Виктор Вяткин - Последний фарт
Вензель привязал к плоту последнее бревно, сел и набил трубку. Петька спустился к реке. Полозов решил, что, пока они отдыхают, он подготовит бревна. Он подсунул между прокладками ломик, пошевелил. По склону берега бревна покатились к воде…
— Берегись! — крикнул Иван, и в ту же минуту за кустом у воды ахнул Петька: сбило!
Иван подпер ломиком кладку и кинулся к реке. Рядом с барахтающимся Петькой уже торчала голова Федота. Полозов продрался через кусты и бросился в воду. Федот уже вытащил Петьку. Он сидел и бессмысленно озирался. Все случилось так быстро, что он не успел прийти в себя. Федот выжал одежду и спокойно закурил, будто ничего и не произошло.
— Теперь гони! Разогреться надо.
Перекатали последний штабель. Полозов вытер лицо и крикнул:
— Федот! Иди с Петькой в поселок. А мы поплывем. Плоты встречайте, поможете причалить. — Он повернулся к Миколке. — Ну, Хаз-Булат, ты с нами?
— Не-е-е-е, я с Федотом. Утонешь с тобой, однако.
Полозов сбежал к Вензелю в воду и стал крепить плоты.
— Веревку!.. Скобу сюда!.. Вот так! — распоряжался он, стоя по грудь в воде. — Пропускай конец низом! — И, набрав воздуха, нырнул под плот.
Канов проверял крепление, хмурился:
— Все хлипко. Токмо смерти искать, — бормотал он тихо.
— Смерти? Какая смерть! — Иван вылез на бревна.
Покурили. Проверили еще раз крепления, и Полозов скомандовал Вензелю:
— Давай, старина, на задний плот, к рулю, А мы с Кановым впереди на шестах.
Старик установил рулевое весло. Полозов отвязал причальные концы и оттолкнулся шестом. Поплыли. Замелькали кусты, деревья, заводи.
— Славно, черт возьми! Только направляй шестами, чтобы не развернуло.
Скоро показался поселок.
— Бей влево! К берегу! К берегу! — Полозов так упирался шестом в дно, что трещала рубаха.
Иван всмотрелся в толпу, что встречала сплавщиков. А вот и Петька. Бежит к берегу, размахивая руками. За ним Миколка. Где же Леночка? Ага-а! Вон стоит у своего дома.
— Э-э-э-э… — лихо кричит Петька, остановившись у дерева. Там же и Федот. Значит, тут причаливать.
— Держи-и! — Полозов метнул моток веревки прямо в руки Петьки и стал сбрасывать кольца каната. Пока Петька выбирал канат, Федот уже закрепил конец за лиственницу. Плоты дрогнули и стали разворачиваться.
— Ловко мы их? — Полозов выскочил на берег и помог Канову.
На берегу было много людей. Что-то случилось. Он взглянул на бухту. Так и есть: пришел пароход. К Полозову подошел бывший писарь комитета.
— Волостная управа аннулирует соглашение о поставке леса.
— Что это значит? — подался к нему Полозов. — Какая управа?
— Все, господа ревкомовцы! Хватит, повластвовали. Сегодня создана волостная земская управа согласно предписанию.
На островке под корневищами лиственницы, принесенной паводком, догорает костер. Сырая головня, шипя, струит ленточку дыма. Лиза поправляет палочкой угли. Федот деловито чистит котелок после ухи. Лена лежит на ветках лозняка и смотрит в небо. Полозов сидит рядом и отгоняет от нее веткой комаров. Невдалеке, уткнувшись носом в гальку, чернеет лодка.
На редкость теплая ночь. Уже багровеет восток, наступает тихое утро. Хорошо сидеть и слушать, как пробуждается день.
— Странно, почему мы раньше не отдыхали на берегу? Это же так здорово, — оглянулась вокруг Лиза.
Вчера Лиза получила бодрое письмо от Мирона, пожалуй, первое такое за все время. Он сообщал, что в Охотск прорвался небольшой отряд красноармейцев, присланный из Якутска Советом. Большевики снова захватили власть, создали военно-революционный комитет и вышли из подполья.
Его настроение передалось Лизе.
Вечером она уговорила всех поехать на прогулку вверх по реке. Вышли в полночь. Лодку поднимали по-бурлацки. Пели «Дубинушку», веселились.
Наловили хариусов, приготовили отличную уху и теперь отдыхали.
За сопками уткнулись в небо желтые лучи солнца. Вспыхнули вершины гор. В кустах чирикнула птичка. Одна… другая… Скоро день хлынул в долину. Лиза протянула Полозову руку.
— Помогите встать! — Он подхватил ее за локти, поднял.
Лена резко вскочила, подбежала к воде, зачерпнула ее ладонью и брызнула на Ивана, затем на Федота. Тот и головы не поднял. Она снова зачерпнула воды и полила его склоненную голову.
— Лена, не шали! — пытался ее урезонить Полозов.
— Почему? А вот буду! Чего он молчит? — крикнула она.
— Прохладная вода. Приятно! — равнодушно отозвался Федот.
— Ах, приятна? — Она стала брызгать в него пригоршнями. — А теперь?.. А теперь?.. — смеялась она.
— Теперь нет! — все тем же тоном ответил Федот и поднял голову: — Теперь нет.
— Лиза, Иван! Вы посмотрите! Федот, оказывается, умеет сердиться! — радостно воскликнула она.
— Нет, — невозмутимо бросил Федот и склонился над трубкой.
— Ах так? Ну, хорошо же! — Лена зачерпнула воду в обе ладони, подбежала и вылила ему за воротник.
— А теперь вы разозлились?
— Нет, но вы можете простудить руки. Побереглись бы!
— А вам жалко, да?
— Нет! Руки-то ваши.
— Да что вы бесчувственный такой? — уже досадовала она. — Поругайте, что ли, если не умеете сердиться. Прикрикните!
— Я давно ругаю вас, жалея, ругаю. А разве вы не улавливаете? — спросил Федот.
— Леночка, — подошел к ней Полозов. — Что сегодня с тобой?
— Ты тоже хочешь? Хорошо! — И Леночка принялась брызгать на Ивана.
— Ну, Леночка! Ты слишком… Нельзя так, — подошла к ней сестра.
— Можно! Когда весело, все можно! — засмеялась Лена. — А сегодня весело. А ты почему заступаешься? — И принялась обливать Лизу.
— А вот это я не позволю, — загородил Лизу Полозов.
— Драться со мной будешь или как? — Леночка смотрела на него с вызовом.
— Лизу обидеть тебе не дам, — шутливо ответил он и, распахнув куртку, прикрыл Лизу полами. — Вот так, Лиза у нас самая добрая, хорошая.
— А я? Я, выходит, — плохая? Тогда идите пешком. — Лена бросилась к лодке. — Вот ваша рыба! — Она отбросила кукан, оттолкнулась от берега. Федот в несколько прыжков по воде догнал лодку и привел ее на старое место.
— А теперь быстро за рыбой. Ну-у! Слышите? — проговорил он тихо, показывая на уплывающий кукан.
— Иван! Выручай! — крикнула Лена, смеясь. Полозов вскочил, но Федот властным движением руки остановил его.
— Нет, пусть сама. — Он подтолкнул Лену. — Идите! Вышвырнули, вот и доставайте!
— Федот, вам меня не жалко? — сразу притихла Лена.
— Нет, не жалко.
Лена побрела по воде. Она поймала конец шнурка, подтащила кукан к берегу. Федот подбросил в костер дрова и, легко подхватив Лену на руки, поставил у костра.
— Грейтесь.
Глава третья
Ранние заморозки убили лист. Сквозь оголенные кусты видно было Буянду. Скоро должно было показаться стойбище оленевода Громова. Гермоген покурил.
Не вернулась Маша в юрту старика. Не пришел с берега Миколка. Все лето Гермоген крепился, ждал. Дошел слух до старика, что Маркел с хозяином побывал в Оле. Не выдержал дед, собрал узелок и направился к Слепцову той дорогой, что проходит мимо юрты Маркела.
Потянуло дымком. У юрты Громова старик увидел якутских лошадей. Гермоген досадовал, что у оленевода гости, но все же вошел. Гости были в желтых кожаных рубахах и таких же штанах. У одного, что повыше ростом, лицо было длинное и чисто выбритое. У второго — окладистая борода. Длиннолицый уговаривал Громова ездить по тайге с его товарами.
— Хозяином торговли станешь, — пояснил бородатый.
— Понятны твои мысли. Но если придут чужие, что буду говорить!
— Разве ты не кочуешь? Как можешь знать, что делается в тайге? — засмеялся бородатый. — Придет шхуна, дашь нарты, перевезешь машины, будешь людям давать мясо и все. А каких друзей приобретешь!
— Так можно, пожалуй! Хитрый ты, однако, — согласился Громов.
Гермоген покашлял, привлекая внимание. Громов обернулся, заулыбался:
— А-ааа! Входи, входи, старик. Садись, каковы новости?
Гермоген сел у входа. В бородатом старик узнал купца Попова.
— Хорошие вести искать надо, а плохие и комар разносит по тайге, — ответил Гермоген. — Ты торгуешь землей, как оленями.
— Все сердишься, милейший? — усмехнулся Попов. — Большевики разорили страну: ни продуктов, ни товаров. Великий голод ждет стариков, детей, Америка близко, богатые купцы помогут. Жить то ведь хочется, а?
— Да-да, старики, дети, — пробормотал старик. — Ты о них печешься? Лиса, разрывая мышиную нору, думает о детенышах? Зачем пришел ты с чужеземцем? Что надо здесь чужим людям?
Громов вскочил.
— Зачем обижаешь нужных людей? Уйдет американ, где возьмем чай, муку, табак? Уж не сделался ли ты большевиком, как твой внук, чтобы протянуть руку к чужому?