Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин
— А товарищ Дергачев тут! Пусть он сам выскажется по этому поводу.
По залу прокатился шепоток, может, кто не знал, где Дергачев. А может, просто люди делились впечатлением о том, как Умаров ловко увильнул от ответа на самый важный вопрос.
— Ну что ж. Послушаем товарища Дергачева, — сказал представитель комитета.
Я знал, что на таких совещаниях надо говорить как можно короче. У меня был заготовлен листок с планом выступления. Халима переписала мне его на машинке, и я, чтобы не сбиться, начал читать по листку. Не спеша, для разминки, я указал на наиболее важные узлы типовой схемы, отметил меры по усилению швов и конструкций, которые на наш взгляд необходимы в домах повышенной этажности: дополнительный расход металла и так далее. Затем перешел к главному — к диаграмме сейсмоустойчивости панельных домов. Когда я, заканчивая свое выступление, сказал, что недалеко то время, когда мы увидим Ташкент новым городом — городом высоких зданий, — в зале раздались аплодисменты.
После моего выступления был объявлен перерыв. Во время перерыва все подходили ко мне, жали руку, поздравляли. Я понял, что многие мне симпатизируют. Выступлением своим я приобрел среди своих собратьев-строителей известность и — главное — друзей. И первым из них был Кочергин. До этого какие у нас были отношения? Федор Федорович был для меня начальником. Я знал, что у меня хороший начальник треста; Федор Федорович знал, что в тресте у него есть такой Дергачев, хороший, толковый бригадир. Но тут, когда объявили перерыв, Кочергин первым подошел ко мне, поздравил:
— Молодец, сапер! — Я это на радостях вместе со всеми спешу к выходу, а Федор Федорович на листы ватмана показывает: — Сколи, пригодится для диплома.
Я был теперь уже на четвертом курсе заочного отделения строительного института. Думать о дипломе было рановато. Однако Кочергин заставил меня сколоть со щитов схемы узлов и таблицы. К слову, они действительно потом пригодились. Но со щитов я снимал их без особой охоты. Мне не терпелось выйти из душного помещения на волю, увидеть Халиму. Федор Федорович заметил мою медлительность, стал помогать мне. Пока мы вместе с Кочергиным снимали таблицы и свертывали листы ватмана в рулоны, ко мне подходили люди — знакомые мне, москвичи, и незнакомые, ташкентцы. Пожимали руки, говорили: «Молодец, Иван!» или «Салям, Иван!»
После перерыва выступали очень серьезные люди: директор проектного института из Ленинграда, начальники строительных трестов из Киева и Краснодара. Доклады утомили всех. Правда, повеселил нас какой-то старик архитектор. Он не вникал в спор, для него ясно было, что будущее за прогрессивным строительством. Но, пошутив и побалагурив, он заговорил и о серьезных вещах. Он сказал, что для возведения современных зданий необходимы новые строительные материалы, легкие, теплоустойчивые заполнители — стеновые панели, перегородки. Он обрушился на нашу строительную индустрию и наговорил бог знает чего… Сказал, будто мы в этом деле отстали от Америки на два-три десятилетия.
Опять наступило молчание.
— Кто хочет слова? — спросил председательствующий.
— Можно?! — звонкий женский голос.
Вижу, в третьем ряду от меня встает Халима. Мне казалось, что я знал эту женщину, ибо видел ее во всякие дни — и в радости, и в горе. И все-таки, когда Халима шла по залу — легко, гордо, словно не шла, а парила, — я поймал себя на мысли, что еще никогда не видел ее такой. Не хочу говорить избитые слова: мол, была красивой. Другое было в ее облике — одухотворенность. Нет! Сильнее, значительнее — одержимость! И я подумал, что Сабиру было с ней нелегко, что она верховодила им.
— В старые времена… — начала она звонко, чуть жестикулируя. — В старые времена инженер строил мост. Первый паровоз идет по мосту — инженер под мостом стоит: фермы смотрит, опоры смотрит, не дадут ли они трещины… — Когда Халима волновалась, она говорила очень быстро, и в ее речи нет-нет да и слышался акцент. — Устоят опоры, выдержат фермы — цветы инженеру! Жестоко? Но это лучший способ проверки надежности. К сожалению, не я строю дом. Строит товарищ Дергачев, прораб Филипченко. Все знают, я пережила наше несчастье. И вот я вам что скажу: за работу бригады Дергачева я ручаюсь. Боитесь? Сомневаетесь, устоит ли пятиэтажка при новом толчке? Давайте мне квартиру в доме Дергачева. Хоть на первом, хоть на пятом этаже. Готова жить в таком доме! Готова жизнью своей доказать его надежность!..
Она сошла с трибуны, тряхнула косами и вернулась на место, где сидела.
В президиуме сначала засмеялись, потом зааплодировали.
Вы можете представить мое состояние. С какой благодарностью я смотрел на Халиму! Как я любил ее в эту минуту!
Большинство участников конференции высказались за строительство города современными, передовыми способами. Как только конференция закончилась, я отыскал Халиму, стал благодарить и поздравлять ее. К нам подошел Кочергин. Федор Федорович раскланялся с Халимой, первым делом спросил о мальчике, Рахиме, а потом уже стал говорить о ее выступлении, что ее горячие слова подействовали на всех больше, чем выкладки ученых. Мне смешно было видеть нашего угловатого, иной раз угрюмого начальника треста в роли учтивого, веселого кавалера, а именно таким он хотел казаться Халиме.
— А что, друзья! — оживленный более, чем всегда, сказал Кочергин. — Время еще не позднее. Не отметить ли нам вашу победу? Давайте закатимся куда-нибудь за город в хороший ресторанчик и посидим часок-другой. А то, признаюсь вам по секрету, я завтра улетаю обратно в Москву.
Как ни хотелось мне провести этот вечер наедине с Халимой, я не осмелился отказаться от предложения Кочергина. Я мало знал город, а где какие рестораны, и вовсе не имел понятия.
— Поедем в «Юпитер», — предложила Халима.
Мы поехали в «Юпитер» и провели там весь вечер, Федор Федорович был очень доволен. Мы засиделись допоздна, но Кочергин все не хотел нас отпускать. Наконец в просторном зале ресторана, где мы сидели, погасили люстры, давая понять, что время уже позднее, и мы стали собираться. Федор Федорович вызвал машину; мы отвезли Халиму домой, на Текстильную, и Кочергин, с которым мы очень сблизились в этот вечер, предложил мне полюбоваться ночным городом. Мы изрядно поколесили по притихшему Ташкенту. Улицы города походили на огромную строительную площадку. На многих объектах работы не прекращались и ночью. Всполохи огней электросварки высвечивали высокие фермы подъемных кранов, серые лоскуты панельных домов. Я смотрел на эти дома, возвышавшиеся на месте недавних развалин, и думал: эка, черт! Сколько мы понастроили за лето!
Федор Федорович высадил меня из машины возле университетского сквера. Было уже далеко за полночь. Кочергин приказал шоферу ехать в гостиницу. Но я не очень уверен, что Федор Федорович
