Михаил Бубеннов - Орлиная степь
— Тебе, кажется, нравится, что они здесь бродят? Романтичнее с волками, да?
— Если хочешь — да.
— Лучше бы без этой романтики! — отмахнулась Светлана. — Страшновато, только и всего.
— А без них будет скучно…
— Думаешь, когда воют волки, то очень весело?
— Все-таки…
Юркий суслик внезапно перебежал дорогу Соколику у самых его ног. Вовремя сдержав и успокоив жеребчика, Светлана спросила Леонида:
— Значит, ты боишься, что кое-кто быстро заскучает на целине?
— Не боюсь, а побаиваюсь, — уточнил Леонид. — Есть ведь у нас такие, которые поехали только затем, чтобы полюбоваться собою на целине. А как же полюбуешься, если даже волков здесь не будет?
— А если будут, тогда затоскуют другие, не романтики!
— Не затоскуют! У них есть кое-что посильнее тоски!
Помедлив, Светлана спросила:
— А есть ли что сильнее ее?
— Есть! — ответил Леонид убежденно.
Нетерпение Леонида росло с каждой минутой. Увидев наконец-то у березовой опушки темно-зеленую палатку, вагончик, тракторы и баки, он заволновался пуще прежнего, вырвал у Светланы вожжи и погнал Соколика крупной рысью, хотя тому и нелегко было тащить ходок по влажной целине.
Встречать Багрянова сбежалась вся бригада. Молодежь шумно толпилась вокруг ходка, пока Корней Черных не напомнил, что пора возвращаться к брошенным делам. Молодежь неохотно стала расходиться, а Черных, видя, что Багрянов с трудом спускается на землю, озабоченно спросил:
— А ты… не рано ли встал?
— Разве его удержишь! — воскликнула Светлана.
— Ничего, здесь я скорее поправлюсь, — ответил Леонид, лаская прыгающего вокруг него Дружка. — Вы думаете, там легче мне? — Он слабо и криво усмехнулся. — Сам валяешься в Лебяжьем, а душа — в Заячьем колке…
— Боялся небось, что без тебя начнем? — спросил Черных.
— Боялся, — откровенно сознался Леонид. — Сколько думал об этом дне, так ждал его, и вдруг!.. Как я мог терпеть? Только, кажется, еще рановато, а? В степи-то везде сыро!
— Да нет, пожалуй, и не рано… — раздумчиво произнес Черных, раскрывая перед Леонидом ради встречи мельхиоровый портсигарчик. — Местами сыровато, конечно, но это не беда: трактор всегда пойдет по целине. Мы уже и загонки разбили, вешки расставили.
— Стало быть, уже пробовать надо? — загорелся Леонид.
— Надо пробовать.
— Вовремя я выбрался! Чуяло сердце! Светлана взяла Соколика под уздцы и повела
к ближним березкам распрягать. Леонид забеспокоился и крикнул ребятам, шагавшим вблизи ходка:
— Ребята, вы помогите Светлане-то!
— Есть! Сделаем! — отозвались голоса. Но. Светлана, обернувшись, крикнула:
— Я сама, я сама!
— А сумеешь ли? — усомнился Леонид.
— Сумею!
— Пусть учится, привыкает, — сказал Черных.
— Всю дорогу правила! Рада, как ребенок!
— И не боялась, что разнесет, как Тоню?
— Не боялась.
Заметив, как Багрянов нетерпеливо осматривается, Черных спросил, обводя рукой стан:
— Ну, как мы выбрали место? Обойдем, поглядим?
Они неторопливо обошли весь стан. Везде шла какая-нибудь работа: городские пареньки, никогда не. державшие в руках плотничьего топора и рубанка, настилали в палатке пол из досок, делали крышу над амбарушкой, перевезенной из села для кухни; девушки наводили особый девичий уют и порядок в вагончике, отданном в их владение, стирали белье на берегу пруда и помогали Фене Солнышко мыть посуду: час назад отшумел бригадный обед. Только около тракторов и машин, ярко начищенных, стоявших рядами поодаль от стана, на чистом месте, не было никого: здесь все уже было готово к выходу. Но когда Багрянов и Черных направились сюда, за ними, не выдержав, потянулись со стана трактористы. Казалось, на машинной — базе все в порядке, но как раз именно здесь у Леонида нехорошо заныло сердце. Он остановился перед тракторами и некоторое время рассеянно обводил их сумрачным взглядом.
Корней Черных осторожно вздохнул позади.
— Да, осиротели! Остались без «отца»! Как там, все еще пробуют вытащить? Не слыхал?
Не ожидая ответа бригадира, трактористы заговорили с разных сторон:
— Да кто там вытащит его? Деряба?
— Он только водку хлещет!
— Теперь наверняка и кабину залило! — Нет, воды не так уж много… Леонид обернулся к трактористам, сказал:
— Сейчас никто не вытащит. Надо ждать, когда сойдет вода. Не скоро мы увидим своего «отца». Что ж, друзья, не думали, как теперь быть? Может, сегодня посоветуемся?
— Завтра начнем? — догадался Костя Зарницын.
— Вероятно.
Оставив шумно заговоривших между собой трактористов, Багрянов и Черных зашагали в степь. Дорогой Черных начал оживленно рассказывать о житье-бытье бригады.
— Тут кругом народ! Завечереет — вся степь в огнях! Правее нас — павловские и залесихинские новосельские бригады, прямо на север — курьинские… А сюда вот, левее, — бригада Громова, за ней — Казахстан, там сплошной грохот!
— У Громова бывали? — спросил Леонид.
— Бывали!
— Побьют они, видно, нас, — вздохнув, сказал Леонид.
— Да, бригада крепкая, как боевой взвод, — завистливо отозвался Черных. — Все из одного места, подобраны масть в масть, дело хорошо знают. А ведь у нас — пестрота…
Вскоре их нагнал и остановил парнишка лет тринадцати, в ватнике и старенькой солдатской шапчонке, необычайно беловолосый, густо, точно просом, засеянный веснушками, с настороженным, зверушечьим взглядом. Раза два передохнув, не в силах сдержать раскатистое «р», он доложил:
— Повар-р-риха зовет! Тетер-р-рка готова!
— Придется вернуться, — сказал Черных.
— Не вовремя, осмотреть бы надо.
— До вечера поглядим. Повернули обратно.
— Тетеревов-то… Соболь добывает? — спросил Леонид.
— Соболь, — ответил Черных. — А без него мы сидели бы на одной пшенке! Плохо нас снабжают…
— А парнишка чей? — спросил Леонид, кивнув на шагавшего поодаль и рдеющего от волнения паренька.
— Здешний, — невесело пояснил Черных.
«Отцом» называли в бригаде трактор «С-80».
Леонид обернулся к мальчугану, спросил кратко:
— Как звать?
— Петр-р-рован! — ответил тот раскатисто.
— Петька, — пояснил Черных. — И вот ведь какой чудной парень: как начнет волноваться, так и не может сдержать свое «р», все гонит его в раскат… Ну, чего ты нервничаешь, скажи на милость?
— Сами знаете, — шмыгнув носом, ответил Петька.
— Видишь ли, все ждал тебя, — сообщил Черных. — Просится в прицепщики.
— В прицепщики? — удивился Леонид. — Да ведь мал еще!
— Вот и говорю: заснешь на зорьке — да под плуг, а мы отвечай!
— Я не засну! — твердо проговорил Петька. — Я к этому привычный… А вот вашим городским девчонкам, тем быть под плугами!
— Обожди, а как же у него со школой?
— Со школой плохо, — ответил Черных, поймав умоляющий взгляд шагавшего рядом Петьки. — Отец его помер, а у матери четверо детей. Он самый старший. Сам знаешь, живется несладко. И вот узнал он, что прицепщики нынче здорово заработают на целине — да и дал тягу из школы.
— Есть ведь закон, надо учиться, — заметил Леонид.
— Нарушил, поганец, закон! Сам Северьянов вызывал, грозился засудить — не помогло! Ну, что ты с ним будешь делать? Гонишь отсюда—в слезы. Забьется в кусты — и ревет. Ходит вон, душит сусликов!
— Пушнину небось заготовляет?
— Ну да, жить-то надо чем-то! Веда с этил, заготовителем! Хочешь взглянуть на его добычу?
Они были уже на стане и сразу же направились к амбарушке-кухне. Вся южная глухая стена ее, как оказалось, была разукрашена вывернутыми наизнанку и растянутыми на маленьких гвоздочках подсохшими на солнце сусличьими шкурками.
— Первый сорт! — с гордостью и легко выговорил Петрован.
Леонид вдруг вспомнил, как он во время войны, стараясь прокормить семью, ловил на рыболовные крючки, наживленные рыбьими пузырями, жадных и доверчивых уток. На одно мгновение он увидел себя подростком, таким, как Петрован, в рваном пиджачишке, в сапогах, собственноручно смастеренных из кусков автомобильных камер, с пестерькой, набитой сизоперой дичью, и у него внезапно и мучительно перехватило горло.
— Сдаешь? — спросил он Петрована хриплым голосом.
— А как же?
— Может, на табак?
— Ну, что вы! — даже слегка обиделся Пет-рован. — Все до копейки отдаю матери.
На минутку словно тенью тучки покрыло лицо Леонида. Он постоял еще немного, сдвинув брови, перед разрисованной шкурками стеной, вероятно с трудом борясь с болью в своей душе, потом круто обернулся и бесцельно зашагал к берегу пруда.
— У нас ведь водовоза нет, — заговорил Черных, выждав, когда Леонид вдоволь насмотрится в зеркальную заводь. — За питьевой водой ездить далеко — в старые бригады… Одному деду Ионычу тяжело: он сторожит ночами горючее, машины…