Евгений Дубровин - Курортное приключение
– Коля…
– Тоня…
Они вслушивались в непривычно звучащие имена.
– ТЫ ешь, а то остынет… – Холин произнес эту фразу с трудом. Она сняла кусочек с шампура.
– А почему ТЫ не ешь? – Тоня, наоборот, выговорила «ТЫ» свободно, словно они уже были давно знакомы.
– Я уже не хочу. Да и слежу за весом. А вот ТЕБЕ не мешало бы поправиться.
– Я худая? ТЫ не любишь худых?
– ТЫ изящная, но чуть-чуть надо поправиться. Женщине это идет. ТЕБЕ пойдет.
Они говорили ничего не значащие фразы, играя словом «ТЫ», следя, как оно, вначале угловатое, корявое, постепенно обкатывается, отшлифовывается, становится незаметным и привычным, как все прочие слова.
– Ах вот вы где, дядечка! – кто-то обнял Холина за плечи, шутливо встряхнул. – Сбежал! Бросил девушку! Разве это честно?
Холин уже знал, кто это. Он обернулся, улыбаясь. Сзади стояла, нахмурив брови, девушка-змейка. Она взяла Холина за руку, потянула из-за стола.
– Ну, марш дотанцовывать пятачок!
Николай Егорович встал, посмотрел на Тоню.
– Можно?
Она погрозила ему пальцем.
– Старый притворщик! А говорил, что не нравишься девушкам. Иди уж. ТЫ только не очень увлекайся.
– Я уже увлечен, – сказал Николай Егорович.
Уходя, краем глаза он увидел, что толстяк принял стойку. Он полупривстал на стуле и пожирал глазами Тоню. Про шашлык за щекой он забыл, и вздувшаяся щека придавала ему вид рассерженного бегемота. Уже на пороге танцзала Холин услышал срывающийся от волнения, хриплый голос:
– Можно вас пригласить на танец?
Автомат играл медленное грустное танго. Змейка положила ему руки на плечи, прильнула; он взял ее за тонкую талию, осторожно повел в такт мелодии. Это был танец его юности, и Холин неплохо танцевал танго. Она, казалось, была удивлена.
– А вы хорошо танцуете, дядечка.
– Только одно танго.
– Поэтому и сбежали?
– Конечно.
– Впредь будем танцевать одно лишь танго.
– У меня больше нет пятаков.
– Сеня сбегал в магазин, наменял.
– Кто такой Сеня?
– Мой пленный.
– Пленный… в каком смысле? – удивился Холин.
– Ну я… пленила его. Поэтому и пленный. Хотите быть моим пленным?
– Я уже старый.
– В самый раз. Я не люблю молокососов. Они глупые. И пить не умеют. Вот вы сколько сможете выпить за вечер?
– Да уж бутылки две смогу.
– Вина?
– Водки.
– Ну? – поразилась она.
– Даже две с половиной, если закуска хорошая.
– Врете вы все. Но все равно чувствуется, что вы крепкий. Здоровяк-мужчина. Меня зовут Светкой. А вас?
– Николай… Николай Егорович…
– Очень длинно. И скучно. Можно я буду звать вас… ну, допустим… Егорушкой….
– Гм… довольно странно вы придумали.
– Скворушка-Егорушка! Скворушка-Егорушка! Здорово? Ладно?
– Зовите, если вам так нравится. Откуда вы такая взялась шустрая?
– Из «Соснового бора».
– Это где?
– Пять километров отсюда.
– Это все ваши?
– Ага. Мы сюда встряхиваться ходим. Неделю диетим, а потом встряхиваемся. А вы кто такой? Турист?
– В некотором роде.
– Сибиряк?
– Откуда вы взяли?
– Костюм у вас черный, строгий. И свитер толстый. И ботинки мощные. И телосложение богатырское. Угадала? Сибиряк?
– Пусть буду сибиряком.
Возле танцевали Тоня и толстяк. Толстяк тяжело дышал, каждый поворот давался ему с трудом. Шашлык он уже проглотил и теперь, вытянув губы и втянув щеки, насвистывал мелодию танго. Живот сильно мешал танцору, к тому же еще у толстяка были короткие руки, и он еле дотягивался до Тони.
– Тест на психологическую совместимость… – говорила Тоня.
– Вратарю можно без тестов, – отвечал толстяк. – Вратарь один, как волк…
Танго кончилось. Тоня подошла, взяла Николая Егоровича за руку.
– Тебе не надоело?
– Надоело. А ТЕБЕ?
– Тоже. Пойдем?
– Пойдем.
Холин расплатился с официанткой, и они пошли к выходу.
Светка-змейка возилась у автомата, выбирая мелодию, наверно, искала танго и не видела, как они уходили. Зато толстяк проводил их печальным, как у теленка, взглядом. Он так сильно вздохнул, что со стола улетела бумажная салфетка. Толстяк не стал поднимать салфетку, налил полный фужер коньяку и грустно выпил его.
– ТЫ иди, я догоню ТЕБЯ, – сказал Холин.
Он подождал, пока Тоня вышла на улицу, и вернулся к буфету. На этот раз возле стойки стояла большая очередь. Холин зашел спереди.
– Вы должны мне бокал шампанского, – сказал Холин.
Буфетчица поняла, улыбнулась краешком губ и обслужила без очереди.
– Заходите, – сказала она.
– Обязательно, – пообещал Холин.
На улице он догнал Тоню.
– Я не могу вести людей на фильм, – сказала Тоня грустно. – Я пьяная.
– Тогда пошли к морю, – обрадовался Холин. – ТЫ просто молодец, что пьяная.
– Это ТЫ нарочно. Ты коварный.
– Конечно, – сказал Холин. – Все мужчины коварные, когда дело касается женщины, которая им нравится.
И они пошли по тропинке к морю.
* * *Закат был за горами, и на море уже пала вечерняя тень. Дул постепенно крепчавший ветер, но море волновалось не сильно, небольшие частые волны аккуратно выбрасывались на берег, но они были все в барашках, по всей видимости, ночью надо было ожидать шторм.
– Гляди, гляди! – воскликнула Тоня. – Рыбаки!
В небольшой бухточке, образованной отвесными скалами, верх которых был густо покрыт соснами, стояли четырехугольником сети. В четырехугольнике медленно плыла лодка. Двое рыбаков выбирали из сетей рыбу и бросали ее на дно лодки. Еще двое сидели возле костра, на котором стоял большой закопченный котел. Рыбаки в лодке были помоложе, возле костра же сидел старичок и парнишка лет шестнадцати.
– Я ужасно замерзла, – сказала Тоня.
– Возьми мою куртку. Она страшно теплая.
– Еще чего не хватало! Врач отбирает у больного одежду.
– Я уже не больной.
– Пойдем лучше к костру.
Они подошли к костру. Парнишка не обратил на них внимания, старик глянул исподлобья и продолжал подкладывать в огонь сухие сосновые шишки.
– Здорово, рыбачки! – нарочито весело сказал Холин. – Бог в помощь!
– Здравствуй, коль не шутишь, – буркнул пожилой рыбак.
Парнишка промолчал.
– Погреться можно?
– Жалко, что ли? Грейтесь…
Тоня и Холин присели к костру. Огонь горел жарко, почти без дыма, а черные шишки плавились в белое пламя, исходили теплом Ветер кружил марево над костром, бросал его в разные стороны вместе с жаром, словно вентилятор.
– Вы кто ж такие будете? – спросил старик. – Из санаторных или туристы?
– В некотором роде туристы, – ответил Холин, подумав. Тон, каким было произнесено слово «санаторные», ему не понравился.
– Муж с женой или так?
– Муж с женой…
– Это другое дело, – сказал старик и вроде бы посмотрел приветливо. – А то тут одни санаторные. Шерочка с машерочкой… С вами уже пятые подходят… Что, зачем, да почему, да почем… Вроде бы интересуются, а у самих один блуд на уме. Тьфу! – старик энергично сплюнул. – Противно смотреть. А ведь дома жены, мужья, дети.
– Мы муж и жена, – сказал Холин. – Из Сибири. А детей у нас нет пока.
– Да я не про вас говорю, – сказал старик. – Вас-то я сразу определил, что порядочные. Супругов сразу видно. Вишь, женушка дрожит, а он в одежде расселся.
Холин покраснел, снял куртку и набросил ее на Тоню.
– Да она, батя, сама не хочет.
– Мало ли, что не хочет, – проворчал старик.
– А что, батя, магазин тут далеко? – спросил Холин.
– Зачем тебе магазин? – оживился старик.
– Да погреться купить.
– Не, недалеко… на трассе… Вон по той тропке, и сразу трасса будет. А что, сбегать надо? Так вот Петька вмиг сбегает.
– Да не помешало бы сейчас, – сказал Холин.
– Петь, а Петь, сбегаешь?
Парень, рубивший сучья туристским топориком, деловито сказал:
– Можно сбегать. Отчего не сбегать…
Холин достал бумажник, вытащил двадцать пять рублей.
– Вот, возьмите. Купите две белых и бутылку сухого. Ну из закуски чего-нибудь…
– Закуска будет, – старик кивнул на котел. – Сейчас мальчики привезут закуску…
– Сухое-то зачем? – спросил парень. – Воды хватает.
– Я пью только сухое.
– Больные, что ли?
– Да так… Из принципа.
Парень набросил на плечи голубую яркую куртку и ушел быстрым шагом.
Пришли рыбаки, принесли две корзины, полные разноцветной рыбы, сдержанно кивнули. Старик объяснил, куда побежал парень. Рыбаки опять кивнули, теперь одобрительно, и стали сноровисто чистить рыбу, кидать ее в котел. Тоня и Николай Егорович, притихшие, согревшиеся, молча следили за ними.
Прибежал парень, из карманов его торчали бутылки.
– Еле успел. Закрывалась уже.
Старик заправил уху специями, посолил, попробовал деревянной ложкой с длинной ручкой, кивнул.
– В самый раз.
Потом он достал стаканы, большого толстого леща.