Есть на Урале завод - Владислав Ромуальдович Гравишкис
Глава восьмая
СТАХАНОВСКИЙ ЦЕХ
Халатов мрачнел, если ему приходилось идти мимо литейной или встречаться с кем-нибудь из литейщиков. Упрямый по натуре, он все еще считал себя ни в чем не виноватым перед коллективом, а отстраненным от работы ловкой штукой, подстроенной Соломиным и Лукиным. Он наотрез отказался остаться в литейном цехе.
Работал он теперь мастером в модельном цехе и свои обязанности выполнял аккуратно. Правда, порой модельщики замечали насмешливую улыбку, пробегавшую под щеточкой коротко подстриженных усов. Она появлялась тогда, когда отдавалось распоряжение или принималось решение, казавшееся Халатову неверным. «Вот вы так решили, — казалось, говорил Халатов, — а я бы совсем по-другому распорядился, и было бы лучше… Но вмешиваться не буду, делайте как хотите…»
Сначала улыбки производили некоторое впечатление. Начальник цеха, выдвинувшийся из простых рабочих, модельщик Карнаухов, всматривался в Халатова, ожидая, что тот выскажет свое мнение. Но Халатов загадочно усмехался и отмалчивался… Несколько раз он выступал на собраниях. Говорил долго, но все это были высокопарные, общие фразы.
Таким образом, и здесь, в модельном цехе, Халатов оказался в одиночестве.
Вскоре он заскучал. Он не решался заходить к литейщикам, — все казалось, что его встретят презрительными и насмешливыми взглядами, поэтому Халатов начал наводить справки окольными путями.
Он встретил однажды Гришу Малинина, который приходился ему дальним родственником — каким-то троюродным племянником со стороны жены, — и начал подробно его расспрашивать. — Кого утвердили начальником плавильного пролета? Фомичева? Ничего у него не получится, можно уверенно сказать: завалит дело… Ну, а кто заменил Фомичева на смене? Звездин? Что-то не припомню такого, наверное, новенького прислали? Из формовщиков? Нашли откуда взять! Ну, а вообще как идет работа? Совсем завалилась, наверное? Веселее дело пошло? Надолго ли такое веселье! Все равно скоро все раскроется… Непонятно? Когда раскроется, тогда все будет понятно! — так говорил он Грише и таинственно-многозначительно подмигивал.
— Мелете вы, дядя, разные глупости, даже слушать противно! — сказал Гриша и ушел.
Халатов несколько опешил, потом рассудил, что не иначе, как и племянник тоже переметнулся в соломинский лагерь. «Чем только они их всех подкупают?» — вздохнул Халатов.
Все больше накапливалось слухов о происходящих в литейном цехе переменах, все сильнее хотелось Халатову побывать там и своими глазами посмотреть, что правильно в этих россказнях. Он не верил, чтобы без него, без Халатова, там могло что-нибудь улучшиться.
Даже когда в многотиражке появилась заметка, сообщившая о том, что литейщики, завершая месяц, сдали сверх плана отливок чуть ли не на сотню машин, — Халатов поджал губы и закачал головой. «Изловчаются, подтасовывают цифры! — убежденно думал он. — Знаем мы эти штучки! Это ненадолго! Через месяц все махинации откроются, и тогда посмотрим; что от них останется!»
Через месяц литейщикам присудили звание передового стахановского цеха. Халатов читал заметку о торжественном вручении переходящего Красного знамени, кривил губы, когда встречал знакомые фамилии среди выступавших на митинге, и пожимал плечами: «Какие-нибудь заделы приписал Лукин или брак в план сплавил…» И опять нестерпимо захотелось побывать в литейном цехе.
Он вошел в цех в обеденный перерыв, рассчитывая никого-не встретить.
Начал он с шихтового двора. Казалось, все было здесь так же, как и раньше, при Халатове. На путях стояли платформы с песком. Крановщица спускала черпаки, загребала ими песок и, откатывая кран, относила песок к бункерам. Разгрузка проходила быстро и спокойно.
Осмотревшись внимательно, Халатов заметил, что на шихтовом дворе исчезла знаменитая «козлиная горка». Все многолетнее скопление строительного мусора, слитков шлака, битых огнеупоров, жженого формовочного песка было вывезено, а на месте «горки» лежал заштабелеванный в аккуратную пирамиду мелкий известняк.
«Научились все-таки складировать материалы…» — подумал Халатов, рассматривая тщательно сложенные рядом с известняком штабели огнеупорного кирпича, слитков чугуна, металлического лома, кокса. Все лежало отдельно, в таком порядке, что Халатов невольно залюбовался. И, поймав себя на этом любовании, сердито пробормотал: «Ну, положим, это не главное! Еще поинтересоваться надо, откуда они рабочую силу набрали, чтобы навести такой порядок? А сколько денег ухлопали, чтобы «козлиную горку» убрать? Ясно, что все на себестоимость легло…»
В цеху было тихо и пустынно, только мощное гудение вентиляторов доносилось откуда-то с вышины. Проходя мимо вагранок, Халатов увидел шлаковницы, заполненные остывающим шлаком. «Из-за вас вся канитель и получилась!» — обозленно пробормотал он. Он обошел вокруг электропечей, покосился на конторку и зашагал по проходам.
Бросилось в глаза, что в цехе проведены большие побелочные работы. Белели свежей известью трубы воздухопроводов, стены четырехходового сушила для стержней, бункера над формовочными станками. В цехе стало словно просторней и светлей, но Халатов опять-таки остался недоволен: «Где это видано: в литейном цехе делать побелку! Через неделю все снова будет черным-черно, зря только деньги выбросили…»
Он заметил: у формовочных станков на каждом рабочем месте стоит узкий и высокий ящик, куда формовщики сбрасывают лишнюю землю. «При мне до этого додуматься не смогли!» — опять появилась завистливая и недовольная мысль.
На глаза попалась новая доска показателей, и Халатов подошел посмотреть, что за показатели записаны на ней. Плавильный пролет был впереди других — 119 процентов выполнения плана. Халатов нашел графу брака, взглянул и глазам не поверил — 0,5 процента. «Это что же? Ниже лимита? Ну, враки, в литейном производстве такого показателя не бывает, дурачков нет, чтобы вам поверить! Так и есть — брак в план подпускают, иначе такого не добиться…» — бормотал он, уставясь на доску показателей.
Неподалеку, на одной из колонн, висела витрина с заголовком «Последние известия». Халатов заглянул и в нее. Там было несколько газетных вырезок, в том числе одна с крупным, написанным от руки заголовком: «Вот оно, наше будущее!». Заметка гласила:
«Завод-автомат.
Московские станкостроители закончили сооружение и передали в эксплоатацию завод-автомат — новое свидетельство победы советской инженерной мысли. Это уникальное предприятие, на котором все процессы производства — от загрузки сырья и до упаковки готовых изделий — автоматизированы.
Завод-автомат — первое в мире подобное механизированное предприятие, где рабочие заняты лишь наладкой к управлением сложными линиями станков. Металлическая чушка, попадая в литейную машину, приобретает форму детали, затем, передвигаясь от станка к станку, деталь растачивается, фрезеруется, сверлится. В процессе обработки руки рабочих ни разу не касаются изделия. Даже контроль за качеством деталей здесь ведут специальные механизмы.
Сложная система сигнализации, которой оснащен завод, своевременно предупреждает о всех неполадках. Автоматические счетчики сигнализируют о запасах металла, следят за выполнением производственных процессов.
Длительные испытания показали высокие эксплуатационные качества предприятия».
«Вишь ты, чем увлекаются! — насмешливо подумал Халатов. — Не собираются ли они и цех сделать автоматом? Эх, мечтатели, мечтатели!»
Он
