Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Шаг за шагом он стал вспоминать, как вошел сюда, что делал и что думал. Вспомнил таксиста, тяжело положившего руки на руль, и печку, полную тающих углей, и охапку зависевшихся здесь драповых и меховых воспоминаний…
И вдруг его озарило, Потапова! Сердце от неожиданности подскочило и ударилось прямо в горле. Вспомнил: вот он включает электричество, видит сизый смрад и почти тотчас простуженным носом ощущает, что это действительно смрад. Пахнет смрадом!.. Открытие же состояло вот в чем: для того, чтобы носу лучше чуять, нужны глаза!
Какое-то время Потапов сидел, поворачивая свою мысль и так и эдак, словно игрушку. Он любовался ею и потихоньку приноравливал к ней зачатки схем. Думал, что может пригодиться из уже имеющегося в науке, а что надо будет делать и открывать…
Он привычно нащупал в кармане спички и сигареты, вынул их, но не закурил. Он почувствовал вдруг нелепую убийственность этой привычки!
Положил сигареты на перила, подальше от себя, словно надеясь, что кто-то их унесет в темноте… Да нет, я, конечно, буду курить, сказал он себе, я бросать не собираюсь. Но просто сейчас…
Сева не то застонал, не то вздохнул, во сне почесался носом о телогрейку, на которой спал, и повернулся на другой бок.
Потапов вошел в дом, включил свет, закрыл окна. Печка уже прогорела, но по уголькам еще бегали синие привидения… По крутой лестнице Потапов поднялся на второй этаж, где стоял Севин стол, и почти сейчас же отыскал бумагу и ручку.
Три разговора
Три дня они жили на даче.
То была странноватая жизнь. Они мало разговаривали друг с другом. Но Потапов, который должен был бы испытывать от этого определенную неловкость (гость непрошеный), знал, что Сева нуждается в нем. Да и он нуждался в Севе. Вдвоем не так холодно жить…
А в то первое и уже как бы далекое от сегодня утро Потапова разбудил и странный, и знакомый, и давно позабытый звук. Слушая его, Потапов потихоньку просыпался, вспоминал предыдущий день, вечер и ночь. Он чувствовал себя выспавшимся, но каким-то немного смурноватым… Наконец выглянул в окно. Сева очень аккуратно, по-хозяйски сгребал старые листья. На причесанной граблями траве уже лежало несколько бурых холмов… Потапов сейчас же вспомнил, как они хорошо и сладко умеют дымить… Вот так Сева! Времени половина восьмого, а он работал уже не менее часа. Словно вчерашнего не было и в помине!
Потапов раскрыл окно. Сразу волнующий весенний холод охватил его. Сева обернулся. Стоял, опершись на грабли — в такой очень спокойной позе.
— Бог в помощь, труженик!
Сева кивнул в ответ — без улыбки, без слова. Смотрел на Потапова.
— Какой же ты, Сева, молодец все-таки! Вот уж никуда не денешься: в здоровом теле здоровый дух.
— Нет! — Сева медленно покачал головой. — Все наоборот как раз. Остатки моего духа поддерживают в здоровье мое тело, — он сделал паузу. — Прости меня… И давай больше никогда об этом не говорить.
И они больше не говорили об этом. Но Потапов знал, что Сева об этом думает. Не раз, когда они шли куда-нибудь или сидели молча на террасе, Сева вдруг клал ему руку на плечо. Но в глаза не глядел.
— Сева?..
— Пойдем на реку?
Это было такое чудесное и такое забытое занятие — ходить на реку, стоять на мостках, с которых женщины полоскали белье. Потапов думал, что это все осталось только в сказках. Нет, пожалуйста — в Подмосковье! Всего тридцать три километра от столицы.
— Здесь в прошлом году бабушка одна утонула, — сказал вдруг Сева.
— Утонула?! — невольно переспросил Потапов. — Какая же тут глубина?
— По пояс, не больше… Упала в воду, а подняться не смогла…
Так они жили: ни о чем не спорили, соглашались с полувзгляда, не шутили да и вообще перекидывались словечком раз в полчаса. Потапов про себя называл это существование «жизнь с похмелья». Но, конечно, он был не прав. Они жили куда более сосредоточенно, внутри словно шла подготовка к чему-то.
— Ты в отпуске, да? — спросил однажды Сева. Потапов кивнул. Сева внимательно посмотрел на него: — Ладно, потом расскажешь.
Несколько раз Потапов пробовал думать о «Носе»… И не получалось! Сразу в голову лезла контора, Олег, Элка. И тогда он отступал выжидая. «Нос», «Нос» и «Глаза». Он знал, что это все существует в его памяти…
Он собирал по частям свою душу, свою прежнюю душу, детскую, что ли… Слова, запахи, звуки, которые могут существовать только в неторопливой и размеренной жизни людей, не гнушающихся называть себя простыми людьми, — все это когда-то принадлежало Потапову и теперь возвращалось к нему.
Когда же это все принадлежало ему? Да в детстве. Только в детстве. А потом исчезло — за праздником длиной в пять лет, который зовется дневным институтом, за баскетбольными матчами, гостиницами, девчонками и мельканием городов. Потом за Танюлей, за Элкой (а она всегда чужда была этого, по ее выражению, «пейзанства»). Потом за работой, за тем тягостным и сладостным ощущением, когда понимаешь, как нагружен каждый полупроводничок твоей счетнорешающей башки.
Теперь голова его, привыкшая неустанно трудиться, оказалась пустой. Потапов так и видел это огромное темноватое помещение, сплошь забитое простаивающей электроникой. Для развлечения он занимал себя разными невероятными задачами. Например, высчитывал, сколько листьев на березе, что стоит, облокотившись на крышу Севкиного дома…
Береза была старая и росла высоко в синеве. Два ее ствола расходились широкой рогатиной. Видно, она наслаждалась нежаркой сочной весной. Молодые листья ее чуть подрагивали. Потапов смотрел на них и ворочал в голове миллионными числами. И смешно ему было на себя, и малость грустно, и удивительно, словно он становился Севой… А душе его делалось легче.
На четвертый день, когда они отправились в магазин купить пакетов с сушеным супом, картошки, молока и всего тому подобного, Потапов решил: да, сегодня он должен сделать это… Ему страшно было выходить из блаженной летаргии глубокой внутренней работы, но и дальше скрываться он не мог.
— Тут в город откуда позвонить, Сев?
Оба они были одеты в старые телогрейки, старые штаны и резиновые сапоги. Особенно, конечно, живописно выглядел Потапов, потому что все Севкино оказалось ему мало размера на три-четыре, а потому трещало и стонало. Ну, кроме, естественно, сапог: нашлись тут среди залежей старья чьи-то давным-давно забытые тупорылы с тремя заплатами, вырезанными еще из осоавиахимовского противогаза. У
