Дочки-матери - Юрий Николаевич Леонов
Женщины нервно хохотнули. Васька и вовсе перевесился через колени отца разглядеть, что там нагородили в проходе.
Шарапов хитровато подмигнул ему, тоном ниже, но с более явственной угрозой повторил то же самое. И лишь затем, широко улыбнувшись, зачастил на песенный лад:
— А ну-ка убери! А ну-ка убери! А ну-ка убери чемоданчик!
— А я не уберу чемоданчик, — с озорной неуступчивостью подхватила мотив лучшая певунья курса Ольга Малинина.
За ней басовито вплелся в песню стряхнувший с себя раздражение Ник Ник, тонким подголоском начала вторить Женечка… И понеслось, покатило под гору на разные голоса, с гиканьем, аханьем да присвистом.
Лысоватый прищуристый шофер автобуса, не ожидавший от респектабельных пассажиров такой прыти, лишь успевал то приглядывать за встречным транспортом, то коситься в зеркало салона, дивясь тому, что и секретарь горкома не только сам поет какую-то нескладуху, но и руками машет, поощряя других. Совсем трезвые люди, а поди ж ты…
К повороту с шоссе, от которого до озера оставалось восемь километров проселка, автобус подъехал за час до полудня. Когда-то хаживали они по этой торной дороге с рюкзаками, шумливые и безалаберные. Ныне такими же оглашенными пронесутся с комфортом, как бы утверждаясь в приятной мысли, что изменились они только внешне. И забликует, распахнется перед ними знакомое озеро, где догадливый егерь уже очистил рыбу и ждет лишь знака, чтоб вместе с дымом костра разлился по берегу дразнящий аромат ухи.
Оставалось съехать поаккуратней по насыпи да поднять шлагбаум, поставленный рядом со щитом: «Угодья Шошьинского рыболовно-охотничьего хозяйства. Посторонним въезд воспрещен».
Съезжать по насыпи шофер не спешил. Прижав автобус к обочине, он вдумчиво прошелся по заскорузлой глинистой корке, потопал ногой, хмуровато покосился на дальний увал, за которым клубилось сизое облако. Не нравились ему ни эта насыпь, ни проселок, ни облако…
Самый расторопный из мужчин размашисто направился к шлагбауму. Конечно, то был Шарапов. Такая уж выработалась привычка у старшего инструктора по туризму — везде быть первым, других увлекая примером. Когда-то учил он детей в школе: и в одной, и в другой, и в третьей. И нигде не вписывался в педагогический коллектив с негнучим своим характером. Даже в туристском клубе, где субординацию соблюдали весьма относительно, начальство терпело занозистого Шарапова лишь потому, что за него горой стояли туристы.
Шарапов ловко развязал веревочный узел, освободив перекладину шлагбаума, разом приподнял ее на полметра, не более, и растерянно оглядел нехитрое, хранящее запах свежеоструганного дерева сооружение. Выше перекладина не шла, как ни раскачивал он ее, как ни подталкивал снизу тугим плечом. Словно кто-то решил наглухо перекрыть подъезд к озеру.
Пока в автобусе подшучивали над немощью старшего инструктора по туризму, шустрый Васька успел обежать вокруг щита, подергать за свисавшую на землю веревку.
— Дай я. А? — искательно заглянул он в напрягшееся лицо Шарапова.
— На! — в сердцах сплюнул тот.
К шлагбауму уже спешил Карасев, за ним враскачку потряхивал бородою Ник Ник, так что Васька едва успел помотать туда-сюда скрипучую перекладину.
— Сочинил же какой-то умелец, — с досадой встретил подмогу Шарапов. — Облоум, перо ему в бок!
Втроем они приподняли конец перекладины еще на добрый метр с четвертью. Толстенная оглобля поперечины прогнулась и уже не скрипела, только потрескивала в сочленении. Но выше идти не пожелала, как ни тужились они под ней. Постояв с минуту в позе атлантов, трое заметно поостыли в усердии.
— Стоп! — скомандовал Карасев. — Нужна подпорка.
Все вышли из автобуса поразмяться. Вдоль обочины пылились сизоватые метелки полыни. За ними, на взгорке, тускло посвечивала листва кустарников.
— Девочки налево, мальчики направо! У нас так! — шумнул Шарапов, задав компании вольный настрой. С тем и разошлись кто куда.
Суковатую березовую рогатину приволок из леса Нестеров. На этот раз перекладину вновь приподняли до отказа и закрепили подпоркой. Конструкция получилась не ахти какая надежная — проехать под ней автобус смог бы едва-едва, впритирку к столбу. Но все же, если покрепче держать рогатину вчетвером…
Все с надеждой смотрели на шофера. Шофер с тоской взирал на хлипкое творение историков и кривил тонкие губы:
— Не-е. Мне за машину отвечать — не вам.
— У нас с Короткевичем был твердый уговор — до озера, — настаивал Карасев.
— Уговор уговором, а под эту шарагу я экспресс не подведу. Помну-поцарапаю машину — кто платить станет?.. Да и не положено на «Икарусе» по проселку. Это хоть у кого спросите…
— Отломить оглоблю — и все дела! — пробурчал Ник Ник, удостоясь недоуменного взгляда Карасева.
Ситуация не обещала никаких вариантов. Примитивность ее была оскорбительна для Карасева. Такие ли задачи приходилось решать, из таких ли положений выкручиваться. А тут — какая-то деревяшка поперек пути — и вся тщательно продуманная программа летит кувырком.
— Не пешком же нам идти, — строго сказал Карасев, на голову возвышаясь над ссутулившимся водителем. Ответа он так и не дождался.
— А что? — бодро воззвал Шарапов. — Какие наши годы! Неужто не дойдем?
— С котлом?
— С котлом! — убежденно ответил Шарапов. — За одну ручку берусь я. А облегчить содержимое — в два счета. Было бы подо что, — и он, выразительно подмигнув, оттопырил мизинец да большой палец в разные стороны.
— Только под уху, — остудил инициатора Карасев. — И давай не станем больше на эту тему.
— Даже сухонького нельзя?.. — изумился Шарапов. — Ну, консервация! Высшей пробы… Слушай, а кто ты такой? Начальник, да?
— Начальник, Саня. Хочешь на мое место?
— Не-е, уволь. С детства в рядовых-необученных… Хотя, конечно, как поглядеть… — вдруг расхотелось прибедняться Шарапову.
Готовясь к сбору, Карасев предполагал, что будут на нем не одни лишь воспоминания о днях быстролетной юности. Жизнь есть жизнь, и далеко не у каждого она сложилась так, как хотелось. Кто-то сможет сдержать в себе разочарования и горести, оберегая общий настрой, а кто-то и нет. Но все эти откровения должны начаться потом, когда они останутся одни, и даже еще позже, когда, охрипнув от песен, начнет распадаться и растекаться к ночи их сгуртовавшийся возле костра круг. Так было задумано Карасевым. И, силясь одолеть эту проклятую деревяшку и даже поздней, убеждая на редкость неуступчивого шофера, он все еще упрямо верил, что «Вис буслаби!» — все будет хорошо, как некогда напутствовали их с женой в медовый месяц друзья-латыши… Лишь настырное нетерпение Шарапова заставило его вспомнить один совет, имеющий прямое отношение к этой встрече.
В орготделе обкома партии, куда заглянул он месяц назад, всеведущий зав, без года пенсионер Алексей Леонтьевич, поинтересовался, когда состоится у них сбор однокурсников и приедет ли на него из Москвы Яковенко.
Карасев и сам очень
