Есть на Урале завод - Владислав Ромуальдович Гравишкис
Дремавшая у стола дежурная подняла на него сонные глаза. Алеша хотел пройти мимо, но вспомнил, что не знает, в какой комнате живет Клава, и остановился.
— Клавдия Афанасьевна Волнова, — с усилием сказал Алеша, — в какой комнате живет?
— Девяносто первая. Третий этаж, налево. Спит, наверно…
— Очень срочно надо…
— Из цеха, поди? Ни днем ни ночью не даете покоя людям…
По широкой лестнице Алеша поднимался на третий этаж. «Девяносто первая, девяносто первая… — повторял он про себя. — Не забыть бы номер, тогда будет плохо». Он поднялся на третий этаж и по ковровой дорожке бесшумно пошел вдоль коридора.
Почему-то вспомнилась Москва, гостиница, окно в номере, из которого было видно Кремль и рубиновую звезду над башней. «Ах да, в гостинице были такие же эмалированные таблички на дверях комнат», — вспомнил Алеша и остановился.
Перед ним был номер 91-й. Он тихо постучал в дверь. «Неужели не увижу ее», — тревожно думал Алеша, чувствуя, как нарастает волнение.
В комнате что-то щелкнуло, и в щели под дверью появилась полоска света. Он все напряженней прислушивался к тем немногим звукам, которые доносились из-за двери. Раздался какой-то шорох, потом что-то глухо зазвенело и загудело.
— Кто здесь? — услышал он наконец.
— Клава! — сказал Алеша и задохнулся.
В двери щелкнул замок, и перед лицом Алеши появилась узкая щель. Там, в глубине, он заметил смотревшие на него глаза Клавы.
— Что случилось, Алеша?
Алеша прильнул губами к двери и зашептал:
— Ничего не случилось. Я пришел, чтобы сказать вам… Я пришел, чтобы сказать тебе… Что лучше тебя нет никого на свете! Вот! И все!
Глаза Клавы исчезли, и Алеша не мог понять, отвернулась ли она, или потупилась. Он смотрел на дверь и ждал: что же теперь будет? Молчание показалось долгим, бесконечным. Он слышал, как где-то в дальнем конце коридора громко тикают часы.
Наконец из комнаты донеслось:
— Чудак ты, Алешка!
И опять молчание — долгое, взволнованное.
Алеша прильнул опять к двери и громче заговорил:
— Я думал, что ты любишь Сашку. Одним словом, понимаешь… Но это больше никогда не повторится!
Клава рассмеялась. Из-за двери высунулась тонкая рука в широком и пестром рукаве халатика, легонько потрепала Алешу за волосы.
— Какой глупый! Какой глупый!
— Больше этого никогда не будет. Честное слово, Клава!
Он осторожно взял клавину ладонь и прильнул к ней губами. Рука тотчас же вырвалась и исчезла, дверь захлопнулась, и из-за нее раздался голос, одновременно и строгий и смеющийся:
— Спать! Немедленно спать!
Пошатываясь, Алеша медленно спустился с лестницы, посмотрел на приоткрывшую глаза дежурную и почему-то сказал ей:
— Спасибо!
— Нашли? — спросила дежурная.
— Ничего не стоит! — невпопад ответил Алеша и вышел на улицу…
Когда он вернулся в общежитие, Саша не спал. Кажется, он не переменил даже позы — сцепив руки, сидел за столом, упорно и неотрывно смотрел на свои ладони.
Алеша сел рядом с ним. Хотелось сказать Саше что-нибудь хорошее, приятное, но он ничего не мог придумать и просто сказал:
— Саша, а ведь я тоже разговаривал…
Саша кивнул:
— С Клавой?
— Да.
— Ничего, умная девушка… — равнодушно заметил Саша и вздохнул. — А я вот с Раей Рысевой…
Они помолчали, задумавшись.
— Вот ведь как получилось, Саша, — сказал Алеша, — оказывается, мы с тобой стали уже взрослые…
Он посмотрел на Сашу и впервые заметил в его лице в самом деле что-то новое, взрослое — серьезный прищур глаз, твердую складку у рта.
Коля поднял с подушки свою коротко остриженную, еще мальчишескую голову. Оказалось, что он тоже не спал, растревоженный крупными событиями в жизни друзей.
— А ты, Саша, правильно сделал, что сейчас посватался к Рае. Потом было бы поздно…
— Почему поздно? А может, наоборот? Познакомились бы получше и все такое… — не оглядываясь, сказал Саша.
Теперь он сам себя не мог понять: объяснение с Раей, которого он так страшился, закончилось благополучно. Надо только радоваться, а у него сердце щемит и щемит, и как будто бы ему теперь даже не хотелось перешагивать через этот новый порог в жизни. Кто его знает, как там все дальше сложится. Он убеждал себя: впереди все ясно, привычно и понятно — работать, догонять Алешу, учиться. Ну, и стихи писать…
Коля упорствовал:
— Нет, поздно! Когда ей Сталинскую премию присудят — от женихов отбою не будет, не протолкаешься…
Саша и Алеша разом подняли головы и уставились на Колю.
— Чего ты там мелешь, Колька? — спросил Алеша.
— Ничего не мелю, а на самом деле так получится, вот увидите. Я в газетах читал: по райкиному способу уже контролеры и в Алма-Ата, и в Минске работают. В Минске вон где! Это сколько километров будет? Тысячи! Ясно, ей Сталинскую премию присудят…
Саша обеспокоенно заерзал на стуле:
— Вот болтает, так болтает! С чего это ей Сталинскую премию присудят? Скорей Алешка получит, а не Рая…
— Алеше ничего не будет! — авторитетно заявил Коля.
— Почему не будет? Алешке скорей всего будет! Вон он сколько опок делал — восемьсот! А теперь еще и мастером в плавильный пролет выдвинули… Нам с тобой никогда этого не добиться…
— Алеше не будет. Чтобы Сталинскую премию получить, надо большое, новое сделать, а Алеша ничего нового не сделал, только производительность поднял, а это еще Стаханов начал…
— А Рая? А Рая что сделала?
— А Рая новую дорогу нашла, как качество поднимать. Знаешь, как теперь про качество говорят?
— Глупости ты говоришь! Чепуха!
Саша вскочил и взволнованно заходил по комнате.
— Вот увидишь «какая чепуха», когда она премию получит, — с достоинством проговорил Коля. — Помнишь, как я Алешке говорил, что он в Москву поедет? Помнишь? А что, не сбылось?
— Алешка кокильную машину в ход пускает. Это что, пустяк?
— Машину? — Коля подумал. — За машину, конечно, могут дать… Хотя опять же, как рассудить — ведь ее не Алешка придумал, только добился, чтобы пустили. А у Раи важнее — она вон сколько контролеров раскачала! Армия! По всему Советскому Союзу пошло! Все равно премию Рая раньше Алеши получит! — решительно заключил он.
Саша умоляюще взглянул на Алешу.
— Ну, скажи ты ему! Ну, чего он в самом деле…
— Чего ты так расстраиваешься, не понимаю… — удивился Алеша. При чем тут лауреатство? Что, Рая другой станет, если ей присудят Сталинскую премию? Любит она тебя?
— Говорить не говорила, но я так понимаю, что любит…
— Ну, и будет любить! А вообще давайте спать!
Погас свет под оранжевым абажуром. Отчетливо выделились светлоголубые квадраты окон — за ними в полную силу вступил рассвет. Над горами занималась утренняя заря.
