Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан
Смайдов не ответил. Он знал: Лютиков действительно пользовался авторитетом. В горкоме партии не закрывали глаза на то, что методы работы, которые были на вооружении Сергея Ананьевича, не всегда можно было назвать передовыми, и часто его за них журили. Ради выполнения производственных планов Лютиков шел на все. Авралы следовали за авралами, Сергей Ананьевич не стеснялся в пух и прах разносить тех работников, которые по каким-то причинам ему не нравились, в то же время до небес превознося других, в ком он видел что-то родственное по духу.
Он был совершенно убежден: рабочий человек — если это настоящий рабочий человек — должен обладать качествами, схожими с качествами Беседина и Езерского. Когда был остро поставлен вопрос о материальной заинтересованности, Лютиков воспринял это по-своему: всякие там моральные стороны — дело третьестепенной важности! Главное — вознаградить человека материально, тогда он отдаст все, тогда он станет настоящим героем.
Ему не раз указывали на его заблуждение, но у него на все был готовый ответ: какое предприятие первым закончило квартальный или годовой план? Судоремонтные мастерские! Кто дал государству больше всего прибыли? Судоремонтные мастерские! Вопросы есть?
Вопросы были, но пока что последней точки никто не ставил.
После отчетного доклада, во время перерыва, Лютиков взял Борисова под руку, отвел его в сторону, к окну. Начал издалека:
— Как твои доки? Последняя твоя сводка не ахти как радует. Особенно по сварочным работам. Что там случилось?
Борисов пожал плечами.
— Ничего особенного. Думаю, в ближайшее время все там войдет в норму.
— В ближайшее время! — невесело усмехнулся Лютиков. — Может быть, вы всем судоремонтным мастерским прикажете ждать этого ближайшего времени? А план? Кто, я спрашиваю, будет выполнять за вас план?
Борисов промолчал. «Сейчас начнет разносить, — подумал он. — Прямо здесь…» Но Лютиков вдруг сказал:
— Ну, ладно. Не место и не время. Сам небось понимаешь, откуда беда… Скажи лучше, как у тебя со Смайдовым? Говорят, полный контакт? Подтверждаешь? — И пытливо взглянул в глаза.
— Надеюсь, вы приветствуете это обстоятельство? — улыбнулся Василий Ильич. — Что может быть лучше, когда хозяйственник и партийный руководитель находят общий язык?..
— Особенно если он на хорошей основе, — заметил Лютиков. — На принципиальной партийной основе. Не так ли?
— Само собой.
— А если кто-то из них просто уступает? Лишь бы все было тихо и гладко?..
— Тогда дело дрянь! — почти весело воскликнул Борисов и, взглянув на Лютикова, наивно спросил: — Часто бывают такие случаи?
— У тебя, я вижу, игривое настроение, Василий Ильич, — удивился Сергей Ананьевич. — С чего бы это? Помнится, не так давно ты жаловался, что плохо понимаешь Смайдова. Выходит, он сумел тебя в чем-то убедить?
Борисов осторожно высвободил свою руку, присел на подоконник. Было яснее ясного: Лютиков прощупывает, зондирует почву. И надо было отвечать прямо, игривый тон тут не поможет…
Неожиданно Лютиков спросил:
— Ты хорошо знаешь Валентина Игнатьевича Буркина?
— Буркина? — Василий Ильич пожал плечами. — Из промкомбината?
— Да.
— Как вам сказать… Встречались иногда… — Василий Ильич тянул. Буркина он знал хорошо.
Когда-то этот самый Буркин работал инженером в мастерских, потом был избран в партком. Потом ушел в промкомбинат — не то заместителем по хозяйственной части, не то начальником какого-то цеха. Нет, это не тот человек…
«Неужели Буркина прочат вместо Смайдова?» — подумал сейчас Василий Ильич.
— Ну и как? — спросил Лютиков. — Что ты о нем думаешь?
— А почему я должен о нем думать?
Василий Ильич постарался сделать вид, что ничего не понял. И обозлился на самого себя: «Черт возьми, когда я научусь быть таким же прямым, как Смайдов! Смайдов, наверно, отрезал бы без экивоков, не стал бы юлить. А мне в таких случаях всегда становится как-то тоскливо…»
Он поднял голову — и увидел своего парторга. Не глядя на Лютикова, позвал:
— Петр Константинович, присоединяйся!
Лютиков сказал, едко усмехнувшись:
— Прячешься?
И, заложив руки за спину, медленно пошел от окна.
Кто-то выкрикнул из зала:
— Есть предложение, чтобы перед началом прений товарищ Смайдов ответил на поданные в президиум вопросы.
Лютиков, сидящий в центре президиума, подал Смайдову аккуратно сложенную стопочку бумажек:
— Пожалуйста, Петр Константинович.
Смайдов снова вышел к трибуне, мельком пробежал глазами по карандашным строчкам. Потом сказал:
— Просят, чтобы я «обнародовал» жалобу сварщика Езерского. К сожалению, этой жалобы у меня нет, так как она написана на меня.
— Очень жаль! — крикнули из зала.
— Положение поправимо, — сказал Лютиков и, привстав, потянулся к своему портфелю. — Заявление товарища Езерского было направлено ко мне, и я его, кажется, захватил… Да, вот оно… Разрешите довести до вашего сведения, товарищи?
Не ожидая ответа, он полностью зачитал жалобу. Потом повернулся к Смайдову, не скрывая насмешки, спросил:
— Вы не хотите прокомментировать этот документ?
Плотник Ганеев глухо сказал:
— Бюро обо всем знает. Смайдов, конечно, допустил ошибку, но чего ворошить старое?
— Секретарь парткома отчитывается за год! — быстро сказал Лютиков. — Поэтому на давность ссылаться не следует, товарищ Ганеев. Но если Петр Константинович считает, что говорить по этому поводу нечего, пусть переходит к другому вопросу.
Смайдов уже держал следующую бумажку. И когда шум в зале поутих, начал читать:
— «Из доков ушел лучший сварщик — бригадир Илья Беседин. Принимал ли парторг какие-нибудь меры, чтобы удержать Беседина?»
Петр Константинович посмотрел в зал. В самом конце, в сторонке от других, скромненько сидел Буркин. Сидел и что-то записывал в блокнот. Вот он поднял голову и посмотрел на Смайдова, посмотрел с острым любопытством.
— Беседин ушел по собственному желанию, — ответил Смайдов. — Мы его не удерживали. Беседина давно надо было отстранить от руководства бригадой. Если товарищи пожелают, я могу остановиться на этом подробнее.
Лютиков переглянулся с членами президиума и проговорил:
— Зачем же? Я думаю, товарищам и так все ясно. Вы не будете возражать, Петр Константинович, если я задам вам один устный вопрос? Скажите, сколько человек за отчетный период принято в партию? Молодежи…
— Я говорил об этом в докладе, Сергей Ананьевич. Могу повторить: мы приняли кандидатами пять человек, хотя заявлений поступило одиннадцать. Шестеро оказались не готовыми, чтобы им было оказано доверие.
— Странно! — Лютиков посмотрел в зал, как бы желая разделить свое недоумение со всеми, кто там находился. — Очень странно! Почти беспрецедентно! Докеры, боевой отряд рабочего класса, — и вдруг… Можно поинтересоваться, кому и по каким мотивам было отказано в приеме?
— Пожалуйста. Например, сварщикам Беседину и Езерскому. Мотивы? Они, по-моему, всем ясны.
Петр Константинович назвал еще несколько фамилий и объяснил мотивы отказа.
— О Езерском говорить не буду, но Беседин — передовик производства, известный всему городу сварщик…
Послушайте, товарищ Смайдов, кто же тогда будет пополнять ряды партии?
— А что, по-вашему, в Беседине есть коммунистического? — вопросом на вопрос ответил Петр Константинович.
Лютиков поднялся, развел руками:
— Не нахожу, что сказать, товарищ Смайдов. В человеке, который всего себя отдавал производству, вы не нашли ничего коммунистического! Это, знаете… Не кажется ли вам, что подобным утверждением вы оскорбляете не только Беседина, но и других товарищей? Вот их! — Он широким артистическим жестом показал на ряды стульев, где сидели коммунисты. — Здесь ведь почти все такие рабочие, как Беседин…
— Я никого не оскорбляю! — твердо сказал Смайдов. — В том числе и Беседина. Хотя не могу согласиться, что он такой же, как те, с кем вы хотите его сравнить.
— Не оскорбляете? А вам не приходило в голову, что Беседин и ушел из доков потому, что ему отказали в приеме в партию? Может ли быть оскорбление большее, чем это?!
— Уверен, что это не так, — ответил Петр Константинович. — Я хорошо знаю Беседина.
Смайдов отошел от трибуны, налил в стакан воды и жадно выпил. Потом снова вернулся на прежнее место и, вытерев платком лицо, посмотрел в зал.
— Если вы ничего не имеете против, я перейду к следующему вопросу. В конце концов мы обсуждаем работу нашей партийной организации, а не «личное дело» Беседина.
Наверное, ему не стоило говорить именно эти слова. Потому что Лютиков сразу за них ухватился.
