Владимир Малыхин - Наследник
образом отца. Потом какими-то незримыми зигзагами память неожиданно вернула его в тот зимний
вьюжный вечер, когда он получил письмо от матери, из которого узнал, как погиб отец. Виктор
посидел еще некоторое время, задумчиво глядя на бюст отца, потом подошел к памятнику и стал
бережно протирать своей шапкой слегка запорошенные снегом золотистые буквы. Сложные чувства
испытывал Виктор в те мгновения. Горькую боль утраты, гордость за отца и долг перед его памятью,
долг, который Виктор мог оплатить только верностью тому делу, которому отец посвятил жизнь и за
которое погиб. Слезы заволокли его глаза. Он надел шапку и медленно вышел за чугунную ограду
памятника.
Быстро спускался пушистый зимний вечер. Вдали над заводскими корпусами бесшумно
вспыхивали и гасли багровые сполохи.
Незаметно пролетели несколько месяцев с той поры, как Виктор Дружинин приехал в сибирский
городок. Круг обязанностей у него здесь был, как в Москве. Но если там ему они приелись и надоели,
то здесь они ему казались куда более нужными, он получал от работы удовлетворение. Виктор это
заметил, и про себя усмехнулся: наверное, здоровый сибирский климат подействовал". Но все было
гораздо проще и в то же время сложнее. С первых же дней своего приезда Виктор внутренне
собрался, отлично понимая, что на него будут взирать с любопытством и за работой его наблюдать с
пристрастием. Поэтому работал он с большим старанием, наблюдая, сопоставляя, анализируя.
Постепенно, незаметно для себя, он стал жить интересами не только своего цеха, но и всего завода. К
нему и в самом деле с интересом приглядывались, но когда убедились, что имеют дело с энергичным,
доброжелательным и откровенным парнем, стали относиться к нему всерьез и по-доброму. К тому
времени он уже сдал экзамены за десятилетку и подал заявление о приеме на первый курс заводского
техникума. У него появились новые друзья.
Нередко заводские девчата бросали на него игривые взгляды. Однажды жена его нового друга
Василия Дьякова сказала:
— Виктор, Вы меня, однако, поражаете. Молодой, интересный, начитанный... и вдруг такой...
сухарь к женскому полу. .
Виктор рассмеялся:
— Нет, Галочка, я не сухарь. Я даже наоборот.
— Тогда в чем дело? — пожала плечами Галина. — Протрите глаза! А еще москвич! А может у
Вас столичная зазноба осталась?
С Зоей Виктор не переписывался, и это его мучило. Но он не знал, как это сделать. Писать ей по
домашнему адресу не решался, опасаясь, что конверт может случайно попасть в руки Маши и та,
угадав его почерк, все поймет. Сам он был к этому, пожалуй, готов, но не подведет ли он Зою? — И
Виктор решил послать Зое письмо до востребования на адрес районного почтового отделения. "Если
не забыла и ждет — должна придти и спросить. А если не придет, значит забыла". Зоя не ответила.
* * *
В городке была довольно большая и хорошо подобранная библиотека, к организации которой в
свое время тоже приложила "шефскую" руку жена директора эвакуированного сюда завода. Виктор
стал вечерами туда захаживать. Однажды ему понадобилась переводная книга по организации
производства, но для того, чтобы взять ее домой, требовалось разрешение самого заведующего.
Виктор вошел в его заставленный книжными шкафами, похожий на чуланчик, тесный кабинет и...
остолбенел.
Перед ним за столом сидел... Исаак Нодель. Сильно постаревший и поседевший, но с прежним,
правда, уже совершенно седым упрямым хохолком. Виктор очень осторожно, боясь спугнуть это...
видение, подошел к столу и прошептал:
— Это Вы?
Заведующий оторвался от чтения, снял пенсне и с явным неудовольствием поднял взгляд на
нежданного посетителя. Некоторое время он сумасшедшим взглядом смотрел на Виктора, потом,
прижав руку к сердцу, стал приподниматься с кресла. Поднявшись, он протянул к Виктору руки и
тоже зашептал:
— Как?! Неужели это ты?! Витя Дружинин?! Говори же, не смей молчать!
У него задрожали лицо и руки. Виктор быстро подбежал к нему и, обняв, прижал его голову к
своей груди. Он молча погладил вздрагивающее плечо старика и был не в состоянии вымолвить ни
единого слова.
Осторожно усадив его в кресло, Виктор наполнил стакан водой из графина и, опустившись на одно
колено, поднес его к дрожащим губам Ноделя. Старый Нодель, не отрывая взгляда от Виктора,
судорожно выпил несколько глотков и прошептал:
— Извини мою слабость... но это было сверх моих сил...
Они долго молчали. Настороженную тишину нарушало лишь тиканье старых настенных
"ходиков".
... В тот вечер они сидели в комнатенке Ноделя, которую он снимал у хозяйки в соседнем с
библиотекой доме. Виктор узнал, что Роза Нодель несколько лет назад умерла в лагере, а он сам уже
год, как освобожден после десяти лет заключения и живет здесь в ссылке.
— Остановился тут случайно, — горько усмехнулся он, — ведь у меня теперь есть черта
оседлости... Ты спросишь, почему именно здесь? А почему нет? Домой в Москву нельзя, да и кто
меня там теперь ждет! Ведь Робик погиб? — он поднял на Виктора вопрошающий скорбный взгляд,
— ты знаешь об этом?
Виктор, опустив глаза, молча кивнул головой.
— Так зачем мне надо было ехать еще куда-то, — продолжал со вздохом Нодель. — Приносить
какую-то пользу я мог и здесь. Я пошел в районное МВД, встал там на учет, а потом — в райисполком
просить работу. Назначили в библиотеку. .
Он допил стакан холодного чая и надолго замолчал. А Виктор мучительно думал: "Знает ли он всю
правду о судьбе Робика?" И твердо решил: "Никогда не расскажу. Никогда! Пусть сия ложь будет
святой ложью..." Нодель вздохнул и продолжил свой рассказ:
— Случайно узнал, что здесь эвакуированный завод Георгия, что он здесь... похоронен... Иногда
захожу к нему, советуюсь...
Потом он жадно расспрашивал об их семье, об Анне Семеновне, о том, как и где воевал Виктор и
почему оказался здесь, об общих знакомых их семей. Виктор подробно ему обо всем рассказывал.
Нодель слушал, покачивал седой головой, но когда Виктор назвал одну из фамилий, он вдруг
встрепенулся, нахмурился и ударил кулаком по столу:
— Подлец! Негодяй! Он писал клеветнические письма на твоего отца, на меня, на многих с кем
когда-то делил хлеб и соль... Где теперь этот оборотень?
Виктор удивленно взглянул на Ноделя:
— Он... жив, здоров, профессор, заведует кафедрой истории партии, иногда звонил к нам домой,
спрашивал, не нужна ли какая помощь...
— Иуда! — гневно проговорил Нодель, — ему надо преподавать не историю нашей партии, а
историю ее предательства такими, как он, негодяями... — Он долго не мог успокоиться, даже сунул
под язык таблетку валидола.
Прощаясь, положил Виктору руку на плечо, и задумчиво сказал:
— Говорят, книги — аптека для души... Наверно, это так и есть... Правда, не все книги, далеко не
все... Перечитываю сейчас Владимира Ильича... Не теряю веры... Его правда... наша правда победит.
— Ты меня слышишь?
— Да, конечно, дядя Марат, — проговорил Виктор. — Конечно, слышу. .
После этой встречи Виктор стал частым гостем у старика Ноделя. А спустя месяц по его просьбе и
совсем перебрался к нему из общежития.
- Комнату получишь, там будет видно, — сказал ему Нодель, — а пока да что, образуем здесь
коммунальную квартиру со всеми... неудобствами...
Закончилась дневная смена. Только что назначенный на должность заместителя начальника
инструментального цеха Виктор Дружинин сидел в своей огороженной некрашенной фанерой
клетушке и просматривал завтрашние наряды. Его оторвал от этого занятия звонок внутреннего
телефона. Из проходной сообщили, что его ожидает там какая-то женщина.
— Кто такая? — спросил Виктор.
— Не знаем, — ответил вахтер. — По всему видно приезжая.
Он запер свою клетушку и заспешил к проходной. Вбежав в длинную полутемную проходную, он
остановился и стал вглядываться в лицо женщины, стоящей поодаль рядом с вахтером. Но увидев его,
женщина, оттолкнув вахтера, бросилась ему навстречу. Подбежав к нему, она вдруг остановилась и
прошептала:
— Это... я!
Он не поверил глазам. Перед ним стояла... Маша. В одной руке она держала маленький чемодан, в
