. Иначе ее не удержать, как речку в половодье, — говорил Машид.
— Что ты меня упрекаешь, — обижалась мать. — Если она мне дочь, то и тебе не чужая. Как-никак дочь твоего покойного брата. Хоть бы из уважения к его памяти ты жалел ее. — И мать принималась плакать.
Как-то Машид привез из города отрез. Мать сшила себе новее платье. Точно такое же Айшат увидела на своей младшей сестре Майсарат. Мать, заметив, как побледнела Айшат, как, забившись в угол, бросала оттуда сверкающие взгляды, сказала, оправдываясь: «Маленький кусочек оставался».
Айшат прокралась в комнату, где на стене висели разноцветные платья матери. А над ними — платки с длинными кистями. Платья эти с яркими горящими красками напоминали Айшат то счастливое время, когда отец был жив и мать, нарядная и веселая, взяв за руку дочь, отправлялась с ней и с отцом на свадьбы и праздники. А вот и это, чужое, из материала, подаренного Машидом. Айшат, не долго думая, сняла его с вешалки и, отрезав подол, надела на себя.
Мать у очага делала хинкал.
— Вабабай! — только и сказала она, ударив себя рукой по колену.
— Я же говорил, что она сумасшедшая, — заметил Машид и, спустив с рук Майсарат, вышел, хлопнув дверью.
Айшат снова здорово влетело. Но слез ее так и не увидели.
Она взрослела, ходила в школу, но подруги у нее не задерживались. Может быть, потому, что она слишком многого требовала от дружбы?
И вот настал день, когда, как считают в горах, к Айшат пришло счастье. Ее засватали. Родителям принесли большой калым. Но своего нареченного она еще не видела.
В ясный солнечный день Айшат шла за водой через годекан, где в это время играла молодежь. Бросали камешки и смотрели, кто дальше забросит. Айшат невольно остановилась, В это время один из парней особенно ловко забросил камешек. Девушка, соседка, толкнула ее локтем и засмеялась:
— Что, любуешься своим женихом?
Айшат поспешно отвернулась. Но, отворачиваясь, заметила, что парень подмигнул ей.
С бьющимся сердцем пошла она дальше. А когда склонилась над родником, увидела на дне свое раскрасневшееся лицо. Она улыбнулась себе. И в это время рядом с ее лицом на дне родника появилось другое, скуластое, с густыми бровями и такими же черными усами. Айшат отпрянула, вскочила. Рядом с ней стоял ее нареченный.
— Дай мне напиться, — сказал он улыбаясь и схватил ее за руку.
— Вот родник. Пей сколько хочешь, — ответила Айшат, выдергивая руку.
— Ишь ты, — удивился парень. — Я к этому не привык. — И он с силой потянул ее к себе.
Но тут же повалился на землю, потому что Айшат ударила его коленом в живот. Парень не ожидал этого. Кровь бросилась ему в лицо.
— Я платил за тебя калым, — процедил он, поднимаясь
