Владимир Двоеглазов - Ищу комиссара
Да, так поступил с шестнадцатилетней девушкой самый «благородный» из мушкетеров — граф де Ла Фер, а его «честность», по его же словам, заключалась в том, что он женился на ней, а не просто изнасиловал, как поступал обычно с девушками, за которых некому было вступиться.
Автор между тем пишет: «Большим преступникам предназначен в жизни определенный путь, на котором они преодолевают все препятствия и избавляются от всех опасностей вплоть до того часа, когда, по воле провидения, уставшего от их злодеяний, наступает конец их беззаконному благополучию».
О ком же это? Кто этот «большой преступник»? Похотливый бездельник Бекингэм, которому нет дела до гибели тысяч людей? Кардинал Ришелье, обрекший на голодную смерть 12000 жителей Ла-Рошели? Палач города Лилля, заклеймивший бедную девушку из мести за своего брата — «простосердечного» священника, а затем и отрубивший ей голову по приговору четверых лоботрясов, втянувших ее в свои авантюры? Наконец, развратная королева Анна, чью сомнительную честь, убивая походя многих ни в чем не повинных людей, спасают «благородные» мушкетеры?..
Нет, «большой преступник», по мнению автора, — та самая девушка — «миледи», которую «честный» граф де Ла Фер привязал голую к дереву…
Липатий Львович не мог понять, как миллионы людей читают эту книгу и восхищаются ее героями, как сам он когда-то не видел того, что в ней написано. Нет, не так относились к униженным и оскорбленным женщинам писатели, чьи имена по праву украшают историю человечества. Не так относился Гюго к своей Фантине, Бальзак — к своей Эстер, Мопассан — к Пышке, Достоевский — к Сонечке Мармеладовой, Толстой — к Катюше Масловой…
* * *В дверь постучались, а затем, не дожидаясь ответа, ворвались трое… Ветцель отложил книгу и встал. Двоих из ворвавшихся Липатий Львович, кажется, видел где-то прежде — во всяком случае, одинаковые драповые пальто на них были явно сшиты в его мастерской; что же до третьего, то его Ветцель знал очень хорошо — это был Игорь, сын известного водителя лесовоза и не менее известной в поселке модницы.
Двое в драповых пальто были заметно навеселе.
— Липатий Львович! — хором заревели они с порога. — С Новым годом, Липатий Львович!..
Ветцель всегда был рад гостям. Он засуетился, усаживая парней, и кинулся ставить электрический самовар.
— Молодые люди, будьте как дома!
И тут — теперь уже даже без стука — ввалилась еще одна компания: человек семь веселых, раскрасневшихся от мороза и смеха юношей и девушек. Ветцель бросился всех раздевать и усаживать, и Игорь, пользуясь суматохой, спросил:
— Липатий Львович, где живет Лида?.. Лида… вы знаете…
— Лидия Степановна? Улица Безноскова, дом сорок девять… A-а… вы знакомы?
— Спасибо, Липатий Львович. Вы… вы… я желаю вам прожить еще триста лет!..
— Стойте, куда же вы?..
10
Лидер покинул лесовоз очень расчетливо — на железнодорожном переезде поселка Нюринь — и, покамест КрАЗ перетаскивал через полотно тяжелый воз, успел юркнуть в переулок, состоящий из длинных пристанционных зданий. У приземистого, похожего на барак строения Лидер остановился и, оглядевшись, вошел в подъезд; пробравшись ощупью в конец коридора, перехватил чемоданчик в левую руку и, достав зажигалку, высек пламя. Это была та самая, обшарпанная, утепленная кусками дерматина дверь. За три года ничего не изменилось. Лидер погасил зажигалку и постучался.
— Кто? — спросил из-за двери знакомый голос, перешедший в глухой затяжной кашель.
— Открывай, Якимыч, — сказал Лидер, — это я…
Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и Лидер скользнул в полутемную комнатушку, оклеенную все теми грязными, еще более потемневшими обоями. Все было то же самое: тот же потолок в темных разводах, та же узкая железная койка с ватным одеялом, тот же рассохшийся стол с ящиками по бокам вместо табуретов. Было и новое: в углу на ящике стоял телевизор с экраном величиной в ладонь. То ли у него вообще не было звука, то ли вырубил хозяин, прислушиваясь к стуку в дверь, но певица безголосо разевала рот, как рыба на песке, и дергалась всем телом, как ветошная кошка.
Лидер бросился к столу, схватил буханку хлеба и, отломив горбушку, стал есть. Якимов, сильно постаревший, хотя был, пожалуй, ровесником Лидеру, волоча ногу, подошел к печке, взял с плиты кастрюлю и поставил на стол. Затем подковылял к телевизору, сунул руку за ящик и извлек початую бутылку водки. Лидер налил себе полстакана, выпил и, закусив, сказал:
— Ну, здорово былиш[19].
— Здорово и ты, Лидер, — отозвался Якимов, закуривая.
Лидер усмехнулся:
— Не ждал?
Якимов помолчал.
— Я что, — ответил, наконец. — Тут тебя и без меня ждали.
— Собко?
Якимов прокашлялся, затем ответил:
— Шабалин. Помнишь, здоровый такой бугай? Младшой тогда был, теперь лейтенант. Одно время начальником уголовки ставили, потом сняли. Щас Костик. Костика-то помнишь?
— Как не помнить… А Собко?
— Собко на пенсии.
— Что?..
— Год уж скоро.
— Вон что… — пробормотал Лидер. — Так это пацаны меня гоняют, как зайца… На пенсии… вон что…
Якимов сунул окурок за отворот валенка и сказал:
— Уходить тебе надо. — Он помолчал. — Все одно тебе пропадать. Не хочу, чтоб у меня.
Лидер вздрогнул.
— Ты… брось, Якимыч…
— Шкурки тебя потянут, — продолжал тот, — шкурки…
Лидер тяжело, исподлобья, посмотрел на Якимова.
Они помолчали.
— Уходи, Лидер, — жестко повторил Якимов. — Не хочу я… Со шкурками тебе вышак корячится. Никого я на вышак не сдавал. И не хочу. Уходи.
— Не каркай!
— Да чего уж… — Якимов закурил новую папиросу и, словно про себя, скороговоркой произнес: — Железкой надо вандать!
— Закрыта! — сказал Лидер.
Якимов, будто не слыша, продолжал:
— Позавчера два бруса шпановых дали винта из КПЗ. Сегодня утром повязали. Не иначе, послабление выйдет. Поездуха у моста стоп дает. Уходи, Лидер! — твердо повторил Якимов, давая понять, что и так сказал больше, чем хотел. — Рабочий тамбур отпаришь… — Он осекся. — То есть… конечно… если мальчики есть…
Лидер понял. Встав с ящика, он протянул руку и сказал:
— Дай!
Якимов побледнел, это было видно даже при тусклом свете пыльной лампочки.
— Дай! — повторил Лидер.
Якимов сглотнул слюну:
— Нету. Нету у меня, Лидер!
— Дуга!
— Верь слову: нету! Завязал…
— Не скись, Якимыч! Забыл, как вместе блок ломали под Воркутой? Как в Харпе припухали на одних нарах? Ну? Забыл? Чтоб у тебя, старого банщика, мальчиков не нашлось? Не ждал от тебя, Якимыч! От любого ждал, а от тебя… A-а, ладно… — Лидер подошел к койке, сел сверху на одеяло и засмеялся. — Лягу здесь, как падло. А ты жди. В эту хату тоже нагрянут… Жди…
Якимов, еще больше сгорбившись, взял у печки тяжелую кованую кочергу и пошел на Лидера. Тот встал с койки. Якимов отодвинул ее от стены, опустился на колени и, поддев кочергой половицу, сунул руку в проем. Вытащив небольшой сверток в грязной тряпице, убрал кочергу, уложил на место половицу, придвинул обратно койку. Затем с глубоким вздохом развязал зубами тряпицу. Звякнули на колечке блестящие никелированные поездные ключи — набор: трехгранка, секретка и отвертка. Якимов подбросил связку на ладони и, медленно протягивая Лидеру, словно отрывая что-то от сердца, сказал:
— Держи. Немецкие. У Баскова таких нету. Берег пуще глаза. Хоть и не работаю, а… Четыре шмонки выдержали…
Лидер сунул ключи в карман и сел снова на койку. Стащил валенки, затем щелкнул замком чемоданчика и достал хорошие меховые ботинки. Больше в чемоданчике ничего не было. Надевая ботинки, сказал:
— Угольник себе оставь, — кивнул на чемодан, — без блата добыл. И пимы закинь куда подальше. У одного сохашника разжился на Малой Кунде. Да и приметные. И наследил я ими порядочно… Да не мечи атанду: не было меня! Не было! И алес махен. — Он встал, натянул шапку. — Не поминай лихом, Якимыч. Должно, в последний раз свиделись. Живи, былиш!..
Когда закрылась за Лидером дверь, Якимов подковылял к столу, налил стакан водки и выпил. Потом, прокашлявшись, закурил и прислушался: на дворе завывал ветер. Значит, мороз был уже поменьше. А на маленьком — с ладонь — экране молча мотался с микрофоном эстрадный певец. Ветер завывал все сильнее.
11
Ветер завывал и переметал дорогу. Когда Игорь свернул на улицу Безноскова, ветер подул в лоб; поднятая с проезжей части поземка билась в стекло, как мошкара. Улица Безноскова, самая старая, «деревенская» улица поселка, состояла из одних частных домов, и годы ее были сочтены: согласно генеральному плану застройки райцентра, здесь должны были встать квартал пятиэтажных домов и гостиница. На проезжей части появились легкие заносы, Игорь проходил их на скорости, но в одном месте все же забуксовал. Он сдал немного назад и вышел из машины. Номеров на избах видно не было, но на одном из венцов ближайшего строения что-то белело. Игорь подбежал к штакетнику и с трудом разобрал: 43. Следовательно, 49-й через два дома.
