Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
На ноги Никанорыч дал ему галоши со своих валенок. Другое бы ничего, конечно, на потаповские корабли не полезло. Пиджак и галстук были изгнаны прочь. Потапов копал и видел, как Валя глядит на него из окна. Потом вышла:
— А ну-ка давайте в две лопаты. Примете в бригаду?
Дыша, Потапов мотнул головой. Пот и жар уже стали выходить из него. Но Потапов не останавливался, уговаривая себя воспоминанием о том, как он умел терпеть на тренировках.
Рядом копала Валя. Она была в кирзовых сапогах, на голове косынка — «косочек», как она говорила.
Старуха стояла у края вскопанной земли:
— Разбивайте комья дак! — и сама тыкала своею клюкой в рыжевато-черные свежие комки.
— Будет вам! — суетливо говорил ей Петр Никанорыч и бросал взгляды на Потапова: мол, уж вы ее простите Христа ради!
— А комы-то что же, засолим? — и старуха опять ударяла по мягким земляным комкам.
— Да будет вам!
— И тебе будет!
Не сказать, что Потапов был очень уж рад теперь своей инициативе. Он устал как собака, спина его стала деревянной…
Но как же он был вознагражден потом, каким полным крестьянским отдыхом — с сидением на крылечке, с ласковым солнышком… Чувствуя себя прямо-таки Микулой Селяниновичем, он мылся, раздевшись до пояса. Валя поливала ему из большого эмалированного ковшика.
— Телогрейку пока набросьте, я вашу рубашку проведу.
— Валь, даже не думайте!
— Вся мокра рубашка-то. Употели, труженик.
— Я журналист. Известный журналист! — сказал Потапов не без ехидства.
Валя улыбнулась, но ничего не сказала. Она смотрела, как он вытирается чистым, чуть подсиненным вафельным полотенцем…
— Ну дак пойду, — Валя взяла его рубашку и майку. — Волосы-то разлохматил, — и поправилась: — Разлохматили. Гребень-то есть или дать?
— Валя!
— Ну что же, Саша? — она уже собралась уходить, стояла вполоборота. — Телогрейку-то набросьте. Остудитесь.
Потом они обедали. На веревке, под солнышком махала рукавами его модная, купленная Элкой рубашка. Потапов сидел в телогрейке на голое тело — словно так и надо. Старуха смотрела то на него, то на Валю, качала головой.
— Ну, рюмочку-ту еще одну опросташь?.. Тебе-то хватит, — осекала она Петра Никанорыча. — А Сане-то Олександровичу одну еще, однако, можно и выпить… Захаживай к нам. С Валечкой с моею вместе. Или что же? Уедешь — не приедешь больше?
Потапов поднял рюмку, хотел сказать: «За будущую встречу!» Но показались ему эти слова какими-то слишком книжными. Тогда он просто улыбнулся, тронул своею рюмкой Валину, Никанорыча. Старухиной же рюмки на столе не существовало.
И еще он помнил, как уже в городе остановились у Валиной двери и Потапов держал ее руки в своих руках — такое сверхневинное, по современным понятиям, проявление чувств. Но Потапову и это казалось много, сердце грохотало под чистой рубашкой. Потапов хотел усмехнуться над собой: ну что в самом деле за мальчишество — в сорок-то лет. Хотел усмехнуться и не смог.
По логике событий, с младых ногтей преподанной нам теле- и киноэкраном, Потапов, наверное, должен был сейчас поцеловать Валю… Но хоть ты застрелись, не мог он перейти какую-то границу, духу не хватало! Валя смотрела на Потапова, словно спрашивала: ну что же дальше? В каждой ее ладони стучало по сердцу.
— Пойду я, пустите…
Она вынула из его руки свою правую руку, достала ключ, отперла дверь. А левая ее рука все не расставалась с Потаповым… Надо что-то сказать, думал Потапов, поцеловать или к ней войти, что-то сделать надо. Если сейчас расстанемся, завтра — все!
Тихо Валя освободила свою левую руку, посмотрела на Потапова полуобернувшись, как она любила, и захлопнула дверь.
Он шел домой к гостинице. Шел всю дорогу пешком. Шел и говорил себе: ну вот и все, допрыгался, дуб мореный, в гробу тебя Валечка видала, увальня! Завтра хоть обзвонись… И улыбался и не верил ни одному своему слову!
Причина для расставания
Так были прожиты им счастливая суббота и счастливое воскресенье. Теперь шел счастливый понедельник — он слонялся по городу и ждал, когда кончится Валина вторая смена.
Вечер настал, но до пол-одиннадцатого ночи было ох как еще далеко. Что было делать Потапову? В номер идти неудобно: Сева работать вроде сел. По улицам шастать — устал… В кармане бултыхалась, словно сом в сети, тяжело-неповоротливая бутылка шампанского.
Отчаявшись придумать что-то более или менее гениальное, он пошел в кино, купил три билета на три сеанса, которые начинались один за другим с перерывом только на пиво и бутерброды.
Как-то одну из зим своей жизни он ходил в Дом кино. То есть его таскала туда Элка. И помнится, некий человек им рассказывал, какая это нелегкая якобы работа — сидеть в жюри разных кинофестивалей. Потапов кивал из приличия. А сам думал: милый, в нашу бы тебя контору, вот тогда бы ты кой-чего понял по-другому!
Сейчас, глядя вторую подряд картину — кстати, недурной детектив и даже с намеками на психологизацию, Потапов подумал, что, наверно, это действительно невеселое дело — смотреть по пять фильмов в сутки, прав был тот «жюрист»… И подумалось об этом без раздражения, хотя и было связано с Элкой… Вот тебе и пережил я высокую трагедию, неужели правда? Стало даже как-то неудобно. Ведь прошел всего месяц! Вот тебе и… Тут началась погоня, и Потапов забыл свои мысли. Но пока преступник пил в ресторане (фильм этот был двухсерийный, и поэтому преступник не спеша пил, ел, одевался, раздевался и прочее), мысли Потапова снова вернулись на сломанные погоней рельсы… Значит, так. Сперва ты переживал из-за нее. Теперь переживаешь, что мало переживаешь. Не хватит ли? Тебя ждет чудесная девушка…
«Чудесная девушка»… ну пусть не самое оригинальное выражение, не важно, не придирайся — да, чудесная девушка. Так искренне из себя ничего театрального не строит. И кажется, искренне от тебя чего-то ждет. Ему вдруг представилось, как он знакомит Танечку и Валю… Увидел Танюлины внимательные, приглядывающиеся глаза, сердце заныло… Это, Танюлечка, тетя Валя. А Танька, конечно, никакой радости не изображает. Она у Потапова умница, врать не обучена…
Он вышел вместе со зрителями из кино и вошел в него снова — уже с другими зрителями. И снова стал в не очень длинную очередь к буфету. Снова бутерброды с сыром и пиво.
Прошло полтора часа, кончился и этот сеанс. Потапов опять остался бездомным… И тут его осенило: а поеду-ка я встречу Валю после смены. Ему представилась полутемная тихая улочка, проходная — будка с дверью, над которой висит лампочка, — где-то когда-то
