Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена
Максимке скоро наскучила борьба, и он потянул мать к лучникам. Вставая, Алтан-Цэцэг задержала свой взгляд на новой паре борцов. Один из парней показался ей знакомым. Но кто это был — так и не узнала. Его закрыл собой судья. Задерживаться не стала. Пошла за Максимкой.
… Тонкими свистящими голосами пели стрелы. Лук— хитроумное изделие из клееного дерева, упругой стали и бычьих жил — в древние времена был грозным оружием. Потом стал просто спортинвентарем. Многие спортсмены-лучники пользовались им виртуозно. Посылая стрелы с тупыми концами на сотни метров, они то и дело выбивали из ряда маленькие, с женский кулачок величиной, войлочные катышки. Каждое удачное попадание сопровождалось короткой песней, славящей стрелка. Ее начинал судья — старый уважаемый человек.
— Оэй-оэй, — запевал судья, поднимая руки и слегка пританцовывая.
— Оэй-оэй, — подхватывали песню зрители, и она лилась, как сама древность, в которой слышались воинственные крики. — Оэй-оэй! Оэй-оэй!
И здесь Максимке скоро наскучило. Оставались скачки — третья «игра мужей и воинов». Финиш конного забега должен состояться на главной площади города. Там Алтан-Цэцэг встретила товарищей из «Дружбы».
Максимку сразу подхватил и куда-то увел, наверное, сладости покупать Жамбал. Дамдинсурэн спросил:
— Давно хотел узнать: почему к нам долго не приезжаешь?
— Учусь. Через год приеду, если в другое место не отправят.
— Зачем в другое? Мы тебя посылали, мы тебя и ждем.
Дамдинсурэн привел на состязание нового скакуна— Стрижа, вороного конька с белой грудью. Вчера на выводке лошадей Алтан-Цэцэг видела этого конька. Не понравился. Ни особой стати, ни красоты в нем нет. Слышала отзывы о Стриже и других. Говорили всякое, больше насмешливое. Да и что острословы могут сказать, видя перед собой, горбатенького и лохматенького коника? Сказочный конь Улан-Кулан, который упоминается в народных преданиях, наверно, был не такой…
— Лучше на корове скакать, чем на таком пауке, — смеялись скалозубы.
Дамдинсурэн ни с кем не спорил о достоинствах своего скакуна и на насмешки не отвечал. Он помалкивал да усмехался в усы.
Старт! Сорок шесть скакунов, управляемых шести-девятилетними наездниками, лавиной ринулись по степной дороге к городу. Из сорока шести глоток одновременно вырвался древний клич конников — «Гинго!»
На первых километрах всадников почти не видно — их закрыло густое пыльное облако. Но слышен храп разгоряченных коней, стук копыт и крики «гинго!» Но вот пыльное облако ветром относится в сторону. Теперь видно, как более сильные скакуны вырываются вперед, мчатся буйным наметом. Расстилаются по ветру никогда не знавшие ножниц гривы и хвосты.
Крики, свист, гиканье все больше удаляются.
А где же Стриж? Ага, вот он… В середине где-то… Юный всадник Очирбат-Леднев, сын Жамбала, направляет его не очень сильной, но уверенной рукой, чуть придерживает. Семилетний всадник знает коня, а конь — всадника. Дома, готовясь к этому празднику, они проскакали немало километров. Очирбат-Леднев помнит и наставления Дамдинсурэна: «До половины пути — сдерживай, потом постепенно отпускай. На последних трех-пяти километрах из коня выжимай все». Дамдинсурэн был уверен в выносливости Стрижа. А это качество на дистанции в двадцать пять километров — главное.
Пройдена половина пути. Очирбат-Леднев хорошо помнит эту сопочку. На нее показал ему Дамдинсурэн. Наездник начинает отпускать повод, сам наклоняется вперед, полулежит на коне. Его обдувает ветер, рубаха пузырем вздувается на спине. Ушедшие вперед скакуны постепенно начинают приближаться.
Вот Стриж догоняет и легко обходит одного скакуна, затем другого. Всадники стегают своих скакунов плетками, кричат на них, но они, прибавив ходу на минуту-другую, безнадежно отстают. Очирбат-Леднев радуется: он еще ни разу не взмахнул плеткой, да и повод еще не совсем отпустил.
На обгон скакунов Очирбат заходит с правой стороны, с той, откуда светит солнце. Оставляя своего очередного соперника в тени, он как бы перехватывает у него само солнце, чтобы нести его вперед — к финишу. Если он сумеет всех обойти и первым принести солнце в город — честь ему и хвала… Ну, а пока…
— Гинго! Гинго! Гинго! — кричат мальчишки и девчонки и подгоняют своих скакунов, которые, споря с ветром, мчатся вперед, роняя на желтую жесткую дорогу белые ошметки иены. А кое-кто из безнадежно отставших начинает сходить с дистанции, пытаясь улизнуть от позора куда-нибудь в степь, укрыться там. Но таких ловят — специальные конники дежурят на дистанции — и ведут в город. Пусть этих неудачников и несчастливцев высмеют зрители. Ну, а этим только попадись на язык.
— A-а, это те, которые всю дорогу тащились на кончике коровьего хвоста! — будут смеяться они и указывать пальцем. — Посмотрите: горе, а не наездники! Они и овечку на своих тараканах не догонят!..
Запылила вдали дорога. Заволновались по площади люди.
— Скачут, скачут! — покатился гул.
Кто-то один вырвался далеко вперед.
— Лихо идет!
Показались еще двое всадников, следом еще.
Засуетился Дамдинсурэн, вскочил в седло и поскакал навстречу, не утерпел и Жамбал.
А площадь гудит все громче и все удивленней: теперь уж можно узнать, да и узнали многие, что самым первым, оставив за хвостом всех других, броским и ровным наметом идет… горбатенький и лохматенький Стриж. Дамдинсурэн и Жамбал разворачивают своих коней и, чуть подождав, пускают их вскачь. Стриж еще находит в себе силы, чтобы ускорить бег за лошадями.
Жамбал снимает с коня сына и прижимает его к груди. Очирбата-Леднева поздравляет Алтан-Цэцэг. А Дамдинсурэн, перехватив повод Стрижа, дает ему малую пробежку, и только потом ведет к коновязи. Радостный, он ладонями гладит шею коника, и своей щекой трется о лошадиную голову. Вокруг Стрижа и Дамдинсурэна сразу же собирается толпа знатоков. Им сейчас нет никакого дела до тех скакунов, которые продолжают подходить к финишу. Они смотрят зубы, ощупывают бабки на ногах скакуна, расспрашивают Дамдинсурэна о Стриже.
…Под звуки моринхура, на котором исполнялась песня о легендарном скакуне «Чело десяти тысяч», победители скачек первая пятерка — сделали круг почета на стадионе. Они двигались гуськом в том порядке, в каком пришли к финишу. Около центральной трибуны остановились, выстроились. Главный судья соревнований, в прошлом лихой конник Цог, подъехал к первому из ребят, поднял его руку и громко объявил:
— Вот он, батор-победитель! Очирбат-Леднев! Знайте, люди: из «Дружбы» он, с Халхин-Гола. А вот конь, который на крыльях нес всадника. Конь этот выращен чабаном Дамдинсурэном и зовется Стрижом. Слава доблестному всаднику! Слава скакуну!
И надел на стриженую голову Очирбата-Леднева краснозвездный шлем победителя. Нарядные девушки преподнесли наезднику пиалу кумыса и приз победителя.
Алтан-Цэцэг, глядя на чествование Очирбата-Леднева, подумала о Лидии Сергеевне, чью фамилию носил мальчик. Как бы она порадовалась сейчас… Спасенный ею когда-то мальчик назван батором. Лидии Сергеевны теперь нет ни в городе, ни в стране. Со своим отрядом и августовские дни она ушла вместе с войсками в Маньчжурию. Теперь, видимо, там и работает.
Судья Цог тем временем представил четырех остальных победителей. Между прочим, третьей пришла к финишу восьмилетняя дочка директора сельскохозяйственного техникума — Цэндэн. Под восторженный гул зрителей выпив по пиале кумыса и получив подарки, победители ускакали со стадиона. Остался первый, Очирбат-Леднев. Его задержал судья. Когда гул утих, Цог начал говорить магталы-славословии в честь скакуна победителя. Этого требовал славный обычай предков и ритуал, рожденный более двухсот семидесяти лет тому назад.
В тысяча шестьсот девяносто седьмом году на Великом Надоме — народном спортивном празднике — впервые был прославлен конь-победитель бедного арата Банхора. С тех пор и слагаются магталы о скакунах.
Гордость и краса обильной и широкой Монголии,Чело несказанной радости всего народа,Украшение державного Великого Надома,Скакун, мчащийся вихрем, обгоняя ветер,Во главе десяти тысяч бегунцов,Скачущий, растягивая удила серебряные,Скакун, мчащийся неутомимоВо главе тысячи тысяч бегунов,Скачущий, растягивая поводья шелковые,Скакун, которого клыки слоновой кости сверкают,Вытянул на скаку гибкую шею.Сверкает блестящими черными главами,Скакун, который прядет чуткими ушами,Скакун с телом стройным и гибкой спиной,С гривой, словно у шапки-шасар,С хвостом, словно султан,С копытами, не поднимающими пыль,Сверкающий огнем в беге ногами.Лучший из коней всего народа,Быстрый, словно скачущий олень,Конь, о котором все говорят…
Главный судья Цог немного передохнул и тем же голосом, торжественным и громким, продолжил славить скакуна:
