Юность - Николай Иванович Кочин
— Завтра базар.
— А зачем ему, когда весь хлеб его немолочен?
— Вот этого я не знаю.
— Ты не знаешь, так я знаю. Слышно, что на базарах хитрые мужики спекуляцией занимаются. У кого деньги водятся, тот всех раньше приезжает на постоялый двор, куда привозят хлеб сбытчики, скупает его да потом и дерет с нашего брата втридорога. Ишаков деньгу имеет, крепкий мужик, Хотя и тихоня. Но я тоже птица стреляная. Вот тебе мой приказ: поезжай на базар, погляди, кто там есть из наших… Ты маленький, щупленький, сойдешь за мальчугана, а меня сразу заметят.
Да, Яков все знал. Он знал наперечет имена, прозвища и фамилии всех жителей села, характеры мужиков и повадки баб, их склонности и достатки. Он знал, какая у хозяев сбруя, крепки ли телеги, каков будет у каждого урожай, много ли яиц снесла им курица, сколько у них денег, какие наряды носят их девки, кто из вдов тайком шинкарит самогоном и к каким солдаткам ходят холостые парни. Бывало, сидишь подле комбедовских «дел» (а их было не меньше дюжины: «Учет продовольственных запасов всех крестьянских хозяйств», «Учет продовольственных излишков», «Выявление скрытых запасов продовольствия», «Снабжение бедноты продовольствием из излишков других хозяйств», «Доставки излишков на ссыпные пункты», «Организация посева и охрана его», «Борьба с мошенничеством и спекуляцией» и т. д.), сидишь, дурея от канительного разбора мелких жалоб и составления предметных списков, и скажешь невзначай:
— Василий Береза стал задними воротами выезжать на лошади. Что бы это значило? Передние все время на запоре.
А Яков отвечает:
— У него, наверное, корова отелилась, а теленка держит во дворе и боится, чтобы его не увидели.
После этого кто-нибудь из членов комитета шел к Василию Березе и брал теленка на учет. Или, бывало, вымолвишь:
— К соседу бондарь пришел. Сосед заготовил капусты уйму, видно, кадки нужны.
А Яков добавляет:
— Знаю я эти кадки, эту капусту. Твой сосед — жулик, сходи-ка, Цепилов, в баню к этому соседу да расскажи, что увидишь.
Цепилов шел и заставал соседа за гонкой самогона.
Или, бывает, обмолвишься между делом:
— Семен Коряга, этот скупердяй, продал прошлогоднюю солому в деревню.
А Яков вдруг заинтересуется этим:
— Коряга? Солому? Идите на зады и, когда будет уезжать мужик с соломой, пощупайте под нею.
Мы щупали и находили там мешки с рожью.
Когда я получил приказание: «поглядеть на базаре, кто там есть из наших мужичков», я уже был убежден, что Яков кое-что знает про сельчан, но не хочет о них прежде времени говорить и предпринимать что-либо, не проверив фактов.
Хороши августовские зори! Восток сперва белел, затем алел, красные полосы пролегали над горизонтом поверх могучего бора, и вот, глядишь, даль раздвинулась, обнажая на пригорках серенькие деревеньки с дымящимися трубами. Вдоль долины заблестела, вся в изгибах, ленивая река, и над нею подле мельницы взвивалось белесое облако тумана. Родные края, исхоженные тропы! Исследил я каждую пядь ваших мест: и реку, где ловил я раков под корнями прибрежного ольховника, и болота, поросшие тростником, из которого вырезали мы дудки и оглушали ими мужиков на сенокосе, и серьезный бор, в котором набирали мы полные корзины грибов, и ельники с запахом рыжиков, и веселые рощи, куда водили мы девушек… не записать всего, не вычерпать запасов памяти! Здесь же, у реки, на опушке леса собиралась в праздники молодежь всех деревень и оглашала дол немолчной музыкой. Баяны, двухрядки, тальянки всех систем плакали, рыдали и смеялись. И девичьи припевки, многоголосые и звонкие, отдавались за рекою до самой вечерней зари. Здесь расцвела моя ранняя любовь, зазвенела молодость, здесь вспыхивали первые зарницы моих надежд и самых неуемных желаний! Ай, как скоро катится время! И у каждого своя тропа…
Хороши августовские зори! Холодная дорога убита конским копытом, а воздух свеж и чист, и люди, спешащие на базар с котомками на плечах, то и дело с удовольствием вздрагивают. Тронешь лаптем седую траву подле дороги, собьешь росу и обрызгаешься до колен, а на каемке придорожного дерна остается ярко-зеленая полоса. Мимо пешеходов проезжают мужики на телегах, укрытых брезентами. Только и слышны возгласы:
— Эй, тетки, сторонитесь, задавлю!
На задах базарного села телеги останавливаются за овинами знакомых мужикам людей, подле ометов или в проулках. Мужики, оглядываясь, сходят с телег, оставляя на них баб или ребятишек, а сами отправляются на базарную площадь узнавать: будет ли облава на хлеботорговцев, нет ли рядом милиции, не слышно ли что-нибудь насчет отмены хлебной монополии. Но монополия в прежней силе, милиция ходит по площади, знакомые советуют быть осторожнее. Удивительно колоритны были эти базары времен военного коммунизма. Торгуются, бывало, на усадах, в саду под яблонями, в трактирах, за заборами, где-нибудь на околице, а главным образом, на частных дворах. На площади продают яблоки с возов, лапти и всякую мелочь. Все остальное упрятано с глаз. Народу на базаре спозаранок видимо-невидимо. Тот, кому даже делать там было нечего, приезжал увидеться с приятелями, выпить самогону, посудачить о комбедах — известна любовь мужика к такого рода сборищам. А подлинное торжище перенесено было с площади за околицу. Вот выныривает из-за сарая проворная фигура в кушаке и спрашивает встречного:
— Хлебец везешь, приятель?
— А тебе что? — отвечает тот настороженно.
— На базаре отберут, знай — монополия. Сколько у тебя?
Мужик мнется и переглядывается с бабой.
— Сто семьдесят дам за пуд, а монопольная цена — десятка, — говорит человек в кушаке. — Вези за мной на двор к куму, думать нечего. Пока нет милиции рядом да комитетчиков, дело и обладим.
Мужик заворачивает на усад и скрывается в яблонях.
Перекупщики-спекулянты таким образом устрашали мужиков и закупали у них весь хлеб еще при въезде в базарное село. А нуждающиеся с мешочками под мышкой бродили уныло по площади, вытягивали шеи, робко спрашивали: «Где бы купить пудик?» Нет, хлеба не было. В это время он скапливался по потайным местам в руках перекупщиков. Но нуждающиеся знали, что хлеб не может пропасть, они терпеливо выжидали, тихо подходили к «примечательным личностям» и спрашивали:
— Дружок, не укажешь ли, где можно пудик зацепить?
— Погодить надо, — отвечала «примечательная личность» в кушаке и отходила от вопрошателя.
И нуждающиеся «годили».
Нахлобучив шапку на
