Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице - Николай Николаевич Ливанов
— Ты знаешь, милашка, судьба нам велела быть вместе, а мы хотели по-своему сделать… Но видать, не нам с тобой против бога.
Петр еще что-то хотел высказать, но Серафима его перебила.
— Ты умный мужчина, Петенька… Теперь я вижу все это… Но сейчас нам уже незачем встречаться. Я с Михаилом, может быть, и сойдусь сызнова. Обещался простить меня… Даже не вспоминать… Дети все-таки, — без колебания соврала Серафима.
Как от физического удара отпрянул назад Сырезкин, схватил дрожащей рукой вожжи…
— Э-э, да ты, оказывается, совсем безмозглая! — с злобной обидой протянул Петр. — Ей хотел добра, а она козявку из себя корчит… Простит… Гляди-ка! Он нарочно тебе дал согласие сойтись, чтобы позор с себя смыть. Ведь как получается: баба рога наставила ему и бросила… А кто может такое простить? А вот сейчас вы сойдетесь, поживете месячишко, и он тебе по мягкому месту врежет — и уматывайся. Тогда все увидят, что не ты, а он тебя выдворил… Поняла? Уж такое не сообразишь, эх ты!
И Серафима заметила, что Петр снова начал горячиться.
— Да ну ладно, пусть это будет по-твоему. Тогда давай хоть простимся как следует, все-таки мы как-никак родные люди. Ты ведь у меня вот тут застряла…
— Ну проститься, так проститься… Прощевай, Петенька. Чтобы тебе всегда жилось сладко!
С тяжелым сопеньем Петр пододвинулся к Серафиме.
— Садись в двуколку, прокатимся… прокатимся, и я тебя сюда же обратно доставлю… Иль забыла, как нам хорошо было? Ты же одна живешь. Живой ведь ты же человек? Не отказывайся…
— Ой, не могу. До свидания, Петенька. А то ты ведь, дьявол, опять уговоришь! — Серафима лукаво погрозила Сырезкину пальцем и скользнула в открытую калитку.
Минуты две на улице было тихо. Потом колеса двуколки загрохотали по дороге.
XXIII
Вскоре исчезла Агафья. Ее отсутствие не сразу обнаружилось. Женщина одинокая и свободная от всяких разных объяснений перед людьми. Никто не встревожился тем, что ее уже четыре дня не видели в деревне. В ее ветхую избушку редко кто наведывался. Для словоохотливых девок Агафья уже устарела, а многие семейные женщины считали зазорным для себя якшаться со старой девой-пустоцветом, которую, как они считали, природа отсортировала от всех людей. К тому же Агафья отпросилась у председателя с работы на три дня.
Цель такой отлучки Курбатов объяснял людям так:
— Против жизни никому из нас не устоять. Жизнь не отменяется. Любого сломит. Тут вот после троицы два мужчины ненашинские с бредешком по берегу слонялись. Костерчик палили, ушицу дымную да водочку хлебали, а повеселевши — к девкам да бабам приставали. Вначале парни хотели их малость поколотить, да потом махнули рукой — уж больно у тех все складно получается, видать, поднаторелые мужички. Вот и пропала в этот день Агафья. Сманули, соблазнили и увезли. Да ладно уж… Пускай, пускай отведет девка душу… Ей-то уж мы простим… А то так и проживет розовым ангелом…
В то время в деревне случился пожар… Под грудой углей и пепла сгоревшего дома обнаружили труп Агафьи. Узнали ее по приметному колечку. Хозяин сгоревшего дома, Архип Васильевич Власенкин, в похоронах участия не принял. Он был уверен, что беду в его семью принесла Агафья. Что ей нужно было делать там, в чужом доме, почему она оказалась там, когда никого в нем не было? И по его утверждению, именно Агафья подожгла дом.
В тот день, как и почти все колхозники, Власенкин с женой и восьмимесячной девчонкой отправились в прилегающую к деревне Зеленую рощу, где председатель Курбатов решил провести торжество по случаю награждения грамотами ударников посевной кампании. Дома были оставлены семилетний сын Вася и его двухлетний братишка. По мнению Власенкина, все произошло так.
Дождавшись, когда Вася, подхватив своего братишку, подался в сельповскую лавку, чтобы посмотреть новые коробки с леденцами, Агафья прокралась в дом. Она знала, что совсем недавно Власенкин со своей женой побывали в городе и привезли оттуда два куска батиста на платье и мужские рубахи. Многие женщины, перед которыми так хвасталась его жена тканями, не скрывали своей зависти, хвалили покупку. Забравшись в дом, Агафья не знала, где спрятан батист, и начала поиски его. В сенцах она задела и опрокинула ведро с керосином. Потом, чтобы посмотреть на разлитое, она зажгла спичку и бросила ее на горючее. Этого она не заметила и снова метнулась в дом на поиски батиста. В это время весь дом обдался огнем, и увлеченная поисками Агафья уже не смогла выбраться из него. Именно так хозяин дома говорил каждому встречному и поперечному.
Женщины, которые видели покупку Власенкина, легко соглашались, что такой прелестью Агафья могла бы соблазниться, хотя раньше ничего подобного за ней не замечалось. Окруженный сочувствующими, охающими погорелец требовал от правления, чтобы колхоз полностью взял на себя расходы по строительству дома. Девка она колхозная, рассуждал он, поэтому и с колхоза спрос за нее.
По-всякому воспринимали сельчане эту трагическую весть. Одни недоумевающе жали плечами, другие выражали свои мысли более откровенно, начиная всякие суждения со шаблонной поговорки для такого случая: «Хоть и нехорошо говорить о покойнике плохое, но…».
— Кто бы знал, что она такая…
— Позарилась на чужое добро, а господь-то и покарал…
На первый случай погорельцу был отдан домишко Агафьи. Небогатый скарб погибшей правление единодушно решило считать собственностью пострадавшего. Принимая дом, новый хозяин оценил его язвительной усмешкой: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».
Но версии погорельца о причине беды жить пришлось недолго.
Несколько дней работала на селе следственная комиссия, хотя члены ее, приехавшие из района люди, были не из новичков в своей работе. Уже были закончены опросы, подготовлен акт о гибели человека. Но точка на расследовании все же не была поставлена. Одному из членов комиссии еще раз захотелось взглянуть на детей. Семилетний Вася, который во время расспроса все время твердил о лавке и «лампасейках», куда-то убежал, а двухлетний Миша, еще не научившийся понимать беды, неутомимо гонял по комнате Агафьиного кота. Следователь подозвал малыша, и вдруг его глаза округлились от удивления:
