Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Бесспорно, если ошибка в соединительном узле — это ошибка потаповская, его рискового решения, и взгреют неминуемо. А письмо, кстати, сформулировано таким образом, что ошибка именно его… Между прочим, выяснение еще не начато, а выводы уже сделаны!
Ушки ваши видны, Олежек!
И с этим надо немедленно идти к Стаханову: вот такое письмо и вот такой состоялся разговор с Лоховым…
Кажется, он даже успел встать из-за стола. Его поймал включившийся переговорник.
— Сан Саныч, к вам пришли, — сказала Лена.
— А уйти не могут? — спросил он с жесткой приветливостью. — Я же, Ленок, просил: только после обеда!
— К вам Олег Петрович.
Чего это пришел он? Просить мира? Ох нет… Скорее договориться о сепаратном соглашении. Потому что его позиция вдруг оказалась похуже моей: может, удалось бы уже исправить эти неполадки, а ты, голубчик, тянул… Нет, Олег Петрович! Не видать тебе ничего сепаратного. Я, как известно, борец за абсолютную истину, искатель Грааля.
— Лена, зови!
Олег крепко прикрыл за собою дверь, потом подошел к столу, почти вплотную к Потапову.
— Разговорником интересуешься? — спросил Потапов. — Так он выключен. Секретных магнитофонов не имею.
Олег чуть покраснел.
— Тем более что магнитозапись не может быть использована в качестве вещественного доказательства. — Он сделал паузу. — Я, Сан Саныч, буду предельно краток…
— Для того, чтобы быть предельно кратким, не надо говорить, что ты будешь предельно краток.
— Брось это. И послушай. Машина запущена, помочь тебе я больше ничем не могу… Впрочем, только одним, вот этой информацией. Я сейчас разговаривал с Лоховым. И теперь время обнаружения неполадок совпадает с временем отправки письма. Так что не ставь себя в глупое положение.
Потапов ясно услышал, как у него в голове прыгает тяжелый пинг-понговый шарик… Что же ему теперь делать? Кричать на комиссии: не верьте, все подстроено? А Олег в ответ: «Врете, Потапов!» А он в ответ: «Сами вы врете!»
Но это, конечно, так, фантазии. Вернее, бред. Он проиграл. И единственное, что ему теперь оставалось, навесить Олегу с правой по челюсти. А впрочем, не было и такой возможности… Он сказал:
— Пошел вон отсюда!
— Ты начальник, я дурак. Я начальник, ты дурак… — и человек, который раньше был его товарищем, Олегом, ушел…
Снова он явился домой поздно, потому что работал как проклятый, вечером старался нагнать то, что не успел во время изорванного в клочья дня. А зачем, и сам не знал! Так или иначе, пока будет идти разбирательство, его от должности отстранят. И новый и. о. Генерального снова начнет решать те же вопросы, только на свой лад.
Часов около девяти вечера в кабинете Лугового зазвонил телефон. Элка, подумал Потапов. Прежде она имела такое обыкновение — гнать его телефонными звонками домой. Но тут же он сообразил, что это не может быть Элка. Ведь она не знала, что он сидит теперь здесь.
— Привет! — сказала Элка. — Ты что это у Лугового делаешь?
— Как что? В преферанс играю, — ответил Потапов.
— Саш, ты придешь вообще сегодня? Мне нужно с тобой поговорить!
Верно! Она ведь утром еще порывалась.
— Алик, извини. Через сорок минут буду.
— Ладно уж, — она смягчилась. — Не строй перед начальством примерного семьянина. Сереже Николаичу привет, — и положила трубку.
Напоследок он раскрыл папку с документацией испытаний. Тех самых… Впрочем, не нужна была ему и эта папка. Он помнил все, как говорится, наизусть — и по документам и по фактам.
Это было в конце марта. Они с ПЗ прилетели ранним утром и прямо с аэродрома поехали на завод. «Прибор» был прекрасен — могучий, удивительно красивый. В его приземистости, кубической угловатости, в каждой его линии чувствовался особый строгий разум, который, наверное, Потапов и называл про себя красотой. Он, в общем-то, хорошо представлял себе этот новый «прибор», когда читал описания, смотрел чертежи и эскизы. Но вживе, в натуральную величину, «прибор» оказался просто неотразим, ей-богу!
Да, он был всем хорош… Только почему-то без трубы.
Еще прежде чем Потапов успел высказать свое недоумение по этому поводу, он заметил, что над ним и ПЗ буквально вьются и роятся смежники — ребята из параллельной конторы, которые занимаются именно трубами. Дирижировал этим роением, между прочим, сам директор завода товарищ Ильин.
ПЗ, большущий дока по таким вопросам, сразу сказал:
— Ну-ка давайте смотреть документацию, товарищи! — И тотчас состроил каменное лицо.
Так оно и вышло. Труба документации не соответствовала!
Не будем говорить, что дело это обычное. Однако все ж скажем: дело это встречающееся… У предприятия-изготовителя не нашлось достаточной точности приборов, и попал в необходимый для трубы сплав еще некий компонент… А может, и не попал. Приборы этого просто не знали — они были недостаточно точны. Глуповаты для столь тонкой работы.
Естественно, предприятие-изготовитель делало такой сплав не без согласия заказчика — ребят из параллельной конторы.
Вы спросите: а зачем же они давали согласие?
С планом горели! Передавать заказ было уже некогда и некому. И тогда ребята из этой несчастливой параллельной конторы посчитали новый сплав, и вышло у них: не ухудшит гипотетическая примесь качество трубы!
Теперь трубачи жаждали испытаний. Потому что, если испытания не состоятся — по их вине! — тут, ясно, костей не соберешь. И у товарища Ильина был свой резон: план по испытаниям, квартальные, тринадцатая зарплата. Какой же ты будешь руководитель, если не дашь людям всего этого!
Такова оказалась раскладка сил. Трубачи божились, что они все перепроверили сто пятьдесят раз, и предлагали дружно вникнуть в их выкладки, чтоб убедиться. Ильин (который никакой, в общем-то, личной ответственности не нес) старался держаться объективистом. Но говорил при этом: я неоднократно проверял — должно работать.
Во всей этой компании если кого-то и гильотинировали бы в случае неудачи, так это Потапова и ПЗ. И потому ПЗ сразу и четко заявил:
— Я, товарищи, своего согласия на испытания не даю и не дам. Даже не будем зря ругаться. Утверждайте на эту трубу новую документацию — тогда пожалуйста!
Но утверждение новой документации — это время! Значит, дело стоит, план горит… План всего министерства! Ну и, конечно, горят застрельщики вышеозначенного мероприятия.
Все это понимал Потапов. И он жалел план, жалел ребят-трубачей, жалел и саму трубу, которая (если б действительно она прошла испытания) могла оказаться прямой кандидаткой на Государственную премию, поскольку при серийном выпуске упрощенная технология дала бы миллионные прибыли.
Вечером в номер к Потапову пришел трубач. Он был всего лет на пять старше Потапова, тоже зам своего Генерального.
