Юрий Смолич - Мы вместе были в бою
Стахурский выпил вино. Это было лучшее из вин, которые ему когда-либо приходилось пить. У него был вкус свежей ягоды, только что сорванной с куста.
Тогда он попросил клубничного вина.
Это вино было еще вкуснее. Аромат свежей ягоды был таким натуральным, что нельзя было поверить, что это вино, которое выстаивалось в бочке в холодном погребе. Это был сок, выдавленный только что, в нем, казалось, сохранилась еще солнечная теплота живой ягоды с грядки.
Инвалид глядел на орденские ленточки на груди Стахурского. Взгляд его остановился на одной из них. Стахурский тоже поглядел на грудь инвалида — на ней был ряд медалей. Взгляд его остановился на такой же, как и та, что привлекла внимание казаха на груди Стахурского. Их взгляды встретились, и они улыбнулись друг другу.
— Вена?
— Вена, — ответил инвалид.
Потом он прибавил:
— Там я оставил свою ногу на улице святой Терезии — около сорокового номера.
Они смотрели друг на друга несколько мгновений, в их памяти воскресали одни и те же воспоминания о долгих днях, неделях и месяцах, и говорить им не надо было. Они молчали.
Стахурский сунул руку в карман, чтобы вынуть кошелек. Но инвалид отрицательно покачал головой.
— Я угощаю, — сказал он.
Они пожали друг другу руки. В глазах инвалида на миг вспыхнуло сожаление. Жалко расставаться с боевым товарищем.
— Далеко до Клеверной? — спросил Стахурский.
— За озером. Совсем близко. Какой номер?
— Пятьдесят девять-А…
— Налево.
Стахурский пошел.
— Счастливо! — крикнул инвалид вдогонку.
Озеро появилась внезапно из-за рощи. Это не было естественное горное озеро: гать пересекла ущелье, преграждая путь горному потоку, и образовала небольшой пруд. Посредине зеленел островок — вершина затопленного утеса. К неподвижному зеркалу воды с прилегающих взгорий спускался яблоневый сад. Стахурский пошел вдоль ограды. Цветы пахли горьким миндалем; стволы яблонь были невиданного, нежного темно-розового цвета, словно стройные загорелые ноги горянки.
Навстречу Стахурскому из-за прибрежных кустов вышла женщина. Это не была Мария, хотя сердце Стахурского и сжалось от волнения. Они поравнялись, и Стахурский спросил:
— Простите, я выйду здесь на Клеверную?
— Выйдете. Вот за тем проходом и Клеверная. Вам какой номер?
— Пятьдесят девятый-А.
— Против зоологического сада сверните налево…
— Спасибо!
Он знал, что выйдет на Клеверную, и знал, как на нее пройти. Он видел дорогу туда своим внутренним взором, как видишь давно знакомые, родные места, закрыв глаза. Но он не мог не спрашивать у прохожих. Если бы прохожих было много, он спрашивал бы у каждого.
Пройдя тесный переулок между двумя усадьбами, он минул ворота зоопарка. Шум нового потока встретил его. Он знал, что этот поток называется «Казачка». Это был уже третий горный ручей на его пути, а он прошел меньше чем полкилометра. Как растопыренные пальцы руки от кисти, от главного хребта отходили веером горные гряды, и между ними бежали потоки, неся прохладные воды со снежных вершин. Сквозь гущу цветущих яблоневых садов с обеих сторон Казачки проглядывали контуры домов. Это и была Клеверная улица.
Дом номер пятьдесят девять-А был расположен особенно живописно. Он стоял на холмике над долинкой, а позади над ним возвышался еще один холм. Все это вместе и составляло усадьбу номер пятьдесят девять-А. Внизу был огород и палисадник, на первом холме вокруг дома — цветник, на верхнем холме — фруктовый сад. Белые, чуть розоватые цветы абрикосовых деревьев покрывали вершину холма искристой изморозью. Огромные окна, несоразмерные с масштабами дома, багровели, пронизанные предзакатными лучами солнца.
В этом доме живет Мария. Она проходит по этому огороду, поливает эти цветы и останавливается под розовыми цветами, любуясь чарующим пейзажем цепи гор. А может, сейчас, выпрямившись во весь рост, стоит она у одного из этих четырех громадных окон и задумчиво глядит на тропинку, не зная, что по ней идет Стахурский. Она увидит его, узнает, вскрикнет и побежит навстречу…
Стахурский толкнул калитку и по тропинке среди грядок, мимо цветника, поднялся на холм. Гравий скрипел под его ногами. Дурманящий аромат плыл ему навстречу, усиливаясь с каждым шагом. Стахурский глядел не на дом, а на садик на другом холме, будто из этого цветенья, как из светлого шатра, должна выйти ему навстречу Мария.
На веранде дома стоял человек. Он был в рубашке с расстегнутым воротом и в домашних туфлях на босу ногу. Он стоял, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Он был невысок ростом и неказист — безусый, с рыжеватыми волосами, но стоял твердо и уверенно. Это был хозяин дома.
Перед будкой, напротив дома, сидел цепной пес. Он выжидательно поглядывал одним глазом на идущего, другим — на хозяина.
Стахурский приблизился к веранде. Пес угрожающе зарычал.
— Индус, куш! — тонким фальцетом крикнул хозяин.
— Добрый вечер! — поздоровался Стахурский, сдерживая волнение. — Простите, здесь живет Мария Шевчук?
Хозяин пристально посмотрел на Стахурского.
— Шевчук Мария Георгиевна прописана здесь, — ответил он.
— Можно ее видеть?
— А вы кто будете? — спросил хозяин.
Этот человек чем-то не понравился Стахурскому.
— Ее знакомый, — неохотно ответил он. — Сейчас приехал из Киева.
— А-а… из Киева, — как бы с облегчением протянул хозяин. — Ее нет дома.
— А когда она будет?
Хозяин смерил его взглядом с ног до головы. Пес около будки сразу же зарычал.
— Индус, куш! — сказал хозяин. Потом он ответил Стахурскому: — Это мне неизвестно. Я только хозяин этого дома.
Стахурский оглянулся. Что ж, он подождет, пока она вернется. Он пойдет в комнату Марии и будет ждать ее. Сердце Стахурского билось тяжело и гулко. Марии нет, но он будет ждать ее среди окружающих ее вещей.
Хозяин стоял, широко расставив ноги в мягких чувяках, твердо и крепко. Он — хозяин и не впустит чужого в свой дом. Какое ему дело до того, что кто-то приехал из Киева к его жиличке?
Что ж, тогда Стахурский будет ждать Марию в саду.
Молчание длилось слишком долго, и пес около будки снова зарычал.
— Индус, куш! — сказал хозяин.
Так же спокойно он может сказать и «Индус, пиль!»
— Что же мне делать? — Стахурский развел руками. — Я только что приехал из Киева и должен сегодня же видеть товарища Шевчук.
Ему странно было выговорить «Шевчук» — он никогда не называл Марию по фамилии; даже там, в отряде, все называли ее по имени.
Хозяин пожал плечами.
Очевидно, придется выйти и погулять перед усадьбой, по улочке над ручьем. Стахурский взглянул на ручей. Это было неожиданно и забавно: русло ручья по другую сторону долины было выше того места, на котором стоял сейчас он, Стахурский.
— Как тут красиво! — сказал Стахурский. — И какая красивая у вас усадьба!
Хозяин промолчал.
Взгляд Стахурского упал на усадьбу за ручьем. Она тоже была живописной в пышном цветении, но выглядела беднее: не было клумб, не было и огорода.
Хозяин проследил за взглядом Стахурского — на домишко, покрытый не то камышом, не то кукурузными стеблями, и презрительно сказал:
— Там живут казахи.
Стахурский взглянул на хозяина и отвел глаза. Хозяин ему не нравился. Взгляд Стахурского остановился на соседнем доме. Это был большой дом, но запущенный, крыша на нем хоть и была крыта тесом, но только с двух сторон, а с двух других сторон крыши вообще не было. Виднелся чердак — зимой там, вероятно, наметало сугробы. Но вокруг на многих домах были точно такие же крыши.
— Какие странные делают здесь крыши… Для чего это? — спросил Стахурский.
Хозяин снова презрительно пожал плечами.
— Они говорят, для того, чтобы чердак проветривался и не разводилась сырость. Но это брехня. Просто — лодыри…
— Там живут казахи?
— Нет, русские.
— А вы разве не русский?
— Нет. Я переселенец… с Украины.
«Земляк», — хотел было сказать Стахурский, но воздержался. Этот человек ему решительно не нравился, хотя все говорило о том, что он рачительный и умелый хозяин. В небольшом дворике было прибрано, в обрыве второго холма, на котором расположился фруктовый сад, были выкопаны землянки, передние стенки их были выложены из кирпича, и навешены двери. За одной дверью хрюкала свинья, другая была открыта — там ровными поленницами лежали нарубленные дрова. Дальше, под обрывом, был устроен навес, и там, на шесте, сидели куры.
Хозяин проследил за взглядом Стахурского и более приветливо сказал:
— Вы из Киева? Мы с вами, значит, земляки.
Стахурский торопливо спросил:
— Когда вы посоветуете мне зайти, чтобы наверняка застать товарища Шевчук?
Хозяин снова пожал плечами.
— Это ни к чему! — сказал он.
