Борис Изюмский - Алые погоны
Володя начал сразу с самого главного, без всяких подходов и вступлений:
— У нас все успевают потому, что много работают и честно относятся к своим обязанностям.
— У вас ум развитый! — ввернул Авилкин.
— А вы что, недоразвитые? Умственно отсталые? — язвительно спросил Ковалев. — Вы что, хотите, чтобы первая рота вас, как лодырей, к себе даже близко не допускала? Вы думаете, можно училище позорить, и вам сойдет? Мне ребята поручили сказать: если за эту неделю не выправите успеваемость, вход в нашу роту для вас закрыт. И на все училище прославим: в четвертом отделении пятой роты люди без чести и совести! Напишем о вас в Ставропольское училище и в «Пионерскую правду».
Почему Володя выбрал именно Ставропольское училище, он и сам не смог бы объяснить, но слова его произвели нужное впечатление.
Ребята сидели нахохлившись. Они никак не ожидали такого оборота дела. Если бы все это было сказано воспитателем, это было бы неприятно, но естественно. Офицер просто отчитывает, делает нагоняй и будет еще не раз отчитывать и делать нагоняй, — таковы уж его обязанности! Но с Ковалевым совсем другое…
— От имени отделения заявляю, — Илюша Кошелев поднялся с оскорбленным видом, — что честь у нас есть.
— Посмотрим! — недоверчиво бросил Володя, и на этом разговор закончился. Но в классе после его ухода еще долгое время было шумно.
— Купить хотят! — предостерегающе крикнул Авилкин, но его голос потонул в возбужденных возгласах.
— Мы что же, хуже всех?! — кричал, вскочив на парту, Максим.
— Если захотим — докажем, — поддержал его Дадико.
— Тише! — Каменюка вышел к столу: — Кто как, а я вот, провалиться мне на этом месте, меньше четверки теперь получать не буду.
— По русскому не получишь! — пискнул Самсонов.
— Не получу? — грозно спросил Артем, надвигаясь на Семена плечом.
— Получишь! — быстро согласился тот.
— Ребята, — старался перекричать всех Кошелев, — ребята!
Шум немного стих.
— Я от имени отделения слово дал, так, значит, все решили! Возьмемся?
Голосовать, подняв руку, еще не умели, поэтому все закричали разом:
— Возьмемся!
Три дня прошло без единой двойки. Капитан Беседа ходил, потирая от удовольствия руки.
На четвертый день подвел Авилкин. Нина Осиповна вызвала его к доске:
— Пьюпл Авилкин, анса зы фолоуин квесчен… (Воспитанник Авилкин, ответьте на следующий вопрос…)
По всему было видно, что Авилкин урок не учил, но он заранее сделал вид, что, мол, понимает замысел «срезать» его и поэтому, не желая быть жертвой преподавательской придирчивости, предпочитает гордо отмалчиваться.
Маленькая, с точеным лицом и тонкими неспокойными руками, преподавательница английского языка, первый год работавшая с детьми, решила, что Авилкин и впрямь думает, будто она нарочно задает ему трудные вопросы, и предложила еще два — полегче. Но и они остались без ответа. И уже горькая улыбочка напускной обиды скользнула по губам Павлика, и он готов был всем своим видом показать, что «англичанка» придирается, и тем самым вызвать сочувствие общественности, как вдруг с задней парты раздался чей-то настойчивый шепот:
— Авилка, думай!
Павлик весь как-то съежился и, получив двойку, пошел, виновато помаргивая, к своей парте, сопровождаемый осуждающим шепотом:
— Подвел, Авилка…
— Эх, ты!
В перемену, как только учительница вышла за дверь, Павлика окружили товарищи.
— Вы чего пристали? — зло огрызнулся он, стараясь найти хоть один сочувствующий взгляд.
— Слушай, Павлуша, — твердо сказал Дадико, — если ты еще подведешь отделение, ты мне не друг!
Авилкин хотел послать его к черту, сказать, что он и не нуждается в таких друзьях, что он и сам знает, как надо отвечать, но, встретив недружелюбные взгляды, пробормотал, ни на кого не глядя:
— Ну, чего пристали? Выучу… — И, волоча ноги, поплелся из класса.
За доской с еще не стертыми английскими словами собралось человек десять.
— Ребята, — строго сказал Каменюка, — генерал нашим капитаном недоволен.
Откуда это он узнал, было совершенно непонятно: то ли подслушал разговор старших, то ли это было результатом собственного наблюдения.
— Недоволен! — значительно повторил Артем.
— Почему?
— Чего врешь?
— Верно вам говорю, из-за нас недоволен. Говорит капитану: «У вас дисциплина плохая, успеваемость плохая, класс грязный; если так дальше будет — разжалую!» — Насчет разжалования Каменюка присочинил.
— Да ну? — доверчивый Мамуашвили побледнел.
— Верно говорю! — Артем мрачно посмотрел на товарищей. — Ну, вот что, — решительно распорядился он, — Кошелев и Гурыба, утром до подъема встанете, класс уберете, я проверю. Ты, Самсонов, правила по грамматике учи, а я на Авилку нажму, — он у меня английский выучит! Если кто дисциплину нарушит — капитана нашего подведет. Ясно?
3Во время ночного дежурства по роте Алексей Николаевич Беседа имел обыкновение часа в два обходить спальни. Сейчас, выйдя из дежурки, Беседа с удивлением заметил яркий свет, пробивающийся из-за неплотно прикрытой двери его класса. Он тихо подошел и бесшумно приоткрыл дверь. За учительским столом, развалившись на стуле, сидел Артем и, держа перед собой учебник, спрашивал Авилкина, явно подражая Нине Осиповне:
— Анса зы фолоуин квесчен… (Ответьте на следующий вопрос.) Уот дую ду ин зы монин? (Что вы делаете утром?).
Павлик морщил узкий лоб, искательно глядя на Каменюку, с трудом подбирал слова:
— Уи плэй ин зы моунин… (Мы играем утром…)
— Ну, чего ты брешешь? — разозлился Каменюка, но, спохватившись, вежливо пояснил: — Ит из нот корект. Финк е литл! (Это неправильно. Подумайте!)
— Чего, чего? — переспросил Павлик, пододвигаясь. Яркий луч света упал на его рыжую голову.
— Финк е литл! — повышая голос, повторил Каменюка, и его пальцы нервно забегали по страницам учебника, точно так же, как у Нины Осиповны.
— Финк, финк, какой финк? — закричал Авилкин и пугливо осекся, увидев в дверях капитана.
К великому неудовольствию Каменюки и, кажется, Павлика, Беседа приказал им идти спать.
Утром воспитатель рассказал о ночном бдении Нине Осиповне. Она растрогалась, обещала на уроке спросить Авилкина и поощрить его прилежание. Павлик отвечал хорошо. Когда он садился на место, Каменюка одобрительно прошептал:
— Пятьдесят шестой гвардейский!
Это у Артема было высшей похвалой, — она указывала на размер шапки, а следовательно, и головы хорошо ответившего урок.
— Товарищ капитан, я четверку по английскому получил! — подбежав в перерыв к Беседе, доложил сияющий Павлик.
— Ну, вот видите, значит, способности у вас хорошие. А ведь приятно за честный труд хорошую отметку получить?
— Очень приятно…
— Если будете и дальше стараться, напишу вашей бабушке письмо и похвалю, — пообещал капитан.
Павлик от удовольствия потоптался на месте, прищелкивая каблуками и приподнимаясь на носках.
— Разрешите идти? — нетерпеливо спросил он.
— Пожалуйста.
— Побегу Ковалю доложу! — крикнул на ходу Авилкин и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался вверх по лестнице в первую роту.
После уроков Беседа задержал на несколько минут отделение.
— Товарищи суворовцы, — торжественно начал он, и все невольно подтянулись, выпрямились, чувствуя по тону воспитателя, что сейчас будет сказано что-то значительное и приятное.
— В нашем отделении успевают почти все! Суворовцу Каменюке Артему за ревностное несение службы и помощь товарищу объявляю благодарность с занесением в личное дело.
— Служу Советскому Союзу! — Артем вздернул раздвоенный подбородок и выгнул грудь с раздобытой где-то эмблемой танковых войск.
Капитан крепко пожал ему руку, и это было самым дорогим для Каменюки.
С места поднялся Илюша Кошелев.
— Я предлагаю написать в нашем «Дневнике чести» об Артеме: он поступил, как настоящий товарищ!
Этот дневник в красивом переплете имел пространный заголовок: «Что и кем сделано в защиту чести отделения». Он хранился у Кошелева, и сами ребята решали, какой поступок достоин описания.
Илюшино предложение поддержали все.
— Теперь в нашем отделении только у Самсонова двойка по русскому языку, — сказал Беседа.
— У меня твердой тройки по русскому никогда не будет, — благодушно улыбаясь, сказал Семен.
— Я тоже так думал, — Авилкин повернулся к Самсонову, — а вот добился! Работать надо! — назидательно добавил он.
— Товарищи суворовцы, — Беседа вплотную подошел к первой парте, — я вот еще о чем хотел поговорить с вами. Вы иногда дразните Авилкина, несправедливо к нему относитесь, а он и сам человек хороший (при этих словах рыженькая голова склонилась почти к самой парте), и отец у него герой. Анатолий Иванович Авилкин командовал партизанским отрядом и погиб у пулемета, отражая атаку фашистов, которых было в несколько раз больше, чем партизан.
