Скорость - Анатолий Гаврилович Рыбин
Мерцалов, закрыв глаза, свистнул: такое, дескать, и мы умеем. Но не успел притушить свиста, как из камеры донеслось:
— Нашел!
— Чего-чего? — уже без ехидства спросил Мерцалов.
— Нашел, говорю, — повторил Зиненко. — Внутренний обрыв. Вот он, пожалуйста!
Молодой голубоглазый электрик взялся двумя пальцами за проводок, слегка покачал его и удивленно хмыкнул:
— Верно, внутренний.
Через некоторое время, когда двигатели были пущены и Зиненко вместе со всеми сошел с тепловоза, его окликнул Алтунин:
— Вы, кажется, хотели со мной побеседовать?
— Да, было дело, — нехотя ответил Зиненко.
— Тогда пойдемте наверх!
В кабинете они разделись, устроились возле стола. Алтунин достал из кармана папиросы, предложил курить. Потом неторопливо спросил:
— Значит, вы специалист?
— Тепловозный техникум перед войной окончил, — сказал Зиненко. — Работал на заводе немного. Затем в армии кое-что приобрел. Там аппараты куда сложнее тепловозов.
— Догадываюсь. Почему же профессию сменили?
— Так получилось. Уговорили на партийную работу.
Алтунин выдохнул сизую струйку дыма и, наблюдая, как она поплыла к полуоткрытой форточке, сочувственно покачал головой:
— Не завидую.
— Да чему же тут завидовать. По неделе хожу за одним человеком. За руку не возьмешь, а сознательность не у каждого.
Намек был ясен. Однако Прохор Никитич не сконфузился. Напротив, он даже улыбнулся.
— А вы идите на производство.
Ошарашенный Зиненко не знал, что ответить. Он смотрел на зажатую в пальцах папиросу и молчал.
— Вы же технику любите. Я вижу.
Конечно, в этом Алтунин не ошибся. В другое время Зиненко с удовольствием поговорил бы с ним и о технике. Но сейчас у него была другая забота: хотелось понять мысли этого человека, его линию.
Алтунин сцепил руки и положил их перед собой.
— Я знаю: вас история с Мерцаловым беспокоит. Думаете, зверь-начальник напал на лучшего машиниста. Так ведь думаете?
— Теперь уже нет, — ответил Зиненко. — Я знаю, что вы предоставили Мерцалову тепловоз, начальник отделения — квартиру. Тут линии сошлись полностью.
— Вы уверены? — спросил Алтунин.
Зиненко пожал плечами: еще бы, факты говорят сами за себя.
— А вот и не угадали, — с глубоким вздохом произнес Прохор Никитич. — Не сошлись наши линии, а еще дальше разбежались. Да, да, разбежались.
— Странно. А что вы о задержке локомотивов скажете? — спросил Зиненко. — Ведь задержки-то бывают?
— Бывают. Но бывает и другое: неорганизованность в движении. Больше скажу. По моим даже торопливым подсчетам, мы сейчас могли бы высвободить одну треть локомотивного парка. Я уже поставил этот вопрос перед управлением дороги. Представляете?
— Не очень, — чистосердечно признался Зиненко, — Я знаю, что товарищ Кирюхин требует больше паровозов, а вы сокращать парк собираетесь. Нет, я в этом деле ничего не понимаю.
— Значит, сами сдаетесь? — оживился Алтунин. — Правильно. Хвалю. Совесть превыше всего. Ею дорожить надо. И знаете что? — он подался вперед и уставился на собеседника. — Идите к нам в цех мастером!
— Как это? — опешил Зиненко.
— А так — приходите и будете работать. Желаете?
— Не в том дело, — Зиненко расстегнул ворот кителя и вытер платком лоб. — Я же задание горкома выполняю. Надо, наконец, разобраться.
— Тогда и разберетесь, — сказал Алтунин, не отводя взгляда от собеседника. — Легче будет. Согласны?
Зиненко умолк.
— Ну ладно, — понимающе сказал Алтунин. — Думайте, гадайте и давайте ответ. Жду…
* * *
Вечерело. Уже горели фонари на площади.
Опустив голову, Зиненко слушал, как под ногами похрустывал снег, как шипели шины машин, проносившихся неподалеку. Хотелось поскорей добраться до гостиницы, упасть на кровать и, закрыв глаза, осмыслить все происшедшее.
Перед самой остановкой троллейбуса кто-то неожиданно заступил ему дорогу.
— Римма! — удивился Зиненко. — Вы зачем сюда?
Она кивнула в сторону Семафорной.
— Держу путь на капитанский мостик.
— Ах, да! — Только теперь он увидел на ней синюю железнодорожную шинель, в которой ее фигура выглядела еще стройнее, чем в обычной одежде.
— Ну и как? — собираясь с мыслями, спросил Зиненко. — С Кирюхиным поладили?
— Полный ажур! Внимание, доверие и отеческая забота.
— Нет, серьезно?
— Конечно, серьезно. — Глаза у Риммы сделались большие, большие. — Вчера, например, он сказал мне: помните, Римма Борисовна, я всегда на посту.
— Как это понять?
— Ну, чтобы не стесняться, звонить, если нужно. Я так поняла. А вы чего хмуритесь, Аркадий Петрович? И к нам не заходите, а?
Не зная, что ответить, Аркадий заторопился на троллейбус.
— Да не спешите вы, уедете на следующем, — сказала Римма и улыбнулась. — А мы, знаете, на воскресенье решили в театр. Семейная вылазка. Пойдемте?
Зиненко посмотрел ей в лицо:
— Чего ради я буду ломать ваш семейный ансамбль?
— Ой, батюшки, «ансамбль»! Ну, пойдемте вдвоем?
— Вдвоем? — Зиненко вздохнул. — Староват я, наверно.
— Вы, староваты? — Римма так громко рассмеялась, что проходившие мимо люди обратили на нее внимание. И в этот самый момент к остановке подошел другой троллейбус.
— Ладно, — уже тихо сказала Римма. — Заходите все-таки. Не забывайте.
— Зайду как-нибудь, — пообещал Зиненко. И еще долго смотрел ей вслед из троллейбуса.
21
— Девушка, девушка! — кричал в трубку взволнованный Сахаров. — Зачем прервали? Дайте редакцию!
Телефонистка долго ворчала, но все же соединила. Уже знакомый женский голос ответил: — Да, да, слушаю.
— Так вот, повторяю, — горячо продолжал Сахаров. — События знаменательные. Во-первых, Мерцалов пересел на тепловоз. Во-вторых, он получил квартиру в новом доме. Прошу подчеркнуть: квартира предоставлена как лучшему машинисту-новатору. Да, да, это главное!
— А что вы скажете о последней летучке? — спросила трубка.
— О чем, о чем? Ах, да, — как бы вспомнил Сахаров. — А какая сторона вас, собственно, интересует?
— Да тут письмо есть. Не очень лестное, правда.
«Ах вон что, — поморщился Сахаров. — Понятно». Он вынул из кармана платок и вытер вспотевшее лицо. Чтобы заполнить паузу, подул в трубку, потом стал объяснять:
— Партком знает, принимает меры. Кое-кого тряхнуть придется. Не без того, конечно. Главное, чтобы горел светофор. Сами понимаете. А что касается печати, учить не буду. Одним словом, прошу не поскупиться…
Закончив разговор, Сахаров расстегнул китель. Весть о письме в редакцию испортила ему настроение. «И что за люди такие, — рассуждал он с возмущением. — Даже честью коллектива не дорожат. Удивительно. Ну ничего, будем воспитывать».
Сахаров придвинул к себе городскую газету. Прикинул, как будут выглядеть в ней его сообщения. И вдруг вспомнил, что не догадался попросить прислать фотографа. А как было бы хорошо: в одном номере газеты — «Мерцалов на тепловозе», в другом — «Мерцалов на новой квартире». И производство, и быт. Все, как положено в современных условиях. «Придется позвонить еще раз», — решил он и протянул руку к телефону. Но кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — недовольно
